Монастырь Святого Антония
(США, Аризона)
I
Об отце Ефреме, бывшем игумене монастыря св. Филофея, я слышал еще на Афоне. Мне казался он абсолютно недосягаемой, легендарной личностью, с кем встретиться невозможно, или почти невозможно. Позже я купил небольшую книгу его наставлений, переведенную на русский язык и весьма ценную с точки зрения практических советов о молитве. Из книги я узнал, что в настоящее время он живет в монастыре св. Антония, на юге Соединенных Штатов, всего в 100 километрах от мексиканской границы. Конечно, я всегда хотел повстречаться с этим человеком и, прежде всего потому, что он близко знал старца Иосифа Исихаста. Мне представлялось великой драгоценностью видеть и общаться с тем, кто жил рядом с ним, кто получил его благословение и унаследовал тот образ исихии и умного делания, который принес столь удивительные плоды в старце Иосифе. И вот молитва старца позволила мне познакомиться вначале с его духовным чадом о. Пантелеимоном и после неоднократно бывать в его обители, а затем посетить и о. Ефрема.
Первоначально планировалось, что я по приглашению о. Пантелеимона, проведу неделю или чуть больше перед Рождеством и встречу сам праздник в его монастыре святого Преображения в Бостоне. Мне очень хотелось еще раз побывать там, помолиться с братией и еще и еще раз услышать удивительные рассказы о. Пантелеимона, чья жизнь была связана со столь многими и значимыми событиями в деятельности Русской Православной Церкви Заграницей, встречами с замечательными людьми, многие из которых уже прославлены в лике святых. Но где-то месяца за два до поездки, я теряю свой паспорт с визой и, казалось бы, уже запланированное событие, сразу же становится почти недосягаемой мечтой. Получить паспорт и американскую визу за столь короткий срок просто нереально. По некотором размышлении, я прихожу к выводу, что видимо нет воли Божьей на эту поездку, и пишу обо всем о. Пантелеимону, сожалея об этом, конечно, но смиряясь, наученный горьким опытом самочинных путешествий на Афоне. Через некоторое время приходит ответ от о. Серафима, монаха владеющего русским языком, через которого обычно и происходит переписка с монастырем, что о. Пантелеимон обещает помолиться, а мне рекомендует молиться св. Фанурию. Есть, оказывается, такой святой, почитаемый в Греческой Церкви, который помогает в нахождении потерянных вещей. Его точное имя неизвестно, с греческого имя Фанурий переводится как «явитель» (показывающий, проявляющий). Этот святой был явлен чудесным образом.
Я прошу святого каждый день, кроме того, молюсь и старцу Иосифу, чтобы по его святым молитвам Господь сподобил, если полезно это для меня, все же поехать, а также посетить монастырь св. Антония и увидеть о. Ефрема. Приблизительно через неделю находится и паспорт. Находится даже билет на самолет, и это при том, что в связи с новогодними праздниками билетов нет. И вот я уже приземляюсь в аэропорту Феникса, крупного города на юге США, от которого я буду добираться до монастыря.
II
В ремя часов, наверное, около 10, поздний вечер. Выхожу на стоянку, — ни автобусов, ни машин. Через некоторое время подъезжает такси. Я сажусь и вижу афро-американца, болтающего по мобильному телефону. На арабском! Я объясняю ему, куда мне нужно попасть, но он не понимает. На разные лады я рассказываю, насколько представляю сам, где это находится. Он говорит, что это очень далеко в пустыне, там он никогда не был, как туда ехать не знает, и что стоить это будет дорого. Я решаю рискнуть.
Мы едем примерно полчаса, огни города теряются позади, и нас окружает такая темень, хоть глаз выколи. Небо в облаках, не видно ни луны, ни звезд. Едем еще час, останавливаемся на АЗС, спрашиваем дорогу и едем дальше. Водитель нервничает и постоянно разговаривает по телефону. Потом говорит: «ты знаешь, я ведь мусульманин».
— «Да вижу, — отвечаю, — точнее слышу, ты же на арабском говоришь».
— «Ну, это не совсем арабский, смесь языковая, сам-то я из Йемена вообще».
— «Хорошо», — говорю.
— «А монастырь православный, да?»
— «Православный, православный, как в России», — отвечаю.
Едем дальше. Он смотрит по сторонам и вдруг начинает бурно радоваться и показывать куда-то вдаль. А там, еще довольно далеко, но уже можно разглядеть небольшую гору, и на ее вершине стоящий крест, подсвеченный снизу мощным прожектором.
Вокруг темнота на десятки километров, но впереди уже сияющий Крест Христов!
— «Ты знаешь, — говорит он мне, — я хоть и мусульманин, но как крест увидел, сильно обрадовался!». Я перекрестился и порадовался за него.
Вскоре мы подъезжаем к монастырю. Время — первый час ночи. Темно и безлюдно. Очень громко и где-то совсем рядом кричат койоты. Водитель прощается и, переживая, видимо, за меня, дает мне свою визитную карточку. «Как ты отсюда выедешь, — спрашивает, — здесь же не ездит никто. Ну, если что, звони». Машина уезжает, и я остаюсь совершенно один у входа в монастырь. Довольно тепло, градусов восемнадцать, после наших минус тридцати. Мне кажется, что я прямо на земле смогу переночевать. И я было уже и решил так сделать, как вдруг заметил табличку с надписью для тех, кто приезжает после 8 вечера, стучаться в такую-то дверь. Стучусь, — тишина. Потом, кто-то поднимается, подходит к двери и что-то спрашивает. Я объясняю; дверь открывается, и я вижу молодого грека в монашеском одеянии. Объясняю более подробно, он очень удивляется и говорит, что он о. Маркелос, архондаричный монастыря (принимающий паломников), что он сейчас проведет меня и поселит, а завтра поговорим уже подробней. Комната, в которую он меня приводит небольшая, с двумя кроватями. Я ложусь и мгновенно засыпаю.
III
С колько раз я изумлялся, повторяя эти слова: неисповедимы пути Господни. Я в Соноранской пустыне, куда я так стремился, о которой столько мечтал, читая лет десять назад еще, не будучи крещеным, книги Карлоса Кастанеды! Раннее утро. После службы, которая закончилась в 6.30, есть немного времени, чтобы осмотреться. Насколько хватает глаз, во все стороны простирается пустыня. Впрочем, пустыня здесь условная, это не Египет и земля покрыта множеством разнородных низкорослых деревьев и кустарников, которых объединяет одно: они все колючие. То тут, то там виднеются огромные знаменитые цереусы — кактусы, с которыми ассоциируется Мексика. И среди этих кактусов и низкой, ощетинившейся иглами, сухой растительности открывается удивительный цветущий оазис, чудесный рукотворный сад, заботливо возделанный братией монастыря. Вся территория в цветах, между которыми проложены дорожки из красного камня, по одной из которых, я иду к маленькой открытой часовенке св. Серафима Саровского. Деревянная резная маковка с деревянным крестом смотрится потрясающе в окружении пальм, тропических цветов и цитрусовых деревьев. Это место сразу же располагает к себе и умиляет душу русского человека. Батюшка Серафим, чтимый всем православным миром, предстоит за всех молящихся, где бы они не находились и на каком бы краю света ни были. Здесь большая икона, изображающая его 1000-дневное стояние на камне и удивительное по выразительности Распятие Господа Иисуса Христа. Его лик не может не вызвать молитвенный плач. К этой часовенке я возвращался потом снова и снова, здесь молилась душа с особенным умилением.
Меня находит о. Маркелос и зовет с собой. Мы подходим к небольшому фонтану, окруженному каменными скамейками, садимся и разговариваем. Он подробно расспрашивает обо всем, потом говорит, что у них в монастыре есть русский послушник, — о. Тарасий, правда он сейчас болеет, но он меня с ним обязательно познакомит. Я прошу о. Маркелоса узнать о возможности встречи с о. Ефремом, он тот час встает и провожает меня к келейнику о. Ефрема. Это крепкий и улыбчивый грек с черной бородой; он слушает меня, потом показывает на людей, также ждущих о. Ефрема, человек около тридцати, в основном, женщин и говорит:
— «Сегодня это трудно будет сделать, приходи завтра».
Я отвечаю, что завтра утром у меня самолет из Тусона, рассказываю ему откуда я, он в свою очередь тоже удивляется и благословляет прийти к трем часам, а пока советует мне приложится ко главе старца Иосифа Исихаста. Переспрашиваю еще и еще раз, неужели глава старца сейчас здесь? Ведь она все время оставалась на Афоне! Келейник подтверждает и показывает мне тропинку к небольшому деревянному храму, расположенному на втором этаже, виднеющемуся среди зелени. Я взволнован и обрадован, храм открывается в час дня, и все оставшееся время до открытия, провожу в молитве и благодарности Богу за это чудо.
Наверх ведут деревянные ступеньки. Нагретые солнцем, они удивительно знакомо пахнут смолой и лесом. Наверху небольшая площадка, с которой хорошо видна почти вся территория монастыря. Снимаю обувь и захожу в небольшой уютный храм. Очень красивый резной иконостас, много икон, в середине, в небольшом низеньком ковчежце, глава старца.
IV
Три часа дня. Возвращаюсь к храму св. Антония — главному храму монастыря, в одном из помещений которого, принимает о. Ефрем. Людей не убавилось. Келейник зовет меня в небольшую комнатку и подробно спрашивает, о чем я хочу поговорить. Слушает, потом говорит, что необходимо спросить только самое важное и тут же формулирует главный вопрос. Я соглашаюсь. Он провожает меня к о. Ефрему.
Маленькая, но очень светлая и чистая комнатка с двумя креслами, столиком и стоящим напротив низеньким диванчиком. О. Ефрем сидит в кресле, я сажусь на диван. Келейник говорит с ним на греческом, объясняя откуда я, потом предлагает мне рассказать свою ситуацию. Я начинаю говорить, смотря на о. Ефрема, время от времени обращаясь к келейнику, т. к. он переводит с английского на греческий. О. Ефрем весь седой, почти белый. Его небольшое светлое лицо очень спокойно и мирно, и совсем почти не похоже те фотографии, что я видел ранее. Есть в нем что-то от ребенка, какая-то безмятежность. Он отвечает твердо и однозначно. Затем я спрашиваю о молитве. О. Ефрем отвечает практически словами старца Иосифа, — «Иисусова молитва всегда, в любое время, для каждого христианина, не важно, монах он или мирянин». Я прощаюсь, он благословляет меня и дает небольшую икону Божией Матери. Выхожу в сад, где на скамейках сидят несколько женщин — гречанок. Одна из них, видя, что я все еще держу перед собой подаренный мне образ, говорит:
— «Храни, это святыня! Ты знаешь, о. Ефрем — святой. Не только я так думаю, многие люди так считают».
Меня замечает о. Маркелос и снова зовет с собой. Мы подходим к братскому корпусу, и нам навстречу выходит монах. Это о. Тарасий. Мы разговариваем с ним минут пять, и поскольку он болен, провожаем его обратно в келью. Время трапезы. Напротив меня за стол усаживается молодой человек лет 30-ти. Знакомимся. Американец из Лас-Вегаса. Он здесь уже не первый раз. Спрашивает вдруг:
— «А тебя когда Господь позвал?» Я немного удивляюсь прямоте вопроса, хотя для меня он звучит вполне естественно, поскольку так и было, и отвечаю.
— «В тридцать лет».
— « А меня в восемнадцать. И я все медлил... Понимаешь, я ведь в Лас-Вегасе живу, место не самое правильное, пятнадцать лет прошло.»
Он начинает рассказывать свою историю, и тут ко мне подбегает маленький мальчик, лет четырех-пяти и говорит по-русски, но с сильным акцентом: «Здравствуйте!» Потом хочет что-то сказать еще, но не знает как и снова говорит: «здравствуйте». Недалеко его мама с двумя другими детьми улыбается, я видел их на службе и меня удивило, как спокойно и тихо вел себя их самый маленький ребенок, — девочка возрастом примерно около года. Ей постелили небольшой коврик, на котором она стояла, а когда уставала, садилась.
— «Здесь много русских», — объясняет мне новый знакомый, — «ну, конечно, не из России, а тех, кто здесь живет, в Америке. О. Ефрем очень любит русских».
После трапезы послушание на кухне и уборка столов. Выходим на улицу, — уже темно. Время летит. Завтра снова в путь, в монастырь Святого Преображения на другом конце США...
Опубликовано: 15/03/2007