Ульяна Лопаткина:

«Я верю в то, что человек не умирает»

Имя Ульяны Лопаткиной, прима-балерины Мариинского театра, в Петербурге слышали даже те, кто никогда в жизни не был на балете. Мир узнал об Ульяне в 1994 г., когда она сумела в партии Одетты-Одилии сказать свое слово. Тогда критики в один голос заявили, что в историю русского балета вписана новая строка. Ульяна Лопаткина стала феноменально известной, ее называли «лицом» Мариинского театра в России и за рубежом. За шесть последующих лет балерина получила все существующие в стране призы, стала Заслуженной артисткой России. Потом — некоторые проблемы со здоровьем, замужество, в мае 2002 г. у Ульяны родилась дочь Маша, а в январе 2003 г. балерина перенесла операцию на стопе. Первый раз после длительного перерыва в выступлениях прима появилась на концерте в честь 300-летия Петербурга перед президентами сорока стран. Она танцевала свой коронный номер — «Умирающий лебедь», поставленный Фокиным для Анны Павловой сто лет назад. В октябре 2003 г. Ульяна поехала на гастроли с театром в Сан-Франциско, откуда сразу же донеслись восторженные отзывы о чуть похудевшей и от этого кажущейся еще более невесомой балерине. Газеты трубили о «вернувшемся сокровище мирового танца». И, наконец, в январе этого года знаменитая прима снова выступила на родной сцене.

Балетные вообще очень скрытны. Они дружат только друг с другом, женятся друг на друге, но если вам удастся попасть в их круг, вы быстро заметите характерные особенности этого мира - балетные восторженны и ранимы, они тонко думают и чувствуют и, несмотря на свою замкнутость, с радостью открываются человеку, которому доверяют. Ульяна Лопаткина — это особый разговор. Со всеми дружелюбна, радушна, внимательна, но в какой-то момент — хлоп! — створочки закрылись, и дальше тебя уже не пустят. Про нее ходят легенды: одни говорят, она болезненно религиозна, другие — что это все удобная маска…

Я пришла к Ульяне в гости (у нас хорошие отношения). Ее квартира удобна и с любовью обставлена, мы пьем чай с шоколадной пастой (разве балерине можно?), повсюду стоят или висят разнообразные маленькие сувенирчики в виде балеринок в белых пачках. Я очень благодарна Ульяне, что она вот так — искренне, доверительно — рассказала о себе.

Итак,

Первые шаги

В шестнадцать лет мы с подругой решили покреститься. С момента крещения все и началось: новая точка отсчета моей жизни. Я обрела позицию, принципы, которым хотела следовать. Я постепенно набиралась жизненного опыта, — через какие-то книги, мудрых людей, которых начала встречать. Вопреки сложившемуся стереотипу, человек, придя за помощью в храм, не остается одинок. Церковь — это общество христиан. И мы — по сути язычники — принимаем христианство и постепенно воцерковляемся. У нас свои боги — деньги, богатство, мы этому служим, мы к этому стремимся. Мы о Боге ничего не знаем, мы только слышали. Нас затрагивает что-то, мы начинаем прислушиваться, добывать информацию. Мы идем в храм и крестим своих детей, но продолжаем жить по своим собственным правилам. Потом перестраиваем эти правила с большим трудом... Все очень конкретно. Ты становишься православным — и твой жизненный путь меняется. Тебе все время приходится выбирать. Ты борешься и не всегда побеждаешь.

Я выросла в атеистической семье, но мои родители воспитывали во мне стремление ко всему доброму и хорошему. Для меня это и вылилось в то, что я пришла в Церковь. Я не говорю, что я стала доброй и хорошей. Но верующие должны стремиться быть «хорошими» — не компрометировать своего Господа, не очернять своими поступками Его имя. По нашей жизни люди судят о нашей вере и о нашем Боге. А Ему можно служить не только в монастыре, но и в миру.

Я решила так: каждый человек на своем месте может делать какую-то работу для Бога, попытаюсь и я...

Иногда думаешь: как поступить в той или иной ситуации. Что является толчком для принятия какого-то решения? Наверное, внутренний импульс и… «Господи-помоги», — просьба о помощи. И решение приходит, приходит и поддержка. Как написано у Святых отцов, не надо ждать каких-то особенных чудес, каких-то ярких событий. Очень часто человеку думается: увижу чудо — и тогда действительно поверю, и буду жить, как Бог велит. Но помощь приходит чаще всего самым естественным путем: через людей. Через добрый совет, через пример трудностей другого человека. Иногда посмотришь, как кто-то живет — и тебя точно холодной водой окатит. А тот человек — ничего, живет и улыбается, да еще и тебя утешает. Иногда в книжке вдруг слова прочтешь — и получишь ответ на свой вопрос. Так все и складывается, неприметным образом. Но понимаешь, что это неслучайно.

Рисунок танца

Я бы сравнила танцевальные движения с речью. Речь, язык как средство выражения используется всеми по-разному. Он может быть утонченным, деликатным, тактичным. Может быть простым, искренним и понятным. А может — вульгарным и шокирующим. Возьмем, например, «Спящую красавицу», классический балет, где все построено на изысканном слоге, на определенной эстетике, где сама героиня — чистое шестнадцатилетнее существо, которую первая любовь ожидает через сто лет. Сама история целомудренна, и движения таковы. Либо зайдите в кабаре-бар — там тоже движения. Но насколько разные эти движения и насколько разные вызывают они у людей чувства! Поэтому для артиста очень важно рассказать историю своим языком, не допуская грубых и бестактных интонаций.

Мне кажется, что классический балет в наше время перешел в разряд, не побоюсь этого слова, возвышенного искусства. В отличие от того скоморошества и зрелищ, которые называли себя театром во время зарождения театра как такового. Произошли очень большие изменения. Сейчас молодежь приходит смотреть «Ромео и Джульетту» — и им становится скучно! Нет такого потока информации, как в телевидении, не такая быстрая смена картинки, не такая динамика. Люди уже адаптировались к постоянному информационному шоку, и, чтобы воспринять историю, рассказанную языком балета в сопровождении классической музыки, им уже необходима некая внутренняя установка. Я думаю, сейчас просто необходимо ходить на классические балеты и спектакли. Хотя бы с образовательной целью. Не говоря уже о том, что классическая музыка облагораживает душу. Но воспринимать такую музыку — дело непростое. Этому надо учиться.

Желание внутренне мотивировать — почему я здесь, что я могу на этом месте, — у меня появилось достаточно давно. Это проявилось даже в подходе к работе. Если тебе дают любую партию — не важно, что другие говорят «как это тебе подходит!» или «ой, это тебе совсем не подходит!» — в любом случае ты поставлен в ситуацию, которую не можешь изменить в силу определенных причин. Я выбрала такую позицию: то, что я должна сделать, я сделаю как можно лучше, с полной отдачей всех своих сил и, по возможности, не просто качественно и интересно, а — одухотворенно.

Что такое одухотворенность, о которой многие говорят, и без которой танец становится скучен? Если ты трудишься не для своей собственной славы, а для человека, сидящего в зале, если ты хочешь, чтобы сегодня он оторвался от своих бытовых проблем и хоть чуточку задумался о другом — любви, жертвенности, дружбе... Если он просто увидит на сцене такое красивое действие, что у него захватит дух, или слезы выступят на глазах, или поднимется настроение... Если артист к этому хотя бы стремится, задумывается об этом — у него может получиться.

Зависит ли от нас выбор репертуара? Чаще всего нет. Но! Любой человек имеет возможность свободы творчества. Можно, не меняя рисунка танца, расставить какие-то свои акценты, а очень часто бывает, что акценты смещают идею и даже смысл происходящего. Можно нюансами выстроить линию роли так, что получится совершенно другой сигнал, другое ощущение от роли. Главное, чтобы у артиста была цель, к которой бы он стремился. А достигнуть ее можно совершенно незаметными средствами.

Для чего эти вериги

Да, балет — это тяжелый труд. Ради чего? Если подвижники носили вериги ради Бога, то, получается, балерина истязает себя ради собственной формы? Еще говорят, что балетная школа — это концлагерь, в котором у девочек нет никакой личной жизни. А какая может быть личная жизнь у девочек? Самое главное дело их еще маленькой жизни — это учиться. Конечно, кого-то приводят родители для удовлетворения собственных амбиций. Но очень часто дети по своему желанию идут в балетную школу, правда, они не всегда знают, насколько это тяжело. Тем не менее, спроси ребенка, который проучился успешно три, пять лет, — давай все бросим? Настоящий ответ будет: нет, я это не брошу. Настолько уже втягиваешься... Это не процесс самоистязания, а процесс преодоления.

Нет личной жизни? Знаете, это даже хорошо. Ведь что сейчас является личной жизнью для девочки? Раньше подразумевалось, что человек может почитать книжку, сходить в музей, съездить с родителями за город. А личная жизнь в теперешнем понимании - отношения юношей и девушек как замужних мужчин и женщин. Когда они, по сути, еще дети. Я считаю, что для юных душ и организмов хорошо, когда человек учится самодисциплине, умеет себя выстраивать и устраивать, умеет пожертвовать какими-то мелкими удовольствиями — парой пирожных, поваляться часок у телевизора — ради дела, если он приучается трудиться... Но когда ребенок начинает задумываться — для чего все это? — тогда родителям или наставникам нужно позаботиться о том, чтобы он увидел цель, и достаточно высокую. Он должен осознать, что балет, как и другие виды искусства, — это первая ступенька на пути к совершенствованию личности, к отрыву от земного, бытового, как приступочка к лестнице, первый толчок. Вот такой цели и стоит посвятить жизнь.

Вера и традиции

Что такое для меня наша родная, исконно русская и несколько забытая в общей массе православная вера? Во-первых, это принципы жизни. Возьмем терминологию советских лет: порядочный человек или нет. Если мыслить такими категориями, то верующий человек — это порядочный человек. Он придерживается принципов, о которых говорится в Евангелии. Заповеди — это маленькие законы существования в мире. Они человека сдерживают. Например, есть правила поведения в храме. Есть сложившиеся традиции, обряды. Но ведь это — форма выражения чувств человека. Ну не принято в театре класть ноги в грязной обуви на парапет. Не принято ругаться матом, не принято плевать жвачку... Вот и в храме есть свои правила поведения. И почему бы им не следовать, зачем придумывать велосипед заново, если он уже изобретен? Я просто постаралась не зацикливаться на внешнем, а выражать свои внутренние чувства традиционным для православного человека путем. То есть в такой форме, в какой это принято в храме. За внешним найти для себя внутреннее.

Церковь не ограничивает меня, но она меня дисциплинирует. Я должна встать с утра, я не выспалась, и Маша мне не даст поспать, у нее или соска выпадет, или еще что. Но — встать надо. Отодрать свою голову от подушки, заставить себя и пойти в храм помолиться, — за мужа, маму, папу, Машу, бабушку, за тех людей, которых я любила и люблю, пойти и присоединиться ко всем молящимся.

Вот говорят: почему я должен ходить в храм? Человек не должен, никто его не заставляет, это свободный выбор. Я поначалу тоже думала: тяжело стоять, и я ничего не понимаю на этой службе. Но все-таки у меня внутри было желание это понять. Почему-то мне казалось, что так надо. А зачем надо? И вот все эти вопросы внутри перемешиваются — непонимание с усталостью, потом уже просто неудобно уйти: как-то все стоят, а я начну уходить... Полная каша. После уж старалась разобраться во всем этом.

Конечно, я человек слабый, который старается быть сильным. Трезво смотреть на реальность и еще умудряться благодарить Бога: ну, это ничего и то ничего, все образуется. Воспитывать себя, воспитывать. Как только перестал себя настраивать — и хуже стало вокруг, и черное небо, и все не так. Многие говорят: да ты расслабься. Но что я получу? Расслабился — и все покатилось под гору, настроение ухудшается, жизнь начинает расползаться.

Я считаю, что человек должен себя сдерживать. Если он будет выплескивать свои отрицательные чувства на близких, потому что ему нужно разрядиться — что тогда получится? Захотел выплеснуть ненависть или гнев — и выплеснул. Потом пришел: да, ну так случилось, бывает, я сорвался... Любой человек в здравом уме понимает, что он все равно в жизни хоть сколько-нибудь себя сдерживает. А вера — это действительно самодисциплина. Начиная от самых первых ступенек — внешних проявлений — человек идет по лесенке самосовершенствования и постепенно учится сдерживать себя уже в том, что не видно другим, но знает он сам. Так он пытается трудиться над собой.

В детстве, когда спрашивают, кем ты хочешь стать, некоторые мудрые дети отвечают: я хочу стать хорошим человеком. Вот вера, Церковь, Бог учат становиться хорошим (то есть настоящим) человеком. У тебя есть некий отрезок времени: от первого проблеска сознания в младенчестве и до конца жизни. А окружающая атмосфера, люди, ситуации — это поле деятельности, среда, в которой происходит этот процесс, — процесс становиться хорошим. Все это только средства — твоя профессия, личная жизнь, друзья, обстоятельства твоей личной судьбы. Средства для достижения той цели, ради которой Бог нас впустил сюда. Вот этот срок — дойти до смерти, чтобы потом показать результат. И я считаю, что это очень страшно — не верить в то, что человек живет после смерти. Сначала человек может мысли о смерти отодвигать, отодвигать... А это нельзя отодвигать. В жизни постоянно встречаются много маленьких испытаний, человек на них натыкается, преодолевает, становится опытным, он себя как-то реализует, но если у него нет цели и он не понимает, ради чего все это происходит, то он может впасть в такие черные глубины отчаяния! Еще будучи на земле, умереть заживо.

Мне кажется, это самое главное — я верю в то, что человек не умирает. Как дети верят в чудеса. А самое большое чудо в жизни — что смерти нет.

Журнал «Фома»