С душою ангела

Преподобномученица Елисавета Романова

(память 18 июля)

И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
М.Ю. Лермонтов

Первой святой, просиявшей на Русской земле, была великая княгиня Ольга. В последующие века Русь узнала немало святых княгинь, соединявших в себе светлый ум, необыкновенную красоту и христианское благочестие, употреблявших полученное от Бога величие и богатство на дела милосердия и служения ближним.

На рубеже X–XI веков на Русь прибыла шведская принцесса Ингигерда, дочь короля Олава. Она стала супругой Ярослава Мудрого. Свою праведную жизнь великая княгиня закончила в иноческом чине, в монашестве звалась Анною. Эта святая жена впервые ввела у русских князей и княгинь обычай постригаться.

В начале XV века приняла постриг великая княгиня Евдокия, вдова святого князя Димитрия Донского. Евдокия изнуряла тело долгими стояниями на молитве и постами, а люди обвиняли ее, что она имеет любовников. «Кто любит Христа, должен сносить клевету и благодарить Бога за оную», — говорила княгиня. В монашестве она приняла имя Евфросиния. Благоверная княгиня основала в Москве Вознесенский девичий монастырь.

Глубоким почитанием в народе была окружена память святых благоверных княгинь Февронии Муромской, супруги святого князя Петра Муромского; Анны Кашинской (ее мощи были обретены нетленными при царе Алексее Михайловиче — через триста с лишним лет после смерти), супруги князя Михаила Тверского; Иулиании Вяземской, супруги князя Симеона Мстиславича. Последняя благоверная княгиня, соединявшая в себе редкую красоту и христианское благочестие, в 1407 году была зарублена мечом в Торжке, получив от Бога венец мученицы.

Когда в 1884 году в Россию прибыла принцесса Гессен-Дармштадтская — невеста великого князя Сергея Романова, при дворе заговорили, что императорский дом еще не знал таких невест. Елисавета, дочь гессенского герцога Людвига IV и английской принцессы Алисы, была замечательно хороша собой. Вскоре она вышла замуж за великого князя. Теперь уже и в европейских столицах говорили о ее красоте. Только блестящая Елизавета Австрийская, супруга императора Франца-Иосифа, могла выдержать сравнение с молодой великой княгиней Романовой.

Талантливый поэт конца XIX — начала XX века, подписывающий свои стихи инициалами К.Р., посвятил ей стихотворение:

Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно,
Так ты невыразимо хороша.
Уж верно, под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа.
Какой-то кротости и грусти сокровенной
В твоих очах таится глубина;
Как ангел, ты чиста, тиха и совершенна,
Как женщина, стыдлива и нежна.
Пусть на земле ничто средь зол и скорби многой
Твою не запятнает чистоту,
И всякий, увидав тебя, прославит Бога,
Создавшего такую красоту.

Младшей сестрой Елисаветы была Аликс – будущая императрица Александра Феодоровна (ныне также прославленная в сонме святых). Сестры были воспитаны в лучших традициях немецкой аристократии. «Нас с государыней учили всему», — говорила Елисавета. В самом деле: сестры были обучены не только музыке, истории, верховой езде, иностранным языкам, но и умению вести домашнее хозяйство; с ранних лет девочек привозили в больницы и учили заботиться о раненых. Семья Людвига IV была искренне верующим и благочестивым семейством. Елисавета, как и все ее родные, была воспитана в протестантской вере. Родной ее бабкой была английская королева Виктория.

Муж Елисаветы, Сергей Александрович Романов, был московским генерал-губернатором. Подобно тому, как принцесса была истинной представительницей немецко-английской фамилии, ее супруг был воплощением лучших черт русской аристократии. Блестяще образованный, изящный, остроумный, это был настоящий русский князь, патриот, человек глубокой религиозной жизни. Когда Елисавета сообщила супругу о своем намерении принять Православие, у того, по словам одного из придворных, «слезы невольно брызнули из глаз».

Не все поняли такое решение великой княгини, но она и не стремилась к этому. Впрочем, из тех, кого глубоко тронуло ее решение, был император Александр III. Он благословил невестку драгоценной иконой Спаса Нерукотворного.

Интересно, что столь же сильно полюбили Православие и младшие сестры Елисаветы — императрица Александра Феодоровна и принцесса Ирена Гессенская. Про свою третью сестру великая княжна говорила: «Ирена ни в чем не находит такого наслаждения, как в православном богослужении, и особенно в Успенском соборе. Мы с нею не пропускаем ни одной воскресной утрени». (Вот отношение настоящих протестантских семейств к православной вере! Увы, их пример неизвестен нынешним сектантам, приезжающим в Россию с маниакальным желанием дать русским свое, «правильное» христианство.)

Великая княгиня Елисавета была наделена от Бога всем, что обычно так ценят смертные: умом, красотой, богатством, знатным происхождением. Она нежно любила своего мужа, который был одним из влиятельнейших государственных деятелей России. Первые годы брака прошли для нее во всем блеске придворной жизни. Что было еще желать?

Однако Елисавета не могла жить узкими интересами светской дамы. Под прекрасной наружностью великой княгини действительно скрывалась прекрасная душа. С самого детства принцесса находилась под обаянием светлого образа Елизаветы Тюрингенской, одной из родоначальниц Гессенского дома. Эта удивительная женщина, жившая в раннем средневековье, прославилась подвигами милосердия и еще в XIII веке была причислена Римской Церковью к лику святых.

Приехав в Россию, неизвестную страну с неизвестными обычаями, Елисавета Гессенская сразу принялась за изучение русского языка. (И вскоре овладела им в совершенстве: ее письма, которые, к счастью, дошли до нас, — образец самого что ни на есть классического языка великороссов.) Еще в первые месяцы брака, наслаждаясь жизнью в Ильинском — родовом имении князя, Елисавета заметила крайнюю убогость крестьянского быта, нищету, отсутствие квалифицированной медицинской помощи, и по ее настоянию в деревню были выписаны врачи и акушерки.

Пройдут годы, и великая княгиня построит в Москве больницу. Однажды к ней привезут из городского госпиталя кухарку, получившую тяжелейшие ожоги от опрокинувшейся керосиновой печки, — больную совершенно безнадежную ввиду начавшейся гангрены. И дочь Людвига IV и внучка английской королевы сама перевяжет ей раны. Несколько раз ей придется остановиться — так велики будут страдания несчастной женщины, но, закусив губу, княгиня доведет перевязку до конца. Потом ее платье будет надолго пропитано ужасным запахом гниющего человеческого тела. В последующие дни княгиня продолжит делать перевязки — они будут занимать по два с половиной часа два раза в день. И в конце концов произойдет невероятное: больная поправится и встанет на ноги!

Княгиня была воспитана в стране, не знающей монашества, где с западным тщанием и аккуратностью устраивались земные дела, но дела небесные никогда не были в особом почете. В России она знакомится совсем с иной жизнью. В 1903 году Елисавета вместе с Царственной четой посещает Саровский монастырь и присутствует на торжествах, посвященных прославлению преподобного и богоносного старца Серафима. Она участвует в крестном ходе, слышит возгласы «Христос воскресе!», на ее глазах совершаются чудесные исцеления. Поездка производит на княгиню огромное впечатление: ей еще больше открывается глубина веры простого народа, глубина Православия.

Когда княгиня возвращается в Москву, светская жизнь окончательно отодвигается ею на второй план. Елисавета приходит к решению: ее долг — заботиться о всех нуждающихся, о всех несчастных. И она отдает делам милосердия все силы своей души. К началу японской войны Елисавета становится во главе практически всех благотворительных организаций Москвы; кремлевские залы княгиня превращает в мастерские, где приглашенные ею работницы целыми днями строчат и шьют, готовя медицинские пакеты для фронта. Только Тронный зал свободен от этой работы. «Москва боготворила свою княгиню и выражала ей глубокую признательность ежедневной присылкой в ее мастерские всякого рода подарков для солдат, и число тюков, отправленных таким образом на фронт, было колоссальное. Личность ее была до такой степени вдохновляющей, что даже самые холодные люди загорались пламенем от соприкосновения с ее пылкой душой и с необычайной энергией шли на благотворительную деятельность», — пишет протоиерей М. Польский.

Ежедневно Елисавета участвует во множестве приемов, заседаний, разбирает прошения и ходатайства. Эти заботы доводят ее до полного утомления, но княгиня беспощадна к себе настолько же, насколько снисходительна к другим. Спит она не больше двух-трех часов в сутки. В полночь встает на молитву, потом идет в больницу. Находя кого-либо из больных в тяжелом состоянии, она сидит у его изголовья до рассвета, стараясь облегчить его страдания. Когда кто-то умирает, княгиня, согласно обычаю Православной Церкви, читает над телом покойного Псалтирь. Когда она навещает приют для чахоточных, несчастные женщины, не думая об опасности своей болезни, часто обнимают ее, и Елисавета никогда не уклоняется от их объятий.

«Земной ангел», «игумения Москвы», «наша матушка» — так с любовью называют ее. Москва и вся Россия боготворят великую княгиню.

Скорби земные

«Чем глубже скорбь, тем ближе Бог», — говорят в народе. Великой княгине было дано изведать не только полноту земного счастья, но и полноту земных страданий, приближающих человека к Престолу Всевышнего.

Верный престолу и Отечеству, великий князь Сергей Романов был приговорен к смерти одной из террористических организаций. Дело было подготовлено эсером Савинковым, а видную роль в нем сыграл некто Азеф — сотрудник тайной полиции и профессиональный революционер-убийца.

Утром 18 февраля 1905 года князь срочно должен был отбыть из кремлевского Николаевского дворца по делам службы. Он попрощался с супругой — она в это время собиралась в свои мастерские — и легко сбежал по ступеням дворца к приготовленному экипажу. Внезапно послышался звук взрыва. Выбежав на улицу, Елисавета увидела, как какой-то солдат прикрывает шинелью то, что еще недавно было телом ее мужа. (Бомба разорвала его на части: куски тела находили даже на крышах близлежащих домов. Молча, в каком-то оцепенении, Елизавета собственноручно помогает собрать все, что осталось от ее дорогого, горячо любимого супруга. — Ред.)

Княгиня переносит эту смерть с удивительным мужеством. Она находит в себе силы даже посетить исполнителя убийства — Ивана Каляева. Навещает преступника в тюрьме, одна входит к нему в камеру. «Кто вы?» — «Я его вдова. Почему вы его убили?» — «Я не хотел убить вас, — отвечает Каляев, — я видел его несколько раз в то время, когда имел бомбу наготове, но вы были с ним, и я не решился его тронуть». — «И вы не сообразили того, что вы меня убили вместе с ним».

Елисавета уходит, оставив в камере террориста Евангелие и икону. Первый раз после смерти мужа улыбка озаряет измученное лицо княгини, когда она узнает, что подаренную икону Каляев положил под подушку...

После смерти мужа в ней происходит резкая перемена. Постный стол — зелень и хлеб, а иногда молоко — до конца дней становится ее правилом. Она поручает себя небесному покровительству преподобного Сергия и ничего не предпринимает без благословения старцев Оптиной пустыни, которым отдает себя в полное послушание. Из дворца она переезжает в скромный дом на Ордынке, где оставляет себе только две небольшие комнаты. Свои драгоценности делит на три неравные части: часть возвращает казне, часть распределяет между ближайшими родственниками, а третью, самую большую часть, оставляет на нужды благотворительной деятельности.

В Москве, на Ордынке, княгиня создает знаменитую Марфо-Мариинскую обитель и становится ее настоятельницей. Община быстро расцветает, и в нее вливается множество сестер — как из аристократического общества, так и из народа. Поступая в обитель, сестры приносят обет совершать под покровом Церкви дело служения ближним — бедным и больным.

2 апреля 1910 года великая княгиня Елисавета принимает монашеский постриг в церкви Святых сестер Марфы и Марии.

«Великая княгиня Елисавета Феодоровна была редким сочетанием возвышенного христианского настроения, нравственного благородства, просвещенного ума, нежного сердца и изящного вкуса, — писал протоиерей М. Польский. — Трудно отдать себе отчет в том, что никому уже больше не удастся встретиться с этим существом, настолько отличавшимся от всех остальных, до такой степени превышавшим средний уровень и приковывавшим к себе всеобщее внимание своей необычайной красотой и очаровательностью, а также бесконечной своей добротой. Привлекала она людей без всякого усилия с ее стороны, и всем казалось, что она витала в высших сферах, содействуя при этом и другим подняться на ту же высоту. Она никогда никому не давала чувствовать степени своего превосходства над кем бы то ни было, а наоборот, и при этом без ложного самоунижения умела вызывать в каждом присущие таковому лучшие его качества».

Однако клевета не щадила и ее. Княгиню вместе с императрицей Александрой Феодоровной обвиняли в излишнем сочувствии к пленным немцам и чуть ли не в измене...

1 марта 1917 года взбунтовавшаяся толпа окружила дом настоятельницы Марфо-Мариинской обители. Несколько вооруженных людей, в основном из выпущенных на волю заключенных, пришли, чтобы арестовать ее как... германскую шпионку. Они утверждали, что в обители скрываются германские князья и спрятано оружие. Великая княгиня повела себя с присущим ей самообладанием. «Войдите», — сказала она. Потом приказала сестрам собраться в церкви для пения молебна и повернулась к вошедшим: «Можете пройти в церковь, но оружие оставьте у входа». Те подчинились. После молебна Елисавета подошла к кресту, сделав знак революционерам следовать за ней. Обаяние ее облика было так велико, что произошло невероятное: все они, один за другим, приложились ко кресту! «Теперь идите за поисками того, что думаете найти», — сказала Елисавета. Но поиски длились недолго. Вскоре революционеры вернулись к толпе со словами: «Это монастырь, и ничего больше».

«Очевидно, мы еще недостойны мученического венца», — сказала Елисавета сестрам. Но мученический венец был близок к ней, как никогда.

Вскоре правительство принесло настоятельнице свои извинения. Ей даже предложили переехать в Кремль, мотивируя это тем, что так легче будет охранять ее. «Если вам трудно охранять меня, — спокойно ответила княгиня, — прошу отказаться от всякой к этому попытки».

Летом 1917 года в Россию по особому поручению германского императора приехал шведский министр. На аудиенции у княгини он настоятельно советовал ей покинуть Россию. Но Елисавета отказалась покинуть страну, которая стала для нее родной. Через некоторое время немецкое командование в лице графа Мирбаха добилось согласия большевиков на выезд великой княгини. Дважды после Брестского мира Мирбах просил княгиню принять его, и оба раза ему было отказано. Свой отказ бывшая принцесса Гессен-Дармштадтская мотивировала тем, что Мирбах — представитель враждебной державы!

В одном из писем великая княгиня писала: «Необходимо направить все мысли на чудную нашу страну, чтобы узреть все совершающееся в ней в настоящем свете и иметь возможность сказать: «Да будет Твоя воля», когда наша возлюбленная Россия подвергнется полному развалу. Помните, что Святая Православная Русская Церковь — против которой не устоят и врата ада — все еще существует и существовать будет до скончания веков. Те, которые могут в это верить, без сомнения, узрят сокровенный луч, сияющий сквозь мрак в самый разгар бури».

Бесчинства, творимые большевиками, не вызывали у княгини и тени озлобления. «Народ — дитя, он не повинен в происходящем, — говорила она. — Он введен в заблуждение врагами России».

Сами преступники вызывали у нее жалость.

«Россия и ее чада в данный момент не ведают, что делают, наподобие больного ребенка, которого каждый во много раз ценит в таком состоянии, чем когда он весел и здоров, — писала она в одном из писем. — Каждый стремится облегчить его страдания, помочь ему и научить его терпеливо переносить все невзгоды. Это как раз то, над чем я с каждым днем все больше и больше задумываюсь».

В последний путь

Большевики приказали великой княгине присоединиться к Императорской семье в Екатеринбурге. Времени на сборы ей не дали. Под конвоем латышской гвардии настоятельница Марфо-Мариинской обители был отправлена на вокзал. Сестры рыдали, чувствуя, что матушку забирают навсегда. Самой же княгине сказали, что на новом месте она будет сестрой милосердия. В дороге, как вспоминали очевидцы, Елисавета была воодушевлена, радовалась предстоящей встрече с сестрой-императрицей. Но увидеться в жизни им не пришлось.

В конце мая 1918 года Елисавету привезли в Алапаевск и поместили на окраине города под охраной караула. Чтобы не сидеть без дела, княгиня работала в огороде, много молилась. Однажды ее навестили местные крестьяне: по русскому обычаю они поднесли ей хлеб-соль. На полотенце грубого деревенского полотна было вышито: «Матушке Великой Княгине Елисавете Федоровне от верных слуг Царя и Отечества, крестьян Нейво-Алпаевской области, Верхотурского уезда».

В ночь на 5 (18) июля 1918 года княгиню вместе с четырьмя князьями – членами Царского дома Романовых — вывезли из Алапаевска. Их земной путь закончился в двенадцати верстах от города по Верхотурскому тракту в шахте под названием «Нижняя Селимская». Из всех мучеников только один был застрелен. Остальных с завязанными глазами подвели к шахте и столкнули вниз живыми, а потом забросали гранатами.

Шахта была глубиной шестьдесят метров, но великую княгиню и князя Иоанна Константиновича спустя несколько месяцев нашли на глубине пятнадцати метров, на выступе шахты. Обе гранаты, попавшие на выступ, не взорвались. Они так и были найдены рядом с телом Елисаветы. Будучи сама тяжело ушиблена, великая княгиня в кромешной тьме сделала перевязку князю Иоанну, разорвав подол своего платья. Святая была жива по крайней мере весь следующий день: проезжавший мимо крестьянин слышал пение Херувимской, доносившееся из шахты. Умирая последней, святая Елисавета молилась о замученных родственниках...

В начале октября 1918 года окрестности Алапаевска заняла армия Колчака. По прошествии трех месяцев со дня казни тело мученицы Елисаветы было найдено совершенно целым и нетронутым тлением, с одними лишь ссадинами и кровоподтеками! Господь снова прославлял Своих святых. (Интересно, что это чудо произошло в те самые месяцы, когда большевики начали всероссийскую кампанию по вскрытию святых мощей. Кампания эта была призвана разоблачить «фальсификацию нетленности» останков святых).

Когда красные перешли в наступление, мощи пришлось эвакуировать. Вместе с отступающими белыми частями останки Елисаветы Феодоровны увозили все дальше на восток, пока поезд не прибыл в китайский город Харбин. Во время остановки мощи великой княгини были освидетельствованы. Оказалось, что и по прошествии года тело мученицы пребывает нетленным: оно только высохло. Игумен Серафим, сопровождавший останки, рассказывал, что из гроба великой княгини исходило дивное благоухание... Мощи святой Елисаветы были доставлены в Иерусалим. Усыпальницей для великой княгини была избрана крипта под нижними сводами русской церкви Святой Марии Магдалины. (Много лет назад Елисавета была на освящении церкви вместе с мужем Сергеем Александровичем и высказала пожелание быть погребенной в этом храме).

Так закончился земной путь великой княгини Елисаветы Романовой, урожденной принцессы Гессен-Дармштадтской, внучки английской королевы.

Господи, научи и нас любить свою страну, как любила ее Твоя святая.

По книге «Русские святые XX столетия»