Конец эпохи

От тоталитаризма к фундаментализму

[1]  [2]  [3]  [4]  [5] 

Не споря с этим, надо все же заметить, что у митрополита Сергия как заместителя митрополита Петра, законного местоблюстителя патриаршего престола, оставалась тень каноничности… У другого иерарха (того же Серафима) не было бы и этой тени. Епископы имели бы полное право ему не подчиняться. Согласие митрополита Сергия, таким образом, спасало планы ОГПУ по подчинению церкви.

Тот же о. Александр Мазырин в ноябрьском номере «Нескучного сада» в статье «Разделение РПЦ и РПЦЗ нельзя назвать расколом» признает, что в момент, когда Зарубежный синод заявил о прекращении административных отношений с митрополитом Сергием (1927 год), «главой Русской Церкви был не митрополит Сергий, а заключенный митрополит Петр…» Он признает также, что канонический статус митрополита Сергия в это время «был далеко не бесспорен. Он действовал как полноправный первоиерарх Русской Церкви, в то время как в действительности был тогда лишь временным заместителем заместителя патриарха. Причем сам патриарший местоблюститель митрополит Петр не одобрял действий своего заместителя, которые тот предпринимал с 1927 года, и настойчиво призывал его из ссылки “исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение”». На основании того, что в момент разрыва отношений с РПЦЗ главой Русской Церкви был не митрополит Сергий, а заключенный митрополит Петр, о. Александр Мазырин делает вывод, что разделение РПЦ и РПЦЗ не было расколом. Однако в таком случае снова встает вопрос о каноничности правопреемства митрополитом Сергием власти в Русской Церкви. Опубликованные сегодня документы (в частности, переписка владык Сергия и только что вернувшегося из ссылки Агафангела в 1926 году) позволяют сделать вывод об узурпации митрополитом Сергием власти[3]. А это в свою очередь ставит серьезный вопрос о каноничности нынешней иерархии, ведущей свою родословную от митрополита Сергия. Ясно, почему все здесь до сих пор покрыто таким густым туманом. Анафема Диомида и взорвала этот туман, привлекая внимание общества ко всем этим фактам и возвещая наступление гласности. А в клочках разорванного этим взрывом тумана открылась и та бездна, над которой застыла сегодня Русская Церковь.

4. Спасать путем предательства

В июле 1927 года появляется печально знаменитая «Декларация» митрополита Сергия, в которой он, клянясь в верности советскому правительству, горячо благодарил его за разрешение синоидальной деятельности. Тон старательности и преданности («...мы помним свой долг быть гражданами Союза “не только из страха, но и по совести”, как учил нас Апостол...») ничем не походил на акты патриарха Тихона (очевидно, что текст Декларации был составлен при деятельном участии НКВД). Декларация митрополита Сергия расколола церковный мир, но еще большим потрясением для церковной совести стало интервью владыки Сергия в 1930 году, в котором он прямо в глаза распинаемой Церкви утверждал, что «гонений на религию в СССР никогда не было и нет», а «репрессии в отношении верующих и священнослужителей применяются… не за их религиозные убеждения, а… за разные противоправительственные деяния».

Заявление митрополита Сергия повергло церковное сознание в шок по обе стороны границы. Заместитель местоблюстителя пошел на неслыханное доселе дело — отречение от мучеников. Но ведь мученики — это кровь Церкви. Может ли Церковь отречься от собственной крови? В свое время обновленцы выдвинули тезис о «церковной контрреволюции», и случилось это именно тогда, «когда, — писал в 1931 году Георгий Федотов, — под угрозой казни были головы митрополита Вениамина, самого патриарха и… других исповедников. Желали ли обновленцы смерти мучеников? Конечно, нет. <…> Но ценой своего отречения от мучеников,.. они хотели спасти себя и — спасти Церковь. Спасать Церковь путем предательства — вот формула обновленчества. Теперь это формула митрополита Сергия, который в апреле 1930 года, в эпоху вновь поднявшегося террора, заявил во всеуслышанье всему миру, что в России не казнят за религиозные убеждения и что расстреливаемые священники виновны в монархических происках»[4].

Таково «свойство каждого ничтожного греха — оставлять за собой след: быть источником новых искушений, новых соблазнов», — замечает Федотов. Таково свойство греха и не ничтожного, — добавим мы. И не вправе ли мы, осмысливая все эти события, сказать, что? отвернувшись в 1905 году от своего народа, который призвана была спасать, отвернувшись в 1917-м от царя, которого сама помазывала на царство, Русская Церковь в лице заместителя патриаршьего местоблюстителя отрекалась теперь, по сути, от самой себя? Отныне руки у советской власти были развязаны. Всего несколькими годами ранее Синод с радостью встречал освобождение от «цезарепапизма». И вот по мученическому пути «помазанника» пошли тысячи русских священников и епископов, которых отречение митрополита Сергия лишало всякой защиты. И ради чего же жертвовал Сергий всей полной Церкви? Ради сохранения архиерейской службы! «По отношению к Церкви это было прямым предательством, — писал Г. Федотов. — Одним из самых роковых последствий нового раскола, внесенного в Церковь митрополитом Сергием, является утрата ею внешнего видимого центра. До сего дня, несмотря на множество отпадений и дроблений, оставалось явным видимое преемство иерархической власти, и вместе с нею основной ствол церковного древа. Воссоздание церковного единства мыслилось как возвращение отпавших к общению с этой преемственной иерархической властью, путем покаяния в грехе раскола. Так принимали в Церковь кающихся обновленцев. Ныне видимый иерархический остов церковного корабля разбит в щепы. Русская Православная Церковь является рядом сосуществующих православных общин. Единство ее может быть восстановлено уже путем всеобщего покаяния. Из него не исключаются и “чистые” противники митрополита Сергия, ибо свою чистоту им пришлось сохранить ценою раскола и восстания против законной церковной власти»[5].

Таким образом, митрополит Сергий стал творцом самого страшного, еще не виданного в истории Русской церкви раскола, не исцеленного и поныне. И поныне Русская церковь остается «рядом сосуществующих православных общин», непрерывно злословящих и поносящих друг друга.И поныне ждет покаяния всех своих грешных и ломимых, разрозненных и разбросанных по всему миру частиц.

Но как же могло произойти, спрашивает Федотов, что «путь патриарха Тихона, столь благодатный для Русской Церкви, в своем последовательном развитии привел к ее развалу?»И отвечает, что виною всему стала именнороковая«последовательность»: «Компромисс допустим в определенное время и место, в определенных границах. Эти границы указываются внутренним тактом, духовной мудростью. За икономией и выше ее стоит нравственный и канонический закон, никогда не подлежащий отмене. Его нарушение может быть прощено в отдельном случае, но никогда не может быть обращено в принцип, в норму поведения». И вот тут-то и возникают уже приводившиеся ранее слова о том, что «из малого, легкого, почти “святого” греха патриарха митрополит Сергий создал традицию — традицию лжи, которой, к счастью для России, не вынесла русская церковная совесть»[6].

О. Георгий Митрофанов пишет в своей статье[7], что в числе прочих епископов, отказавшихся признать власть митрополита Сергия, был и митрополит Агафангел. Понимая громадный авторитет владыки Агафангела, заместитель местоблюстителя сделал все возможное, чтобы сломить его сопротивление. И через год, уже смертельно больному, митрополиту Агафангелу пришлось признать свое поражение. Оставшись в одиночестве, он был вынужден вернуть свою епархию в подчинение митрополиту Сергию, отказавшись, однако, возносить имя последнего за богослужением и оставив за собой право игнорировать его сомнительные распоряжения…

Дальнейшее известно. Отречение митрополита Сергия от мучеников Церкви внутри России, отлучение Зарубежной Церкви и бессовестная клевета на руководителей мирового христианства лишали Церковь в России всякой защиты и развязывали большевикам руки.

Как известно, в 1943 году Сталин воссоздает Московскую Патриархию в ее традиционном синоидальном виде. Но еще за 12 лет до этого в статье «Русская Церковь или духовное сословие» Георгий Федотов писал: «Сергианское принятие государства в своем развитии должно привести к воссозданию государственно-послушной синоидальной церкви в России. Если возглавитель церкви приносит такие жертвы перед лицом власти гонителей, то каких жертв не принесет власти благосклонной, а тем паче власти христианской, обещающей Церкви свое покровительство(звучит крайне актуально сегодня, не правда ли? — В. М.). Сергианское направление грозит лишить Церковь плодов ее кровавого очищения. Столь мучительно разорванные узы с государством завяжутся вновь, и притом в самой невыгодной для Церкви обстановке. Снова политика, политиканство… защита неправды, социальной, политической, тем более опасная и соблазнительная, что она имеет под собою вековую традицию»…

Действительно, приходится признать, что ничего принципиально нового для бытия Русской Церкви в ее «сталинском возрождении» не было. Так же точно Грозный, задушив в лице митрополита Филиппа русскую святость, утверждал собственную церковь на своем имени («я — Бог земли русской»). Так и его преемник, Годунов, прокладывая себе дорогу к высшей власти, на камне «Третьего Рима» утверждал московское патриаршество, выбивая его подкупом и угрозами у константинопольского патриарха Иеремии. Так же и Петр I, пресекая папские амбиции московского священства, вращивал церковную бюрократию в государственный механизм, а Николай II, унижая синоидалов, поднимал над ними чудовищного Распутина.

5. Между «другом всех верующих» и «христолюбивым Адольфом»

Традиция лжи, взращенная митрополитом Сергием, расцвела в следующем большевистском патриархе Алексии (Симанском). Интересно, что если владыка Сергий еще раз во всеуслышанье удостоверяет свою ложь об отсутствии гонений на Церковь в 1942 году в книге «Правда о религии в России» (то есть уже после 1937 года и уничтожения сотен тысяч новомучеников — плодов собственного же, Сергия, отречения), то патриарх Алексий I умудряется делать то же самое в книге «РПЦ. Устройство. Положение. Деятельность» аж в 1958 году, то есть через два года после ХХ съезда партии! (Выходит, что реабилитации на ХХ съезде удостоились все жертвы Сталина, кроме священников, которые карались заслуженно.)

Авторы уже упоминавшегося воззвания «Союза Русского Народа» в защиту епископа Диомида пишут: «Иван Ильин в 1947 году в своей статье “Церковь в СССР” предупреждал, что МП создана большевиками (которых он считал коллективным Антихристом) с двоякой целью: способствовать духовно-политическому разложению белой эмиграции и РПЦЗ, вплоть до ее поглощения Московской Патриархией, утверждению антихристовой политической власти внутри страны и распространению ее влияния в мире».

Действительно, Иван Ильин в упомянутой статье писал, что «Сергий и Алексий были всегда терроризированными пленниками Сталина… они не договорились со Сталиным, а покорились ему». И называл патриарха Алексия«Патриархом вся Руси в роли сознательного политического провокатора у Антихриста». Описывая поездку патриарха заграницу, Ильин подчеркивает, что владыка Алексий, встречаясь там с эмигрантами и уверяя их, что Церковь в СССР вполне свободна, там самым провоцировал своих посетителей«выдавать себя с головой тайной полиции».

Впрочем, и само Зарубежье, столь принципиальное в осуждении большевистской церкви, совсем иное отношение являло к классово близким себе тиранам. Хорошо известно, что карловчане (РПЦЗ) поддерживали Гитлера с первых его шагов к власти и пользовались потом его неизменным покровительством. Так что предстоятель РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский) недаром писал фюреру: «Не один только германский народ поминает Вас горячей любовью и преданностью перед Престолом Всевышнего: лучшие люди всех народов… видят в Вас вождя в мировой борьбе за мир и правду».

И пока с одного конца Евразии взвивались громогласные славословия кремлевскому горцу как «великому другу всех верующих», под чьим руководством православный народ объединится«во имя Христа… за попранные Гитлером идеалы христианства», с другого конца неслись дружные здравицы «Христолюбивому Вождю германского народа»,развернувшему «новый крестовый поход»против«антихристовой силы богоборцев, палачей и насильников, засевших в Московском Кремле».

Трагический фарс разворачивался во всей силе. «Будьте участниками в новой борьбе, ибо эта борьба и ваша борьба <…> “Спасение всех”, о котором Адольф Гитлер говорил в своем обращении к германскому народу, есть и ваше спасение… Настал последний решительный бой. Да благословит Господь новый ратный подвиг всех антибольшевистских бойцов... Аминь!» — такими словами приветствовал нападение Германии на Советский Союз первоиерарх Православной Церкви в Германии архиепископ Серафим (особенно умиляет этот «последний решительный бой», шагнувший в речь архиепископа прямиком из «Интернационала»).

Но и это был еще не предел. Из Кремля, со стороны «друга всех верующих», следовали экстазы еще более головокружительные. Там говорилось о «сатанинском лице немца», о «священной ненависти к врагу», которой (ненависти) «преисполнена Церковь»; о том, что «заповедь Христа о любви к ближнему неприменима к немецким убийцам, любить их абсолютно невозможно» (митрополит Николай); что «сердце христианина для фашистских зверей закрыто, оно источает только уничтожающую смертельную ненависть к врагу» (митрополит Сергий, послание от 24 ноября 1941 года). Так, отрекшись от крови мучеников, советские церковники колебали теперь самое основание Церкви, извращая заповеди Христа (как, к слову сказать, и предупреждал Достоевский в легенде о Великом Инквизиторе). Сердце христианина, источающее только уничтожающую смертельную ненависть к врагу, — есть уже, по сути, прямая апология Антихриста.

Конечно, было и другое. Так, мы знаем, что французское сопротивление в немалой степени было вдохновляемо русской православной эмиграцией. И имена матери Марии и других христианских исповедников навечно вписаны в анналы этого времени. Даже в среде советских всецело преданных Сталину церковников Бог сохранял Себе достойных иерархов. Вспомним хотя бы архиепископа Луку (Войно-Ясенецкого), который, получая в 1946 году Сталинскую премию за работы по гнойной хирургии, тихо, но твердо сказал, что сделал бы для своего народа гораздо больше, если бы не тюрьмы и лагеря, где ему пришлось провести большую часть жизни…

6. Гордиев узел

Такова канва событий, завязавших гордиев узел сегодняшних церковных проблем. Стоит ли удивляться, что воссоединение Русской и Зарубежной Церквей (с величайшей помпой отпразднованное) в самый разгар объединения было потрясено Сурожским расколом[8], а затем и взрывом «епископа-динамита»?

Дело, конечно, не в заговоре «мировой закулисы», а все в том же Божьем законе: ведь церкви, хотя и соединились, но ни в служении другу всех верующих и христолюбивому Адольфу, ни в отречении от мучеников, ни в антихристианской проповеди так и не покаялись.

Недавний скандальный фильм Тихона Шевкунова, эта апология тоталитарной бюрократии, венчающаяся торжественным славословием Сталину, и особенно реакция «православной общественности», практически единодушно фильм поддержавшей, еще раз подтвердили, что и сегодня церковное самосознание остается насквозь пронизанным тоталитарной идеологией, имеющей к христианству самое приблизительное отношение. И наверно не случайно именно эти «символы веры» предшествовали пресловутым «анафемам» Диомида. Смерть патриарха Алексия II предала всем этим событиям новое трагическое звучание. И в зависимости от того, кто станет следующим патриархом, «дело Диомида» может обрести еще и новую силу и новых сторонников.

[3] 17 апреля (ст. ст.) 1926 года митрополит Сергий (Страгородский) написал письмо митрополиту Агафангелу Ярославскому, в котором пытался доказать незаконность его притязаний на местоблюстительство и просил владыку Агафангела отказаться от претензий на возглавление Церкви. 30 апреля (ст. ст.) митрополит Агафангел и митрополит Сергий встретились в Москве. Митрополит Сергий согласился на передачу церковной власти, но просил владыку Агафангела отсрочить вступление в должность Патриаршего Местоблюстителя до освобождения митрополита Петра. Однако через три дня митрополит Сергий отказался от передачи власти и написал митрополиту Агафангелу письмо, в котором объяснил, что при живом местоблюстителе — митрополите Петре он не может передать власть (хотя по завещанию патриарха имя митрополита Агафангела стояло до имени митрополита Петра). А 7 мая на недоумения митрополита Агафангела отвечал телеграммой: «…Я убедился в отсутствии Ваших прав. Усердно прошу: воздержитесь от решительного шага» (Источник: о. Вл. Цыпин, История Русской Церкви).
9 мая Местоблюститель патриаршего престола митрополит Петр пишет из тюрьмы письмо митрополиту Агафангелу, в котором приветствует его вступление в исполнение обязанностей Местоблюстителя. Еще через месяц митрополит Петр из тюрьмы послал владыке Агафангелу письмо, в котором подтверждал передачу ему местоблюстительства, но добавлял, что в случае невозможности или отказа воспринять власть права Местоблюстителя возвращаются к нему, а заместительство — к митрополиту Сергию. 13 июня 24 епископа во главе с Сергием выносят по делу митрополита Агафангела определение о предании его суду и запрещении в священнослужении. Митрополит Сергий ставит на этом определении резолюцию воздержаться от запрещения, «поскольку его выступление находит для себя некоторое извинение в получении письма митрополита Петра (Полянского)». Митрополиту Агафангелу предлагается в недельный срок отказаться от своих притязаний. В этот же день митрополит Сергий пишет митрополиту Агафангелу новое послание, в котором настаивает на своих правах на высшую церковную власть и объясняет причины, по которым он отказывается подчиниться и самому митрополиту Петру: «Митрополит Петр, передавший мне хотя и временно, но полностью права и обязанности Местоблюстителя и сам лишенный возможности быть надлежаще осведомленным о состоянии церковных дел, не может уже ни нести ответственности за течение последних, ни тем более вмешиваться в управление ими». И далее извещает митрополита Агафангела, что он предан архиерейскому суду за совершенное им антиканоническое деяние, приветствуя которое, митрополит Петр «сам становится соучастником его и тоже подлежит наказанию». «Вы объявили себя Местоблюстителем при живом законном Местоблюстителе, т. е. совершили деяние, влекущее за собою даже лишение сана». (Важно при этом помнить, что митрополит Петр не слагал с себя первосвятительских полномочий, а митрополит Сергий был лишь его заместителем. Митрополит Сергий не выполнил прямого распоряжения своего Первоиерарха и даже угрожал ему «наказанием».) 17 июня 1926 года митрополит Агафангел телеграммой известил митрополита Сергия о своем отказе от местоблюстительства. (Монах Вениамин (Гомартели). Летопись церковных событий Православной Церкви, начиная с 1917 года. Источник: hristov.narod.ru/letopis.htm)
[4] Федотов Г. Неудачная защита // «Путь». 1931. № 29.
[5] Федотов Г. К вопросу о положении русской церкви // «Вестник Русского Христианского Движения». 1930. № 10-11.
[6] Там же.
[7] Митрофанов Г., протоиерей. Цит. соч.
[8] Миссия лондонской общины митрополита Антония Сурожского, одного из величайших проповедников ХХ века, заключалась в свидетельстве православия не национального, не бюрократического, но православия как личной встречи с Христом. Служение и проповедь митрополита Антония были крайне необходимы прежде всего современной России, только-только освобождающейся от пут тоталитаризма. Но после его смерти интриги московских иерархов поставили жизнь общины на грань развала. Спасая общину, епископ Василий (Осборн), наследник митрополита Антония, был вынужден уйти под омофор Константинопольского патриарха.

[1]  [2]  [3]  [4]  [5]