Отцы и дети

Православный опыт преодоления извечного конфликта

Доклад на Третьей международной конференции «Амвросиевские чтения» «Христианская семья в секулярном мире»
(12—14 сентября 2010 г., Милан, Италия)

ФИЛИПП (Осадченко),
Архиепископ Полтавский и Миргородский,
Председатель Миссионерского отдела
при Священном Синоде Украинской Православной Церкви,
Ректор Полтавской Миссионерской Духовной Семинарии

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства!
Всечестные отцы! Братья и сестры!
Дамы и господа! Друзья!

Каждый из нас связан с семьей прочными узами. Все мы — чьи-то дети и внуки, некоторые из нас — родители, деды. И насколько мы взрослеем, настолько все более ощущаем ценность семьи. Пренебрегавшие в молодости родителями, которые, как казалось, излишне опекают своих детей, повзрослевшие уже немолодые люди начинают ценить ту родительскую любовь, которой не замечали ранее. Спешившие вырваться из круга семьи — «на свободу», как казалось, — с течением времени все чаще стремятся, бросив все, возвратиться к семейному очагу. Боявшиеся семейного быта по прошествии многих лет начинают вдруг видеть все его достоинства, забывая о мнимых недостатках.

Прошедшие больший или меньший жизненный путь с его утратами и приобретениями, понимаем мы и глубину слов святителя Иоанна Златоуста: «для того Он [Господь — а. Ф.] и вложил такое влечение в природу родителей, чтобы поставить их как бы в неизбежную необходимость заботиться о детях. И самим детям Он заповедует многое относительно их родителей, награждая послушных, а неблагодарных наказывая, и таким образом делая их еще более любезными их родителям» — мы еще вернемся к словам Златоуста о глубине и промыслительном значении мистической связи родителей и детей.

Однако именно в семье рождается, возрастает и формируется окончательно удивительное противоречие, называемое по русской традиции конфликтом отцов и детей. Иван Сергеевич Тургенев, разумеется, не «изобрел», не «придумал» это словосочетание — оно было и ранее. Но именно после одноименного романа Тургенева конструкция «конфликт отцов и детей», или «проблема отцов и детей» стала устоявшейся.

Конфликт, на первый взгляд, вполне понятный и оправданный: конфликт поколений, борьба старого и нового, соперничество между приходящим и уходящим, противоречие прогресса и консерватизма... Все, в принципе, верно. Кроме того только, что именно этот конфликт рушит ту особенную кровную связь, которая объединяет людей. Война отцов и детей не просто портит жизнь, или, скажем так, «снижает качество жизни» — она приводит к глубоким деформациям сознания как старшего, так и младшего поколения. Одновременно страдает весь социум.

В безуспешных попытках удержать молодых от ошибок сгорают родители. В не менее безуспешных попытках «продвинуть» родителей и «расширить горизонты сознания предков» мучатся дети. Непонимание и взаимная озлобленность — вот первые плоды конфликта. Когда же проходит время, и дети сами становятся родителями, жизнь наносит отсроченный удар, и бывшие дети от своих уже детей получают, в принципе, все то, что чуть раньше бросали в лицо родителям. И: либо рыдают в запоздалом раскаянии от того, что в молодости были так глупы; либо пытаются ворчать, что, мол, современная молодежь совсем испортилась — «в наше время было все не так...».

Попытками устранить извечный конфликт пестрит вся история человеческой мысли. От лет древних и до сегодня выдумываются все новые и новые способы, как бы вернее этот конфликт обойти, а, единожды возникший, уже погасить поскорее.

Особенно значительными представляются с христианской точки зрения попытки решения вопроса с позиций «достоинства ребенка». Говоря о «значительности» попыток, я вовсе не имею в виду всегда нечто абсолютно положительное. Просто манипуляции с понятием «достоинства ребенка» настолько серьезно претендуют на некую универсальность, и одновременно так сильно расшатывают устои традиционной семьи, что на них следует посмотреть с христианской точки зрения — и не просто оценить, но и, если необходимо, предложить разумную альтернативу. Этим, собственно, я и предполагаю заняться в течение моего сообщения.

Предлагается все отношения в семье строить с учетом именно достоинства ребенка, как полноправного участника всех видов и форм внутрисемейных отношений. Например, ребенок вправе оценивать воспитательные действия родителей и, в меру своих сил, не просто влиять на них, но фактически принимать участие в собственном воспитании.

Отсюда, например, появляются удивительные факты из деятельности системы так называемой ювенальной юстиции — вплоть до решений об изъятии ребенка из семьи на основании мнения ребенка о том, что в семье ограничивают его свободу.

Отсюда же проистекает и перманентная реформа системы образования, которая предусматривает полноценное участие ученика (студента) в собственном образовании и воспитании — например, свободный выбор большого количества предметов для изучения, возможность смены преподавателя и так далее.

Достоинство ребенка объявляется настолько самоценным, что вокруг него, собственно, и начинает вращаться в семье, в системе образования и воспитания абсолютно все.

Зигмунт Бауман, автор интересной работы, посвященной достоинству ребенка (в контексте педагогических взглядов Януша Корчака), говорит: «Достоинство — человечество людей». Но этот же автор отмечает: чтобы стать человеком, ребенок должен перестать быть ребенком. Налицо явный парадокс, вернее, антиномия, которая дорого обходится нашим светским педагогам. Человечество — это достоинство. Детство — не человечество. Итак, детству достоинство... не присуще? Напротив, все (вернее, большинство авторов педагогических и семейно-социальных теорий, техник и методик) утверждают необходимость утверждения человеческого достоинства ребенка. Человеческого, которое еще не присуще ребенку? Достоинства, которого у ребенка по большим меркам вроде и нет?

В чем же дело? А в том, что само понятие «достоинства» сейчас становится некоторым фетишем, идолом, которому можно поклоняться, которому, по правилам, можно даже приносить жертвы — например, достоинство тех же родителей, преподавателей и воспитателей.

Прав ли Бауман? Я не поспешу ответить на этот вопрос.

Подумаем: из чего проистекает достоинство ребенка, и чем оно определяется? Просто самим фактом принадлежности ребенка к виду Homo sapiens? Или относительно меньшей (в сравнении со взрослыми) защищенностью личности ребенка или молодого человека? Или неким абсолютным правилом, согласно которому всякий человек просто имеет достоинство?

Подумаем: в каждом языке есть, например, выражения: «недостойный человек», или: «это ниже человеческого достоинства». Выходит, достоинство не имеет самоценности? Значит, какие-то поступки лишают человека его достоинства, присущего вроде бы ему уже по праву человечества?

С другой стороны сегодня было бы большим преувеличением говорить о ребенке и молодом человеке как о малозащищенном существе. Та же система ювенальной юстиции иногда настолько умаляет права и достоинство родителей, что впору думать о создании некой «антисистемы». Да и то: насколько объективно можно определить степень незащищенности того или иного члена общества: кто более беспомощен — сильный и не по годам дерзкий юноша, требующий денег на наркотики и пустые развлечения, или его болезненная мать, в поте лица зарабатывающая копейки на пропитание и одежду для сына-бездельника?

Наконец, откуда в принципе происходит достоинство: из биологической (видовой) принадлежности? Из возраста? Посла? Национальности? Но ведь сколько раз человечество убеждалось, что понятие достоинства, основанного на биологии или чем-то социальном, является понятием по меньшей мере двусмысленным и не всегда оправданным. Более того: биосоциальное обоснование достоинства ведет к извращению самого понятия, приводит к злоупотреблениям.

Удивительно, но все утверждения на первый взгляд правильной теории абсолютного достоинства ребенка не имеют, как кажется, под собой оснований. То есть: да, безусловно, ребенок обладает достоинством. Но оно не самоценно, не абсолютно, и, что главное, не имеет под собой твердого основания.

Что же, ребенок — недостойное существо? И только, когда он станет взрослым [конец детства], только тогда пойдет речь о приобретении им достоинства?

Нет! Важен вопрос именно этиологии достоинства человека вообще и ребенка в частности. И я со всей ответственностью должен сказать: пока мы не скажем о Божественном происхождении достоинства, мы не придем к результатам.

Достоинство человека вообще, и ребенка в частности происходит, во-первых, из самого происхождения человека. Если принять, что человек есть только высший из приматов, то его достоинство должно быть рассматриваемо только как достоинство высшего примата, в ряду многих млекопитающих — кошек, собак, свиней... Если принять социальное происхождение достоинства, то, ввиду крайней изменчивости социального компонента, придется вообще говорить о некоей эфемерности самого понятия «достоинство».

Но если мы скажем о том, что Бог создал человека «по образу Своему, по образу Божию» (Быт. 1. 27) — ситуация изменится. Высшее достоинство Бога определяет и высокое достоинство человека. Пусть и затемненное действием греха, искаженное страстями, это достоинство имеет свойство не только абсолютности, но и некоторой над-личности: из Божественного происхождения человека и высокого достоинства отдельной личности и все человечество вообще достойно! Более того, достоинство человека может и возрастать, по мере приближения человека, как Образа Божия, к Подобию Божию — а может и уменьшаться. Однако никогда человеческое достоинство, происходящее из богосотворенности человека, не может быть равно нулю — никто из людей не может быть признан совершенно лишенным этого достоинства.

А отсюда следует нечто весьма важное. Если достоинство человека происходит из его богообразности, то и для полной реализации потенциала этого достоинства следует человеку развиваться именно так, как велит Первообраз, в духе Заповедей Божиих, по Евангелию.

Здесь мы найдем и ответ на вопрос о наказании неразумных детей. Сегодня эта тема остра как никогда. В связи с широким распространением системы ювенальной юстиции общество все больше интересуется, как обстоят дела с воспитанием, не применяются ли в его процессе методы, унижающие достоинство ребенка.

Особенно это касается применения физического воздействия на ребенка, от шлепков до порки — насколько это и унижает человеческое достоинство ребенка, и способствует воспитанию в нем неприязни к родителям, озлобления и, в конечном счете, не служит ли основой будущего конфликта поколений — почти во Freud’овском понимании комплексов?

Социологические исследования отмечают крайне высокую частоту физического воздействия на детей: до 90% родителей в 1985 году подтвердили, что били своих детей в процессе воспитания, и 80% взрослых отметили, что их также шлепали в воспитательных целях.

Но в современном пособии по детской (педиатрической) психологии отмечается тот факт, что сложно определить грань между наказанием и жестоким обращением с детьми. Если принимать жестокое обращения только как действия, оставляющие следы на теле ребенка, то огромное количество действительно жестоких действий не попадут под эту марку. С другой стороны, часто дети не в состоянии адекватно оценить, насколько жестоки действия их воспитателей. Да и сами родители не всегда в состоянии верно оценить свои действия: рассудительное наказание это, праведный гнев или слепая ярость?

Ответить на этот вопрос также возможно только в христианском ключе. Слово «наказание» в исконном его славянском смысле означает «наставление», «научение», «вразумление» — греческое «παιδεία». Но избрать меру наставления, научения и вразумления возможет только тот, кто имеет от Духа премудрости (Еф. 1. 17) — кто причастен Богу. Снова мы приходим к тому, что без христианского опыта стяжания, приобретения Святого Духа строить правильные взаимоотношения в семье невозможно.

Таким образом, мы свидетельствуем, что детское достоинство может быть рассматриваемо:

а) только в контексте семьи (вне семьи это просто детеныш homo sapiens, а не ребенок), причем именно классической, т. е. христианской семьи — с родителями и детьми, а не с равными партнерами, только различными по возрасту;

б) только с осознанием факта детства ребенка (а не его взрослости).

Однако из обсуждаемых ранее пунктов (о божественном происхождении достоинства ребенка и исключительно христианских способах воспитания в духе Заповедей Божиих) и из приведенных выводов следует и еще один, важнейший. Если достоинство ребенка происходит от его Первообраза, и путем воспитания может стать только путь заповедей, то в основании внутрисемейных отношений, как в направлении «дети — родители», так и «родители — дети», является путь послушания и ответственности. Тут кроется и ответ на антиномию Баумана.

И здесь мы приходим к мысли о том, что в семье заложено некое неравенство, и оно лежит как раз в начале семьи. Родители не равны детям, а дети — родителям. О равенстве не может быть речи в силу совершенно естественных процессов. Ведь, к примеру, детство и большýю часть юности родители питают и одевают своих чад. Дети зависимы от родителей (а зависимость грудных детей и младенцев от родителей практически витальная — без помощи старших маленькие дети просто обречены на гибель). По законодательству всех просвещенных стран, до определенного возраста от имени детей выступают их родители или опекуны как законные и полноправные их представители. Только с совершеннолетия наступает пора большей свободы.

Итак, в этом дети меньше своих родителей. Кроме того, следует признать, что дети и менее развиты. Наконец, дети — это бесспорно! — намного менее опытны, вернее, в сравнении с родителями, неопытны совершенно. Родители не только сильнее и опытнее, но и мудрее, и просто умнее своих детей — потому родители за детей и отвечают.

Дети же обязаны родителям долгом послушания. Святые отцы связывают любовь и почтение к родителям не только с божественным происхождением этого, но и с тем еще, что почитание родителей научает почитать Бога. Относительно первого преподобный Ефрем Сирин пишет: «Изо всех сил чти отца твоего, и не нарушай уставов того, кто родил тебя о Господе». Златоуст же добавляет: «Немалая награда ожидает нас за почтение к родителям; нам заповедано чтить их, как владык». Относительно же второго тот же автор замечает: «неразумные в отношении к Богу презирают и родителей... Служащие Создателю оказывают и родителям многую честь». Также и святитель Григорий Богослов восклицает: «Легко отречется и великого Бога тот, кто отрекся отца». Преподобный Нил вообще говорит: «если чтишь Бога... в продолжение всей жизни бойся отца и матери».

Вот именно такие отношения и являются в семье естественными, и они служат противоядием от конфликта поколений. Можно назвать это христианским, ответственным патернализмом: почтение детей к родителям и жертвенная любовь родителей к детям.

Так можно сформулировать христианский подход к взаимоотношениям отцов и детей. Святитель Иоанн, архиепископ Константинопольский, воистину Златоустый педагог, писал так: «когда кто сделает нас властными над кем-либо, то этою честию он налагает на нас сильнейшее обязательство заботиться о нем».

Безусловно, это не означает ни рабства детей, ни всевластия родителей. Это не значит также, что отношения зависимости продлятся всю жизнь — напротив, взрослея, дети приобретают все бóльшую независимость. С возникновением же собственной семьи власть родителей над детьми становится только властью любви, без элементов приказа и администрирования. Об этом свидетельствует и Писание: «оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей» (Быт. 2. 24). Это, впрочем, не освобождает детей от почтительности к родителям — но родители должны глубоко прочувствовать свое значение уже более как молитвенников о детях, а не как непосредственных руководителей. Каждый из отцов и матерей взрослых детей пусть внимательно вчитается в Евангелие, описывающее радость Иоанна Крестителя о возвышении Христа: «Ему должно расти, а мне умаляться» (Ин. 3. 30) — такими должны быть чувства о утверждении самостоятельности детей. Вовремя признать это — свидетельство родительской мудрости.

В этом сочетании родительской ответственности и почтения детей и кроется, в общем то, основа противодействия извечному конфликту. Дети смогут осознать свое достоинство, только почитая достойнейших родителей; родители научатся уважать достоинство детей настолько, насколько это вверено им Господом.

Кстати, у уже упомянутого Зигмунта Баумана есть интересная мысль о том, что защита детского достоинства важна не только в плане обеспечения счастливого детства, но и ради тех взрослых, в которых дети со временем превратятся. Я бы сказал, что уважение детского достоинства важно и для самого взрослого, который в немощном и еще очень далеком от идеала ребенке видит Образ Бога. С еще одной точки зрения, воспитание ребенка в духе уважения к его достоинству должно иметь в виду, что это именно то достоинство, которое обусловлено Образом Божиим, по которому человек создан, потому и ребенок обязан видеть в воспитателе такого же человека, созданного по такому же Образу. Более того, воспитанный в духе истинного человеческого достоинства ребенок приучается понимать, что достойны все люди — потому, что и они иконы Бога (κατ' ει̉κόνα Θεου [Быт. 1. 27] — по образу Божию создан человек, икона — образ).

И еще одно, о чем следовало бы сказать. Возрастание в христианской семье сопровождается важнейшим моментом научения послушанию воле Божией. Иван Ильин пишет: «Человек начинает жизнь в семье, которую он сам не создавал: это семья, учрежденная его отцом и матерью, в которую он входит одним рождением, задолго до того, как ему удастся осознать самого себя и окружающий мир. Он получает эту семью как некий дар судьбы». Принимая семью как данность, в последующем ребенок, взрослея, научится видеть в этом действие Промысла Божия. Осознавая провиденциальное значение семьи, младшие ее члены будут более почтительны и уважительны к тем, кто поставлен над ними не волей случая, но Волей Божией.

В принципе, тема эта действительно неисчерпаемая, но я бы хотел отметить еще вот что: самое устройство человека, самая структура семьи, самый строй отношений как внутри, так и между поколениями — все одинаково предполагает именно ответственный патернализм, основанный на любви: родителей — к детям и Богу, детей — к родителям и Богу, Бога же — и к детям, и к родителям. Естественная привязанность уравновешивается страхом наказания, и оба упомянутых компонента воспламеняется и реализовуются вполне любовью. Такая трисоставность любви, троичность участников и трикомпонентность образов реализации отношений составляет, как мне кажется, также и отблеск тайны Троицы. А святитель Иоанн Златоуст, поясняя некоторые механизмы реализации внутрисемейных отношений, говорит: «Дабы родители, получив повеление воспитывать детей, не пренебрегали Его [Божиими — а. Ф.] повелениями, Он присоединил естественную необходимость. А чтобы эта связь не была ослабляема оскорблениями со стороны детей и не расторглась, Он оградил ее наказаниями и от Себя, и от самих родителей, таким образом и детей весьма строго подчиняя [родителям — а. Ф.], и в родителях возбуждая любовь к детям. И не этим только, но и другим еще... способом Бог крепко и тесно связал нас с ними. Он не только детей злых в отношении к родителям наказывает, а к добрым благоволит, но точно так же поступает и с родителями, наказывая нерадящих о детях, а попечительных удостаивая почестей и похвал».

Так и апостол Павел пишет: «Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе, ибо сего [требует] справедливость. Почитай отца твоего и мать, это первая заповедь с обетованием: да будет тебе благо, и будешь долголетен на земле. И вы, отцы, не раздражайте детей ваших, но воспитывайте их в учении и наставлении Господнем» (Еф. 6. 1—4). И в другом месте: «Дети, будьте послушны родителям вашим во всем, ибо это благоугодно Господу. Отцы, не раздражайте детей ваших, дабы они не унывали» (Кол. 3. 20—21).

Божественная педагогика весьма проста, но и действенна. И преступной наивностью будет думать, что человеческим разумом возможно предложить нечто, превышающее мудрость Божественную. Принимаемое априори почтение детей к старшим, и априорная жертвенная любовь родителей к детям-то, что я назвал ответственным патернализмом — и является христианским ответом на острый вопрос, библейским разрешением конфликта отцов и детей.

Именно Христоподражательная любовь — и почтительная, и жертвенная — и является основой нормального развития семьи. Другими человеческими усилиями создать семью просто невозможно. Ни само по себе научение вере, ни внешние правила без опыта жизни в любви бесполезны. Митрополит Георгий (Ходр) пишет: «Если позабыть об этой любви, к которой призвал нас Назарянин, все в христианстве утратит смысл, пыл и силу».

Главное же: настоящая семья — отражение Неба, малая Церковь. И тогда, когда жертвенная любовь родителей воспитает жертвенную же любовь детей, а последние постараются повторить высокое послушание Сына Божия к Небесному Отцу — «не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22. 42) — тогда и основания для «конфликта поколений» исчезнут.

Благодарю за внимание.

БИБЛИОГРАФИЯ:

• Ильин И. А. Путь духовного обновления. Работы разных лет. СПб., Библиополис, 2005
• Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова, архиепископа Константинопольского. Ч. 4. М., 1844
• Творения иже во святых отца нашего Ефрема Сирина. 3-е изд. Ч. І. М., 1881
• Творения отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского. 2-е изд. Т. 1.: В рус. пер. СПб.: Издание Санкт-Петербургской Духовной Академии, 1898
• Творения отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского. Т. 3.: В рус. пер. СПб.: Издание Санкт-Петербургской Духовной Академии, 1897
• Творения преподобного отца нашего Нила, подвижника Синайского. Ч. 3. М., 1859
• Ходр Георгий, митрополит Гор Ливанских. Призыв Духа / Пер. с фр. К.: ДУХ І ЛІТЕРА, 2006
• Bauman Z. Childhood of human Dignity // Dialogue and Universalism, No. 6/2003
• Gelles, R. J., & Straus, M. A. Intimate violence. New York: Simon & Schuster, 1988
• Handbook of pediatric psychology in school settings / [edited by] Ronald T. Brown. Lawrence Erlbaum Associates, 2004
• Lehman, B. A. spanking teaches the wrong lesson. Boston Globe, 13, 1989.
• Straus, M. A. Beating the devil out of them: Corporal punishment in American families: San Francisco: Jossey-Bass, 1994
• Straus, M. A., & Gelles, R. J. (Eds.). Physical violence in American families: Risk factors and adaptations to violence in 8,145 families. New Brunswick, NJ: Transaction Publishers, 1990
• Straus, M. A., Gelles, R. J., & Steinmetz, S. K. Behind closed doors: Violence in the American family, 1980