Андрей Тарковский: «Человек творит на пути к истине»

Взаимоотношения христианства и культуры, место культуры в христианстве и в жизни человека — чрезвычайно актуальная сейчас проблема. Обилие работ на эту тему выдающихся богословов и философов не только не означает ее исчерпанности, но, скорее свидетельствует о ее неисчерпаемости. Сегодня по этому поводу не высказался только ленивый, и существует и в Церкви и в обществе разброс мнений от полного обскурантизма (крайне враждебное отношение к просвещению и науке; мракобесие) до размытости всех границ между Божественным Откровением и человеческим творчеством. В наше время, когда участились нападки на культуру, когда противопоставляется культура и духовная жизнь, всякое восстание во имя Церкви против культуры губительно, и всякое восстание против Церкви во имя культуры так же может быть только пагубно.

Культура не противоречит христианству, а благословляется христианством, если в ее основе лежит стремление к истине. Все, способствующее духовному росту человеческой личности в добре, истине и любви, все, приближающее человека к Царствию Божиему, — имеет законное право на существование и служит детоводителем ко Христу. Еще древние греки и римляне верили в божественный характер вдохновения и разделяли «Cultura Dei» (культура Божественная) и «Cultura agri» (культура земледельческая), для них поэт — это пророк, и Аристотель называет поэта entheos — одержимый Богом. Такое высокое отношение к культурному творчеству как религиозному подвигу, как к служению Богу, мы во многом утеряли. В России эта традиция осознавать поэтами свое творчество как пророческое служение началась еще с пушкинского «Пророка»: «Глаголом жги сердца людей». Такое понимание творчества требует от художника высокой нравственности и сострадательной любви к людям, тогда видение мира будет христианским, и творчество будет вдохновляться Святым Духом. Слова Христа: «Без Меня не можете творить ничего», то есть ничего ценного, исключают мысль только о человеческом характере культуры. Человек вдохновляется на истинное творчество Богом.

На наш взгляд, таким жертвенным, пророческим служением было творчество гениального русского кинорежиссера Андрея Тарковского (1907–1989). «Мне кажется, что человеческое существо создано для того, чтобы жить. Жить на пути к истине. Вот почему человек творит. В какой-то мере человек творит на пути к истине… В некотором роде творчество есть выражение духовного существа в человеке в противоположность существу физическому, творчество есть как бы доказательство существования этого духовного существа… Простого ощущения контакта с душой, которая где-то здесь, выше нас, но тут, перед нами живет в произведении, достаточно, чтобы оценить его как гениальное».

Эти слова из последнего интервью Андрея Тарковского, имеют прямое отношение к очень актуальной сейчас теме духовной ценности искусства. Мы теперь находимся в значительно лучших условиях, чем первые советские зрители Андрея Тарковского, и можем говорить о духовном содержании его фильмов более конкретно, имея в виду христианское понимание духовности. Конечно, в фильмах Тарковского нет, и не могло быть ничего откровенно догматического. Художник творит интуитивно и не ставит своей целью выразить какую-то конкретную идею, кого-то поучать, давать готовые ответы. Но при этом его искусство обладает таинственной способностью вдохновлять, оставляет ощущение удивительной ценности любой, даже самой, казалось бы, незначительной детали.

В фильмах Андрея Тарковского за самыми простыми вещами, такими, как кувшин с молоком, яблоки, корни, травы, вода вдруг начинает сквозить глубинный смысл. Пульсация снов и яви, бытовых деталей и символов, документальных кадров и гениальных картин настраивает нас на особое восприятие мира. Андрей Тарковский сравнивал кинообраз с омутом, в котором «на поверхности воды» появляется уникальное и сразу за этим уникальным видится в глубине всеобщее, типичное; появится конкретное, единичное, а за ним чудится возможность постижения чего-то абсолютного, вечно достигаемого и никогда не достижимого: идеи, духа, истины.

Кадр из фильма «Иваново детство»

Фильмы Андрея Тарковского несут ощущение света, перспективы. Но для появления такого обновленного восприятия бытия необходимо пройти через родовые муки, через осознание глубочайшей поврежденности этого мира. Здесь Тарковский предельно честен, он не оставляет никаких иллюзий относительно благополучия современного мира, да и не только современного.

В «Ивановом детстве» (1962 г.) мы сталкиваемся с наиболее откровенным проявлением зла — с войной. В фильме Тарковского облик войны страшен, как и во многих других произведениях, посвященных этой теме: трупы, сожженные избы, обезумевший старик. Но оттого, что в фильме жуткая реальность войны пропущена через сознание ребенка, мы по иному начинаем воспринимать масштаб происходящего. Для ребенка год — это целая вечность, а война, перечеркнувшая естественный ход жизни, воспринимается, как апокалипсис, вселенская катастрофа. И поэтому для него все, что не ведет к победе над врагом, просто не существует. Его сердце ожесточается, и мы ясно видим, как в нем сплетаются добро и зло, ненависть к врагам и мечта о мире. По ночам Ивану снится мирная жизнь, которой он лишен. Она предстает, как нечто более значительное, чем просто память о прошлом или мечты о будущем. Полет, солнечные блики, яблоки, чистая вода, мать… Этот мир, сотканный из самых светлых образов, скорее имеет отношение к проявлениям веры и благодати. Фильм «Иваново детство» — поле напряженного противостояния добра и зла, жизни и смерти. В финале нет однозначного вывода о торжестве той или иной силы, волшебный полет обрывается образом мертвого дерева. Но сама эта неопределенность предельно трагична. Это та точка, в которой душе человеческой с предельной отчетливостью открывается весь ужас небытия и рождается горячий порыв к жизни и свету.

Первая полнометражная картина молодого режиссера сразу получает международное признание. На ХХIII Венецианском кинофестивале фильму был присужден «Золотой лев» св. Марка.

Кадр из фильма «Андрей Рублев»

Следующий фильм Тарковского «Андрей Рублев» снимался в середине шестидесятых. В то время об Андрее Рублеве знали лишь то, что это был великий художник. Все остальное приходилось домысливать. Делая фильм о творчестве и о проблемах волнующих скорее современного художника, чем иконописца 14 века, Андрею Тарковскому удалось создать фильм поразительной емкости и глубины. Здесь ставятся очень важные вопросы духовной жизни. Андрей Рублев с горечью размышляет о причинах бесчисленных бедствий русского народа: «Что же такое делается? Убивают, насильничают вместе с татарами, храмы обдирают… А разве вера не одна у нас, не одна земля? Не одна кровь? А один татарин даже улыбался, вот так, кричал все: „Вы и без нас глотки друг другу перегрызете!“ А? Позор-то какой!…» «Одно только вредно человеку — грех. Не страшись злоумышлений человека сильного, но страшись силы греха» — говорил Иоанн Златоуст. Предательство, черная зависть, беззаконие, тупое равнодушие, бессмысленная жестокость, от этих бичей русский человек страдает больше, чем от всех пожаров и погромов. Источник всех страшных зол надо искать в душе человека. И все же, обличительный пафос не доминирует в фильме. Андрей Рублев смотрит на простоволосую Дурочку, разбаловавшуюся маленькой княжну, да и на весь грешный и несчастный народ не столько с укором, сколько с любовью. Да, русский народ темен, но «он все работает, работает, несет свой крест смиренно, не отчаивается, а молчит и терпит, только Бога молит, чтобы сил хватило. Да разве не простит Всевышний темноты их?» — размышляет Андрей. И потому он так долго, упуская лучшее время, не приступает к созданию образа Страшного Суда. В фильме «Андрей Рублев» решается важнейшая эстетическая и духовная задача — гармоничное соединение трезвого видения греховности человека и христианской любви. Не случайно здесь звучит гимн любви апостола Павла, а в финале сияет образ рублевской «Троицы».

Кадр из фильма «Солярис»

В 1966 году группа, возглавляемая Андреем Тарковским, предъявила к сдаче фильм «Страсти по Андрею». Фильм не приняли, несмотря на ряд переработок. Новый вариант был продан за рубеж, а у нас заперт в хранилище. Только в 1971 году «Андрей Рублев» впервые вышел на экраны в нашей стране.

В 1973 году был снят фантастический фильм «Солярис». Фантастика имеет прямое отношение к мечтам рода людского. Что является самым важным для человека — наука, исследования космоса, контакты с иными цивилизациями? Люди осваивают космос, говорят о стремлении к истине, но оказывается, что они не способны к простому взаимопониманию и по-прежнему творят зло, сами того не замечая. Разумный океан устраивает завоевателям космоса очную ставку со своими грехами. «Гости» в «Солярисе» — это материализованная метафора совести. И первое, что пытаются сделать герои фильма, это как можно скорее избавиться от своих «гостей», но их не прогнать, не уничтожить. И все же в «Солярисе», как и в «Андрее Рублеве» звучит не только тема суда над человеком, здесь есть и вера в возможность нравственного пробуждения. Крис Кельвин сумел принять свою «гостью», почувствовав, что, пока люди не научатся ценить друг друга, не научатся любви, самые великие цели будут лишь ложью и суетой. Нравственное содержание «Соляриса» оказывается близким новозаветному: «Кто говорит: „люблю Бога“, а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин. 4.20)

Кадр из фильма «Зеркало»

Фильм «Зеркало» (1975 г.) — это фильм автобиографический, более того — исповедальный. Это рассказ о семье Андрея Тарковского. Ему казалось, что, уйдя из семьи, он повторил судьбу своего отца. Но интересно, что в автобиографическом фильме мы почти не видим самого автора, мы как бы смотрим его глазами, собираем вместе с ним осколки воспоминаний. В центре исповедального фильма находится не образ автора, а образы двух женщин: матери и жены, сыгранных М. Тереховой. Говорят, что сам человек не может воссоздать своего образа, он воспринимает и чувствует лишь свою незавершенность. Осознать свою целостность он может, только взглянув на себя глазами других. И только выбравшись из скорлупы собственного эгоизма, он может обрести свободу и ответственность, ощутить чувство вины за боль, которую он так часто причиняет ближним. Можно смотреть фильм «Зеркало», как фильм о любви, о том, как сложно современному человеку преодолеть стену отчуждения, увидеть и понять другого, не ища при этом своего: своего повторения или своего прошлого. В нем есть стремление преодолеть эту преграду и, вглядываясь в лица близких людей, учиться понимать себя, историю, вечные законы жизни. Этот фильм считается одним из самых сложных у А. Тарковского. Он не поддается до конца рациональному истолкованию, но он настраивает зрителя быть более чутким и открытым.

Кадр из фильма «Сталкер»

В фильме «Сталкер» (1980 г.) режиссер вновь проводит трезвое исследование души человеческой, ставит своего рода нравственный эксперимент. В Зону, где есть комната, в которой исполняются самые заветные желания человека, вместе со Сталкером идут Писатель и Профессор, люди, казалось бы, призванные выражать идеалы всего человечества. Они знают, что путешествие по Зоне смертельно опасно, но готовы на риск. Эта дорога «в непрестанной памяти смертной» становится для них путем самопознания, и то, что они открывают в себе на этом пути, оказывается очень неутешительно. Постепенно героям становится ясно, что желания, таящиеся в их подсознании, скорее всего, окажутся мелки, эгоистичны, а может и просто страшны, что красивые слова о благе человечества — лишь оболочка, а которой таится душевная пустота. Они так и не решаются войти в комнату, как и все те, кто приходил в Зону прежде. Кажется, что эта притча лишь подтверждает вековой опыт: «Все под грехом, нет праведного ни одного…» Но все-таки и здесь Тарковский остается верен себе, стараясь увидеть «человека победившего или, по крайней мере, не сломленного». Он считал, что молчание героев, то, что они осознали свое нравственное несовершенство, уже является положительным результатом путешествия. Последняя сцена противопоставлена той опустошенности, в которой прежде жили герои фильма. В ней открывается упрямая вера Сталкера, который вопреки всем доводам здравого смысла пронес через всю жизнь надежду найти хотя бы одного, кто был бы достоин чуда. Но главным чудом можно назвать любовь его жены, женщины, живущей в постоянной тревоге за мужа, родившей от него больного ребенка, но все же способной терпеть и прощать.

Андрей Тарковский был полон идей, а между тем, за двадцать лет, с момента прихода на Мосфильм, ему удалось снять только пять фильмов. Во время работы над «Ностальгией» (1983 г.) он принимает решение остаться на Западе. Здесь за четыре года, начиная с итальянской командировки и до активного натиска болезни, он создает три фильма и одну оперную постановку («Борис Годунов» Мусоргского в лондонском Ковент Гарден).

Кадр из фильма «Ностальгия»

Действие «Ностальгии» разворачивается в Италии. Этот фильм начинается с чуда. Чудо происходит прямо на глазах Эуджении, героини фильма, но оно оставляет молодую женщину равнодушной. Ее отделяет от молящихся в храме какая-то невидимая стена, она не может так, как они, стать на колени, о чем-то просить. Невозможность обрести взаимопонимание — трагедия Эуджении, свободно говорящей на разных языках. А безумец-пророк Доменико и русский писатель Горчаков понимают друг друга почти без слов. Их соединяет духовное родство. Они оба «не от мира», одинаково чужие и непонятные для угодников плотского здоровья. Доменико, страшась надвигающегося на мир апокалипсиса, запирается вместе с семьей в своем доме. Но со временем, он приходит к осознанию того, что спастись в одиночку невозможно. У юродивого и писателя оказываются схожие задачи — во что бы то ни стало разрушить границы, разделяющие людей, донести свой свет миру.

Образ горящей свечи возникает в стихах Арсения Тарковского, звучащих с экрана:

Я свеча, я сгорел на пиру,
Соберите мой воск поутру,
И подскажет вам эта страница,
Как вам плакать и чем вам гордиться,
Как веселья последнюю треть
Раздарить и легко умереть
И под сенью случайного крова
Загореться посмертно, как слово.

Метафору поэта реализует Доменико, учинивший самосожжение на площади Рима. Он надеялся этим вернуть заблудшее человечество на истинный путь. А Горчаков тем временем пересекает бассейн св. Катерины с зажженной свечой в руке. Эта сцена глубоко символична. Не так уж это и мало — соблюсти свое сердце чистым, пронести огонь веры во зле и холоде мира. Такой силы оказывается достаточно, чтобы соединять людей и культуры.

Кадр из фильма «Жертвоприношение»

Образ главного героя «Жертвоприношения» (1986 г.) Александра соединяет в себе черты Доменико и Горчакова. Актер и философ, живущий вдали от суеты больших городов в своем уютном и красивом доме-ковчеге, переживает кризисный миг. Известие об атомной катастрофе вызывает духовное прозрение, он вдруг понимает, что в гибели мира есть часть его личной вины. Он чувствует стыд за собственную греховность, за примирение с окружившей его ложью, за спокойствие и комфорт на пороге гибели мира. В исповедальном монологе, обращенном к Богу, герой просит сохранить человечество. Он приносит свой дом в искупительную жертву, чтобы спасти мир от гибели. А в эпилоге наступает освобождение. Сын Александра поливает сухое дерево по примеру православного монаха, о котором рассказывал отец: если с верой поливать дерево, оно расцветет. Замечено, что два дерева — одно сожженное, черное в финале «Иванова детства», и то, которое обещает зазеленеть в финале «Жертвоприношения» символически обрамляют единый фильм жизни Андрея Тарковского. «В начале было Слово», — повторяет малыш услышанное от отца начало святого Благовествования от Иоанна. «Почему, папа?» — этим вопросом заканчивается последний фильм Андрея Тарковского и «мета фильм» его жизни.

Творчество Андрея Тарковского удивительно целостно. Его фильмы объединяет внутреннее движение тем и мотивов, но главное — единый духовный порыв, который можно назвать стремлением к свету и истине, а можно — поиском Бога Живого.

reshma.nov.ru