Благоверная княгиня
Анна-Ирина-Ингигерд

[1]  [2] 

Семья Ярослава Мудрого. Фреска. Софийский собор в Киеве

Ярослав Мудрый и благоверная княгиня радушно приняли короля и его людей, обеспечили им достойное существование на Руси. Они отговорили Олава от немедленного возвращения в Норвегию с имевшейся у него малой дружиной. Затем, если верить саге, Ярослав предложил Олаву необычную и важную миссию — христианизировать Волжско-Камскую Булгарию и включить ее в сферу влияния Руси. Но король, посоветовавшись с друзьями, отказался: такая миссия могла навсегда отторгнуть их от родины.

С течением времени у короля-изгнанника появилась мысль: сложить с себя достоинство монарха и отправиться паломником во Святую Землю, где смиренно закончить жизнь у Гроба Господня. Но он был вразумлен чудесным видением, посланным в назидание ему : венец христианского государя снимается только вместе с головой, а потому король должен вернуться в отечество и сразиться с врагами — защитниками язычества; если он не одержит военной победы, а падет под своим знаменем Креста, тогда он станет «вечным конунгом Норвегии».

Сомнения Олава отогнали, он сам и все его люди (их было около двухсот) с радостью стали готовиться к возвращению. Супруги Ярослав и Ирина снабдили их всем необходимым. Впредь до установления мира и порядка в Норвегии было решено оставить Магнуса на Руси. На попечении благоверной княгини мальчик был в безопасности.

Корабли Олава вышли в Балтийское море и, остановившись у Готланда, прибыли затем в Швецию. Здесь король Энунд-Якоб, вероятно, уже предупрежденный сестрой из Новгорода, помог норвежскому собрату оружием, снаряжением и даже военным отрядом. Олав двинулся в свой последний поход, навстречу своей гибели в битве у Стикластадира (29 июля 1030) и — последовавшей канонизации.

Хотя Русь непосредственно не вмешивалась в скандинавские события, ее властители — Ярослав и Ирина — следили за ними, сохраняя и воспитывая маленького Магнуса Олавсона. Образ «конунга Ярицлейва», сложившийся в Скандинавии (отчасти благодаря его супруге) и отраженный в сагах, приобрел широкий масштаб. По мнению исследователя, это «образ христианского правителя, воплощавшего новые государственно-политические идеалы, не только родич и союзник, но в чем-то образец для северных конунгов. Центр тяжести новых идеологических ценностей — скорее на Руси, чем на Севере. Варягов-мучеников киевляне чтили как местных православных святых, а иноземная церковь Олава в Новгороде, первый зарубежный храм во имя христианского патрона Скандинавии, словно акцентирует сакральную значимость для норманнов того пространства, «Гардов», откуда начинался его провиденциальный последний поход».

Через несколько лет в Ладогу прибыла внушительная «делегация» норвежской знати. Послы прибыли с просьбой отпустить с ними Магнуса для возведения его на престол и водворения порядка в Норвегии. Переговоры натолкнулись на глубокое беспокойство Ярослава и Ирины о возможной судьбе мальчика в объятой раздорами стране . И все же для юного Магнуса (ему не исполнилось еще и 12-ти лет!) наступило время распроститься с Новгородом. Поздней осенью 1035 или весной 1036 гг. (по разным сведениям) его «обледенелые корабли», снаряженные в Ладоге, прибыли в Швецию. Царствование Магнуса (1036–1047) оставило неизгладимый след в истории Норвегии и в благодарной памяти народа, присвоившего ему имя Магнуса Доброго. Новый король доказал, что он достоин и своего отца Олава Святого, и своей замечательной воспитательницы — благоверной княгини Анны-Ирины.

Следующий король Норвегии — Харальд Хардраде (Грозный, Суровый) тоже оказался связан с Новгородом и семьей благоверной княгини. Брат Олава и горячий почитатель его, он еще подростком участвовал в битве при Стикластадире, был ранен, но сумел спастись, а затем через Швецию добрался до Новгорода. При дворе Ярослава и Ирины его приняли хорошо, там же он воспылал любовью к их дочери Елизавете; она была еще моложе его, но любовь оказалась прочной, на всю долгую жизнь.

По свидетельству саг, Харальд отправился на подвиги в далекие страны и провел там около десяти лет. Он поступил на службу в императорскую гвардию Византии, геройски сражался с арабами. Важнейший этап его службы — Палестина, которую он полностью очистил от врагов христиан.

Пребывание Харальда в Святой Земле имело последствия и для Новгорода, но важнейшим оно оказалась для Иерусалима, т.к. ознаменовалось восстановлением храма Воскресения Христова (Анастасиса), который ранее, в 1009 г., был вместе с базиликой мартириума варварски разрушен ал-Хакимом в период кровавого террора против христиан. Благодаря усилиям Харальда и храбрости его войска Святая Земля была «очищена» от врагов Византии, а с прежними владетелями Палестины (египетскими Фатимидами) был заключен мирный договор. Богатые пожертвования Харальда оказались как нельзя более кстати. Харальд был овеян воинской славой, выше которой нельзя было представить в христианском мире.

Вместе со славой пришло и чаемое Харальдом богатство. Приобретенные во время службы в Византии драгоценности и золото он отправлял на хранение Ярославу Мудрому в Хольмгард. После 1042 г. (с восшествием на престол Константина IX Мономаха) Харальд решил покинуть Византию и направился в далекий путь к Новгороду. Через полтора года состоялась пышная свадьба Харальда с Елизаветой Ярославной. В скором времени он отплыл из Ладоги на родину, где несколько лет правил совместно с Магнусом Добрым, а 1047–1066 гг был уже единовластным королем, завершивший долгий процесс христианизации страны.

Во время вторичного пребывания Харальда на Руси (оно длилось не менее года между 1043–1045 гг.) он вместе с благоверной княгиней Анной-Ириной, оказался причастен к установлению культа Олава Святого а Новгороде. В Норвегии почитание убитого короля возникло быстро: уже при Магнусе Добром нетленные мощи Олава, хранились в особой раке.

Мученическая кончина и чудесные исцеления, совершенные Олавов Святым при жизни и посмертно, стали известны новгородским «скандинавам», и они пожелали иметь здесь храм в его честь. Это было осуществлено при активном содействии конунга Харальда, богатого человека и почитателя своего покойного брата, когда конунг гостил в Новгороде. Немного позднее вокруг церкви Олава разросся Готский двор, где жили новгородские скандинавы; он находился на краю Славенского конца, у реки.

Для мирного существования общины св. Олава было необходимо благожелательное отношение новгородских архипастырей (каковым был тогда Лука Жидята). Помочь скандинавским братьям во Христе могла и благоверная княгиня Анна-Ирина.

Согласно церковному преданию последний период жизни благоверной княгини неразрывно связан с Новгородом, где она жила при своем старшем сыне Владимире, еще с юности посаженном здесь Ярославом Мудрым в качестве наместника. В это время у Ярослава Мудрого и благоверной княгини созрел замысел строительства нового каменного собора, равного которому не было во всей северной Европе. На Руси это должен был быть уже второй каменный Софийский собор: первый по инициативе Ярослава и Ирины — украсил Киев после победы Руси над печенегами в 1036 г.) Несомненного в Новгороде знали (через конунга Харальда) и о том, что в Иерусалиме близятся к завершению работы по восстановлению Анастасиса над Гробом Господним (он был освящен в 1048 г.).

Грандиозный замысел осуществился. Величественная громада Софийского собора почти десять веков заставляет вспоминать эпоху Ярослава Мудрого и почитать память благоверных основателей святыни Владимира Ярославича и его матери. Архипастырское попечение осуществлял Лука Жидята, он же возглавил торжество освящения собора Святой Софии Премудрости Божией, состоявшееся 13 сентября 1052 г. Благоверная княгиня Анна-Ирина, к сожалению, не дожила до этого радостного дня: она скончалась 10 февраля 1050 г., а через 3 недели после освящения собора скончался и благоверный князь Владимир, перешагнувший свой 30-летний рубеж. Господь как был дал знак, что важнейшая миссия матери и сына на земле исполнена.

День освящения Софийского собора был выбран не случайно: 13 сентября — празднование освящения храма Гроба Господня в Иерусалиме (Воскресение Словущее), и это совпадение показывает, какие смысловые параллели имели в виду основатели собора. День освящения собора подчеркнул, что Новгород как северная столица Руси (а возможно и как центр всего европейского Севера!) является прямым преемником христианской цивилизации и просвещения, исходящего из Иерусалима. Киевский Софийский собор, а еще ранее Десятинная церковь, подчеркивали уподобление Киева Константинополю и вручение его заступничеству Пресвятой Богородицы (достаточно вспомнить огромную мозаику Богоматерь-Оранта» в алтаре Киевской Софии). Новгородский же Софийский собор уподоблял северную столицу непосредственно святому Граду Иерусалиму, находясь по преимуществу под защитой Гроба Господня и Честного Креста. Этим Новгород включался в число немногих важнейших центров христианской ойкумены (таких, как Константинополь и Рим), через которые исходящий из Иерусалима свет просвещения распространялся до самых краев населенного мира.

Преставление благоверной княгини Анны-Ирины, согласно церковному преданию, совершилось 10 февраля 1050 г. Считается, что первоначально она была погребена в южной галерее Софийского собора, но затем, еще в древности, ее мощи были перенесены на более почетное «уреченное место» в западной части южного нефа; здесь же, по-видимому, концентрировались чтимые реликвии из Святой Земли, такие, как «мера Гроба Господня», частицы Животворящего Креста и т.п. Кроме отмеченного в месяцеслове дня преставления благоверной княгини 10 февраля, местное празднование ей совершалось еще и одновременно с ее сыном — 4 октября (17 октября по но н.ст.)

При торжествах 1000-летия Руси в 1862 г., нетленные мощи благоверных основателей Софийского собора были положены в новые раки, установленные во Владимирском приделе, слева от Мартирьевской паперти, где находятся ныне.

Уход из жизни Руси благоверной княгини в середине XI столетия оказался рубежом и для внешних отношений, прежде всего — для связей Новгородской земли со Скандинавией. Великие князья — Ярославичи, последовательно занимавшие Киевский престол, занятые междоусобиями, войнами с Полоцком и Польшей, ничего не могли здесь поправить, если бы и пожелали.

Из дружин русских князей стали исчезать воины-скандинавы. Хотя количество варягов и ранее не было там преобладающим, их полное отсутствие не пошло на пользу воинской силе Руси.

В середине XI века в Швеции прекратилась правившая с незапамятной древности династия Инглингов, к которой принадлежала и принцесса Ингигерд, а вместе с нею ушли и лучшие времена русско-шведских отношений, когда нормальным состоянием был мир между государствами, а конфликты — редким исключением. Новую династию основал родственник того же ладожского ярла Регивальда — Стейнкель в 1056 г. Нетрудно было предвидеть, что споры двух держав во временем приведут к раздорам. Правда, до середины XII века крупных конфликтов не было. Плодотворные контакты Новгорода со Скандинавией, достигшие вершины во времена благоверной княгини Анны-Ирины, развивались и крепли, поскольку были взаимовыгодны. Трое королей-миссионеров: Олав Святой, Магнус Добрый, Харальд Суровый, получившие у Ярослава Мудрого и благоверной княгини убежище и поддержку, направлялись из Новгорода на христианизацию своей родины.

[1]  [2] 

«София»