Воспитанник Мгарского монастыря Деркульский старец Феофан
После закрытия и разрушения Мгарского монастыря в советские годы архивы обители были утрачены, монастырское кладбище уничтожено, древние постройки разрушены. После того, как в 1993 году Мгарский Спасо-Преображенский монастырь был возвращён Православной Церкви, обитель стала возрождаться, начала увеличиваться братия. Обустраивая обитель, братия собирает по крупицам и сведения об истории монастыря, стремится её восстановить. И вот стало известно ещё об одном подвижнике благочестия, бывшем насельнике Мгарского монастыря — архимандрите Феофане.
|
|
о. Феодор (справа).
Фото 30-х годов |
Архимандрит Феофан — в миру Федор Петрович Обмок — родился 7 июня (ст. ст.) 1896 года, в селе Крутой Берег Полтавской Губернии в семье бедных крестьян Петра и Вассы Обмок. От роду Федор был очень слаб здоровьем, рос хилым, болезненным. Да и сама жизнь не очень баловала: совсем нелегким было его детство, не долго он рос в семье. Рано пришлось познать горе: когда был ещё ребёнком, умерла мама. Когда она умирала, отец в отчаянии обратился к ней: «На кого оставляешь сына?». — «На Матерь Божию!» — твёрдо ответила она. Вскоре умер и отец. Было тогда Федору всего семь лет.
На попечение отрока взял родной дядя, у которого была своя семья, свои заботы. Слабый, болезненный мальчик оказался обузой в семье дяди, которой с трудом приходилось сводить концы с концами. Поэтому решено было определить Федора в Лубенский Спасо-Преображенский монастырь, куда его вскоре и отвезли.
Обрывочны сведения о жизни старца, очень мало мы знаем о его детстве, юности, пребывании в монастыре, где он подвизался почти 20 лет. Сам отец Феофан в одном из писем своим духовным чадам вспоминал: «Я ... с Украины, полтавский, жил в Лубенском Спасо-Преображенском монастыре, с детства сиротой с семи лет».
Большой школой для него стал монастырь. Здесь он сформировался как высокий молитвенник и истинный подвижник. Здесь он приобрёл многие знания, многое научился делать, обогатился жизненным и духовным опытом.
Вначале Федор обучался в церковно-приходской школе на средства монастыря, при котором жил, и, видимо, был способным учеником, так как по окончании полного курса обучения ему предоставили возможность продолжить учёбу в церковно-учительской школе, а затем — в духовном училище при монастыре.
В 1915 году, по окончании учёбы, Федор был зачислен в монастырь послушником. Был разгар первой мировой войны, многих послушников мобилизовали, но Федора в армию не призывали из-за слабости здоровья. По силам в монастыре ему давали и послушания, которые он нёс в трапезной и на кухне, где научился хорошо готовить, особенно рыбные блюда. Ухаживал за монастырским двором, следил за его чистотой, полол траву, поливал цветы, мёл дорожки, зимой убирал снег. С особой любовью он ухаживал за могилами старцев и монахов в монастырской ограде. Он приходил к ним рано утром, до начала службы. Наведёт порядок, зажжёт лампадки, всё умело и быстро сделает, а уходить не хотелось. Так благостно становилось на душе. Казалось, что само время останавливалось, и освободившиеся от его власти не лежат под тяжёлыми могильными плитами, а незримо находятся рядом, ведут с ним безмолвную беседу.
Святителей Иоасафа Белгородского и Афанасия, патриарха Константинопольского — покровителей монастыря отец Феофан почитал как своих небесных покровителей. Постоянно в батюшкиной келии перед иконой этих двух святых теплилась лампадка.
Но скоро пришёл конец этой размеренной жизни. После 1917 года страна была втянута в затяжную кровопролитную гражданскую войну, которой, казалось, не будет конца. 6 августа 1919 года в обитель ворвались красноармейцы. Монастырь был закрыт, 17 ни в чём не повинных иноков и игумена Амвросия расстреляли, оставшихся в живых монахов подвергли принудительному выселению.
В 1920 году в монастырском храме возобновилось богослужение, в обитель возвратились некоторые её насельники, в том числе и послушник Федор. В монастыре вновь затеплилась духовная жизнь. Федор вернулся к своим привычным послушаниям, которые выполнял с прежним усердием.
В 1923 году, когда Федору исполнилось 27 лет, он был рукоположен в сан диакона архиепископом Полтавским Григорием (Лисовским). В этом сане Федор служил в монастырском храме, а через год тем же владыкой был рукоположен в сан священника. Начальствующие обители, считаясь с его слабым здоровьем, не принуждали его принимать монашество. Сан был принят целибатом (т. е. обет безбрачия). С 1930 по 1933 год отец Федор нёс ещё и послушание делопроизводителя монастыря. Обязанности заставили научиться печатать на пишущей машинке.
В 1935 году Лубенский Спасо-Преображенский монастырь закрывается окончательно. Отцу Федору пришлось покинуть родные края, переехать на Донбасс, куда его пригласили духовные чада. Архиепископ Августин назначил его настоятелем храма Архангела Михаила в селе Крымское (нынешний Славяносербский район Луганской епархии).
Исключительной скромностью, непритязательностью, простотой в общении и добротой отец Федор расположил к себе сердца своих пасомых. Здесь проявилось его усердие к молитве, большую часть времени он проводил в храме. Свободные минуты проходили на Донце, т. к. полюбилась ему рыбная ловля. Как вспоминают пожилые люди, отец Федор раздавал пойманную рыбу нуждающимся.
Так незаметно пролетели два года. Наступил 1937 год, ставший роковым для многих, в том числе и для отца Федора. Поехал летом батюшка в Старобельск на престольный праздник. Жила тогда там юродивая Параскевушка. После службы подходит она то к одному священнику, то к другому и говорит: «Ты бери восемь, а ты бери двенадцать». А отцу Федору сказала: «Спеши быстрей домой, одевайся теплей, а то снег, мороз будет, да возьми с собой десяточку: ни больше, ни меньше, только десяточку».
Случившемуся батюшка не придал значения. Со временем забылись и слова Параскевушки. Наступила поздняя осень. Однажды, возвратившись после вечерни в дом, где жил один, управившись с делами, помолившись, он лёг спать. В полночь разбудил стук в дверь. От неожиданности быстро вскочил с постели, спросил: «Кто?». Последовал ответ: «Милиция, открывайте!». Когда открыл, вошли два милиционера. Объясняться долго не стали, один сказал: «Отец, собирайся!». Сразу всё стало ясно. Быстро собрался. Когда выходили на улицу, успел ещё машинально замкнуть за собой дверь. За углом стоял «чёрный ворон», прозванная так народом милицейская машина, увозившая по ночам людей в неизвестность.
Скорый суд решил: заключенный лишается свободы сроком на 10 лет, с содержанием в лагере строгого режима. В тот же день отвезли на вокзал, вывели на перрон, заполненный народом, который вталкивали в вагоны. Затем поезд тронулся в далёкий путь, конечным пунктом которого был Дальний Восток — Магаданская область, печально известные всем лагеря на Колыме. Среди ехавших много было священников, причиной ареста которых, как и отца Федора, была проводимая в стране политика массового закрытия церквей. Священников под любым предлогом подвергали аресту, а храм закрывали, часто навсегда.
Как для отца Федора, так и для всех, прибывших в лагерь, началась новая жизнь. Пришлось смиряться с положением заключённого, социально опасного элемента, изолированного от общества, а также довелось ощутить на себе безграничный произвол лагерного начальства.
Отец Федор постепенно втягивался в лагерную жизнь, привыкая к её режиму, превозмогая все лишения. Но непосильным оказался труд на лесоповале. Батюшка был очень слаб здоровьем, не приспособлен к тяжёлому физическому труду. Приходилось работать в любую погоду, скидок никому не делали, каждый должен был выполнить установленную норму. Его поставили работать в паре с молодым уголовником. Им предстояло поперечной пилой распиливать поваленные стволы деревьев. Естественно, из-за немощи отца Федора норму они не выполняли, что очень озлобляло напарника, который часто в ярости с кулаками набрасывался на батюшку. Как ни старался отец Федор, работая из последних сил, избивая в кровь руки, ничего не получалось. От немыслимой нагрузки разламывалась надвое спина, ныли в суставах ноги, кружилось в голове. Казалось, ещё мгновение — и душа покинет измученное тело. Когда приходил в барак и валился на нары, ощущение боли сменяло чувство невесомости. На некоторое время он проваливался в бездонное пространство, но ощущение холода и голода быстро возвращало в реальный мир. Так претерпевались день за днём годы. Сильно мучила совесть: ведь он подводил напарника, перед которым постоянно чувствовал себя виноватым. Видя безысходность своего положения, решился на крайность. Каждый день во время отдыха стал ходить на протекавшую неподалёку речку и пить холодную воду со льдом. Надеялся на то, что скоро простудится, воспалятся лёгкие и наступит долгожданное облегчение — смерть. Но, к большому удивлению, болезнь не наступала, даже не было насморка, здоровье стало укрепляться.
Кроме физических, пришлось отцу Фёдору перенести и духовные испытания. Лагеря создавались как учреждения для перевоспитания посредством трудовой деятельности. Веру в Бога считали вредным заблуждением, стремились искоренить её из человеческих душ. Отца Федора, как и других священнослужителей, вызывали на специальные беседы, где предлагали отречься от сана, признать себя безбожником. Уговорами, а по большей части угрозами, принуждали подписать отречение. Взамен предлагали уменьшить срок заключения, улучшить условия содержания, перевести на облегчённые работы, а то и совсем освободить. Но не дрогнула душа физически слабого человека, укрепляемая силою Святого Духа. Не уподобился батюшка Иуде Искариоту, предавшему Спасителя, остался верным Православию до конца, не польстился на предложенные блага, не подписал отречения. Как он сам впоследствии вспоминал, находились малодушные, которые отрекались от веры и сана. Но обещанных благ они не получали. Наоборот, лагерное начальство к таким относилось с презрением. Их посылали на самые трудные работы, бойкотировали их и заключённые. Многим из них не суждено было выйти на свободу, легли кости их в вечную мерзлоту, лишённые христианского напутствия.
Единственным утешением для отца Федора была молитва. Время для неё находилось только ночью. Не преграждали ей путь лагерные стены, ржавые железные решётки, не было для неё часовых и запоров. Свободно возносилась она к Престолу Всевышнего в ночной тишине, и была услышана. Сама Царица Небесная пришла на помощь страдальцу, покрыла от зла честным Своим омофором. После тяжёлых испытаний была явлена великая милость.
Однажды начальник лагеря стал искать человека, который умеет печатать на машинке. Отец Федор умел печатать, так как в монастыре он нёс послушание делопроизводителя. Но признаться не решался. Боялся, что заключённые сочтут его симулянтом. Но всё же, в конце концов, решился признаться. Начальник привёл его к себе домой, где батюшка и работал: печатал разные документы. На ночь возвращался в барак. Новое его назначение никого не возмутило, по-прежнему все относились к нему доброжелательно. Отец Федор воспринял это как знак особого заступления Божьей Матери, Которую чаще всех призывал в своих молитвах.
Отличавшийся кротким характером, скромностью и трудолюбием, батюшка быстро расположил к себе начальника, который, несмотря на возложенные на него обязанности, в глубине своей души оставался порядочным, честным человеком. Начальник жил вдвоём с очень верующей и доброй женщиной. Отец Федор, умело и быстро справившись со своими делами, старался помочь хозяйке. То подметёт или помоет полы, то протрёт пыль на подоконниках. Когда хозяева узнали о его кулинарных способностях, его обязанностью стало готовить обед. Его всегда приглашали к столу. В семье привыкли к батюшке, очень привязались к нему.
Всё было бы хорошо, если бы не тот ад, в который ему приходилось возвращаться по вечерам. Барак жил своей жизнью. Измученные каторжным трудом, грязные, полуголодные люди вызывали у него сострадание. Однажды он решился попросить у хозяйки краюху хлеба, чтобы принести вечером в барак товарищам. Она сочувственно отнеслась к этой просьбе. Каждый раз тайком он стал носить в пазухе еду, которую заключённые делили дрожащими руками, стараясь не обронить ни единой крошки, по справедливости. Большая часть отдавалась больным — тем, у кого от голода уже начинали пухнуть ноги. От бдительного начальника это невозможно было скрыть. Он сразу понял чья это работа. Но на происходящее он закрыл глаза, не разоблачал «заговорщиков». Ровно десять лет отбыл батюшка в лагере, как и предсказывала юродивая Параскевушка. Когда подходил к концу срок заключения, начальник предложил отцу Федору остаться работать при нём секретарём. Очень привязались они с женой к нему, считая членом семьи, не хотели расставаться. Но ничто не могло удержать батюшку в лагере, с порядками которого не мирилось его христианское сердце. Его истинным призванием было служение в храме, куда поскорее хотелось возвратиться, упасть на колени и вознести благодарную усердную молитву Спасителю и Его Пречистой Матери.
Осенью 1947 года отец Федор вышел на свободу. Согласно предписанию, он направился в Кадиевку (ныне Стаханов). Тогда это был районный центр. Власти предписали отцу Федору стать на учёт в селе Крымском.
Впереди предстояли новые испытания. Там, куда он приехал, его никто не ждал. Не было ни родных, ни друзей. Уполномоченный, работавший ещё до ареста батюшки, сразу узнал его. Когда отец Федор зашёл к нему в кабинет, тот, побагровев, вместо ответа на приветствие гневно закричал: «А, это ты явился? Вон отсюда, чтобы и духа твоего здесь не было!». Выйдя ни с чем из кабинета, отец Федор ощутил себя таким бесправным, каким он не чувствовал себя даже в лагере.
Для окружающих он был чужим. Не знал, куда теперь идти, что делать, к кому обращаться за помощью. В кармане лежал лишь один документ — бумажка об освобождении из заключения. Не было ни денег, ни крыши над головой, одолевал голод.
Литературные источники:
- Подвижники благочестия и святые места Луганской земли. — Луганск, 2005. Составитель А. Фирсов.
- Деркульский старец архимандрит Феофан. — Станица Луганская 1998 г. Составитель А. М. Кудаев
- Архивные материалы Мгарского Спасо-Преображенского монастыря.