О монашестве

Беседа с игуменом Игнатием (Душеиным), благочинным VIII округа Калужской Епархии

В IV веке, при императоре Константине Великом, христианство стало государственной религией Римской империи. В результате этого в христианской среде стали появляться новообращенные язычники, чей образ жизни был далек от чистоты веры. Тогда некоторые ревностные христиане, удаляясь от мирских соблазнов, стали уходить в пустыни. Так было положено начало монашеству или по-русски иночеству, то есть иному, духовно совершенному образу жизни.
О том, что же такое монашество, мы беседуем с игуменом Игнатием (Душеиным), благочинным VIII округа Калужской епархии.

— Отец Игнатий, как правильно переводится слово «монах»: «один», «одинокий» или «единое»?

— Думаю, правильнее будет сказать «уединенный». Не одинокий, в смысле отсутствия компании, а уединившийся от мира и суеты. Под словом «мир» следует понимать не человеческое общество (иногда духовно цветущие монастыри находились в столичных городах), а, как пишут святые отцы, «совокупность страстей» человеческих.

Вот что об этом пишет святой, которого называют наставником современного монашества, а его творения — азбукой духовной жизни, святитель Игнатий (Брянчанинов): «Монах значит уединенный, кто не уединился в самом себе, тот ещё не уединен, тот ещё не монах, хотя бы и жил в уединеннейшем монастыре…»

Монашество есть стремление к христианскому совершенству. Принимающий монашество отрекается от всего, чтобы достигнуть главного — совершенства внутренней жизни, евангельского образа, настоящего смирения.

Собственно, в любом виде деятельности серьезного успеха можно достичь, только отказавшись от чего-то. Спортсмены держат диету и тренируются, ученые часто совершенно забывают о семье — всё ради какой-то своей цели. Так и в монашестве: то, что мы называем аскезой, самоотречением, возникло естественно, как необходимое условие достижения духовного совершенства.

— Какова история развития монашества?

— Как это ни удивительно, монашество возникло, окрепло и расцвело после окончания гонений на христианство. Я полагаю, что этот факт — тупик для неверующих историков. Если бы оно возникло во время гонений — это бы было понятно: бежали, мол, христиане из городов от гонителей, вот так и появились монахи. Но мы видим другое. «Отец монашества» — святой Антоний Великий — ещё застал последнее гонение (узнав о гонении на христиан, святой Антоний срочно пришел в столицу Египта Александрию с целью пострадать за Христа), но уже в середине его долгой жизни монахи уходили в пустыню из христианской Империи.

«Когда гонения прекратились, то жизнь христиан посреди градов изменилась, ослабла. Веру христианскую принимали не всегда по одному убеждению, но весьма часто по обычаю… общество христианское посреди градов изменилось… явился лик монашествующий», — читаем у святителя Игнатия.

Монашество было изначально движением мирян, многие века оно никак не было связано со священством. Люди просто желали духовного совершенства, глубокого покаяния, настоящего наставничества и шли в пустыни к гигантам духа, к духоносным наставникам, слава о которых облетала христианский мир. Шли, чтобы спросить совета у любвеобильного Макария Великого или поступить в послушание к Авве Пахомию, чтобы взглянуть на всегда молчащего бывшего царского сановника Арсения или поучиться смирению и целомудрию у бывшего убийцы и блудника святого Моисея Мурина.

Первоначально никакой иерархии среди монашествующих не было. Первые монахи были не начальниками, а именно отцами своим ученикам. Отсюда и закрепившееся наименование настоятелей монастырей: «авва» — отец.

Авва не имел власти административной, он был духовным авторитетом, его святость была подтверждена непорочным житием и любовью к ученикам. Авву избирали сами монахи, ибо как можно назначить отца? Потом старшинство в монастыре стало должностью. На нее стали назначать. Так и возникла иерархия.

Но всегда там, где во главе обители оказывался святой, снова возникала такая же семья, что и в древних обителях Фиваиды и Скитской пустыни. И братия снова любила своего авву как отца. Вспомним: когда преставился преподобный Пафнутий Боровский (напомню, что преподобный Пафнутий скончался 14 мая 1477 года 83 лет от роду), братия так рыдала о своем строгом настоятеле, что никто не мог прочитать заупокойной молитвы.

— Какие обеты принимают монахи?

— Если вчитаться в текст чина монашеского пострижения, то монах отрекается вообще от жизни по страстям. Он вступает как бы в Воинство Небесное. Если же подходить формально, то обетов можно выделить три: обет послушания — отказ от жизни по своему хотению; обет нестяжания — отказ от личной собственности; и обет безбрачия — отказ от семейной жизни. В идеале разрыв этих связей с «миром» должен дать человеку свободу для духовного делания, отрезать все житейские попечения. Инок руководствуется словами Самого Спасителя: «…Отвергнись себя, и возьми крест свой и следуй за Мной». В знак отречения от мира и нового духовного рождения иноку дают новое имя.

— Все ли монахи не вкушают мяса, или это отдельный обет?

— Монах дает обещание поста. Если околоцерковное сознание понимает слово «пост» чисто гастрономически, то в понимании Церкви слово «пост» многозначно. Оно может касаться только пищи, а может означать полноту правильной телесной жизни: «Под именем поста должно разуметь не одно воздержание от неумеренности в пище, но воздержание от всех греховных начинаний». Так что специального «мясного обета» у монахов не существует.

Неядение монахами мяса — это традиция. Но она также рождена духовным опытом. Настоящие подвижники хорошо знали тесную связь духа с телом. Через тело можно влиять на душу и послабления телу сразу расслабляют дух. Понимание поста в православии основано именно на знании этой связи.

«Гордый человек! Ты мечтаешь так много и так высоко о уме твоем, а он — в совершенной и непрерывной зависимости от желудка. Закон поста, будучи по наружности законом для чрева, в сущности есть закон для ума. Ум… должен прежде всего подчиниться закону поста. Только тогда он будет постоянно бодр и светел; только тогда он может властвовать над пожеланиями сердца и тела».

Для монахов пост никогда не был самоцелью, только средством. Но очень сильным и действенным. Поэтому мясо — как самый «горячащий кровь» продукт — прямо запрещалось многими монашескими уставами.

Особо «чтилось» неядение мяса монахами в России. Ещё в 17-ом веке сопровождающий Антиохийского Патриарха в Россию его племянник-иеродиакон сетовал на «постность» русских послепасхальных розговен: монахам, мол, русские мясо не предлагают.

Об «особом» отношении к мясу в России даже мирян писал и Святитель Игнатий: «Церковь положила в известные времена воздержание от мясной пищи для того, чтобы непрестанно употребляемая мясная пища не разгорячала безмерно тел, чтобы они на растительной пище постного времени прохлаждались и облегчались, а не потому, чтобы употребление мяса заключало в себе собственно какой грех или нечистоту. И потому удаление от мяса при необходимости и болезни есть грубый предрассудок русского человека, обременившего небесную религию многими своими национальными дебелостями, оцеживающими комара и пожирающими верблюда».

— Каков уклад жизни в монастыре?

— Укладов всегда было множество. Монашеская жизнь строилась не «сверху», по чьему-то спущенному циркулярному письму, а «снизу». То есть монастырские уставы древности, коих было множество, возникли как плод настоящей подвижнической жизни. Монашеская жизнь имела самые разнообразные формы.

Были монахи отшельники, которые жили в совершенном одиночестве. О множестве из них мы и не знаем, так как некому было сообщить об их подвигах и трудах. Были странствующие иноки.

Был «скитской» тип монастырей — в таком монастыре каждый монах жил, трудился и питался самостоятельно, но был под руководством старца-наставника и участвовал в общей молитве.

Были «киновии» — общежительные монастыри (на Руси таковыми были почти все, а в настоящее время практически 100 процентов наших монастырей). В таком монастыре братия трудится и молится вместе, пищу и одежду получает в монастыре, не имеет никакого имущества, подчиняется настоятелю.

— Расскажите, пожалуйста, об основных проблемах современного монашества.

— Самая главная проблема — отсутствие или скудость духовного руководства. Настоящее монашество возможно только в преемстве от наставника к ученику. Самочиние недопустимо.

По слову святителя Игнатия: «Самочинное монашество — не монашество. Это — прелесть! Это — карикатура, искажение монашества! Это — насмешка над монашеством! Это — обман самого себя! Это — актерство, очень способное привлечь внимание и похвалы мира, но отвергаемое Богом, чуждое плодов Святого Духа, обильное плодами, исходящими от сатаны».

Исчезли наставники, прервалось преемство. Массовое восстановление обителей, многочисленные постриги и золоченые купола не заменят наставника, который уже прошел путь духовной брани и может научить других. Его вообще ничто не заменит.

Можно открыть сотни великолепных колхозов и богаделен, постричь и разодеть в красивые одежды массу мужчин и женщин — и назвать всё это возрождением монашества. Но монашество немыслимо без духовного руководства. А руководить может только тот, кто сам был руководим. Замкнутый круг.

Иногда в истории этот круг разрывался милостью Божией. Так было при преподобном Сергии Радонежском. Он получил дар руководства, не имея руководителя, и стал руководителем нескольких поколений русских монахов. Так было и с преподобным Паисием Величковским — именно от него пошли Оптинские старцы. Но эти и подобные случаи — исключения, только подтверждающие правило.

Есть и ещё проблемы. Удивительную силу у нас имеет внешность. Именно она становится мерилом духовности в глазах многих наших современников. Монашеская одежда, к примеру, которая возникла как отказ от красивых и дорогих нарядов — стала сама красивой и дорогой. Внешний вид монаха — длинные волосы и борода — первоначально произошел от некоего небрежения к себе, потому что подвижникам просто не было дела до своего внешнего вида. Но теперь, глядя в некоторых монастырях на холеные расчесанные бороды, начинаешь думать, что в монашеской аскезе современности стало одним подвигом больше…

— В чем заключается духовная брань монаха?

— В общем, брань у всех христиан одна: со своими немощами, грехами, гордыней. С духами злобы поднебесной. Просто у монаха в идеале эта брань идет на другом уровне. Если в обычной жизни человек старается удержаться от греховных дел и слов, то монах призван одержать победу в самом источнике греха, там, где рождаются мысли и волевые решения. В духе, в уме — в том духовном «месте», которое святые отцы называли «сердцем» человека — там и идет брань монаха. Хотя надо отметить, что там же должна идти брань у всех нас.

Святитель Феофан Затворник учил: «Бог внемлет уму, а потому те монахи, которые не соединяют внешнюю молитву с внутренней, — не монахи, а черные головешки. Тот монах не имеет печати Христовой, который не знает (или забыл) делание Иисусовой молитвы». Владеют ли современные монахи искусством умного делания Иисусовой молитвы?

Молитва — это не цель, а средство. Если молитва стала целью — может произойти беда: молитва ради молитвы. Но, с другой стороны, без этого средства и само спасение немыслимо. Поэтому так много внимания уделяли древние монахи молитве. О ней написаны тома, ей учили годами. Все тончайшие перипетии и сложности молитвенного пути были изучены и описаны святыми. То есть теми, кто этот путь успешно освоил.

И святые отцы пишут, что действительно молитва — показатель духовного состояния человека. По тому, насколько человек научился молиться, можно судить о его духовном росте или, напротив, — о духовной деградации. Ведь по-разному можно молиться. Молился и знаменитый фарисей из притчи Христовой «о мытаре и фарисее». Он молился и благодарил Бога за то, что он лучше всех на свете. Такая молитва тоже много может рассказать о состоянии духа человеческого…

Что же касается молитвы современных монахов, то Бог ведает, кто как молится. Никогда никто из святых отцов не рекомендовал молиться напоказ или даже рассказывать о своем опыте. Поэтому вряд ли мы узнаем у монахов об их «искусстве».

— Правильно ли я понял слова святителя Игнатия (Брянчанинова), что в нынешнее время абсолютное послушание духовнику нельзя практиковать даже монахам?

— Действительно, святитель Игнатий очень много внимания уделял этому вопросу. Наблюдая явное оскудение наставников умного делания, он пришел к выводу, что время абсолютного послушания ушло вместе с духоносными наставниками: «Преподобный Григорий Синаит, живший в XIV столетии по Рождестве Христове, когда прибыл на Афонскую гору, то нашел, что многочисленное монашество её не имеет никакого понятия об умной молитве, а занимается лишь телесными подвигами, совершая молитвы лишь устно и гласно. Преподобный Нил Сорский, живший в конце XV и начале XVI века, посетивший также Афонскую гору, говорит, что в его время число внимательных молитвенников оскудело до крайности. Старец архимандрит Паисий Величковский переместился на Афонскую гору из Молдавии в 1747 году. Он… беседовал со многими старцами, которых признавало общее мнение Святой Горы опытнейшими и святыми иноками… оказалось, что они не только не знали о существовании таких писаний (об умной молитве), но даже не знали имен святых писателей…»

Вот что писал святитель Игнатий о жительстве в наше время: «По учению отцов, жительство…, единственно приличествующее нашему времени, есть жительство под руководством отеческих писаний с советом преуспевших современных братий; этот совет опять должно поверять по писанию отцов. Отцы первых веков Церкви особенно советуют искать руководителя боговдохновенного… Отцы, отделенные от времен Христовых тысячелетием, повторяя совет своих предшественников, уже жалуются на редкость боговдохновенных наставников, на появившееся множество лжеучителей и предлагают в руководство Священное Писание и отеческие писания. Отцы, близкие к нашему времени, называют боговдохновенных руководителей достоянием древности и уже решительно завещают в руководство Священное и Святое Писание, проверяемый по этим писаниям, принимаемый с величайшей осмотрительностью и осторожностью совет современных и сожительствующих братий».

Об «игре в послушание» он писал очень резко и грозно: «…душепагубное актерство и печальнейшая комедия — старцы, которые принимают на себя роль древних святых старцев, не имея их духовных дарований; да ведают, что самое их намерение, самые мысли и понятия их о великом иноческом делании — послушании суть ложные, что самый их образ мыслей, их разум, их знание суть самообольщение и бесовская прелесть…»

«Возразят: вера послушника может заменить недостаточество старца. Неправда: вера в истину спасает, вера в ложь и в бесовскую прелесть губит…»

Это всё, конечно, не распространяется на «послушания» административного характера-то есть различные хозяйственные работы в монастыре или церковные службы. Речь идет о древнем монашеском делании — безусловном послушании духоносному наставнику. Вот такое послушание в наши дни совершенно невозможно.

— Можно ли считать монашеский путь спасения духовно более совершенным, чем путь семейного мирянина?

— Думаю, что в наше время так сказать нельзя. И жизнь в монастырях теперь перестала быть такой «экстремальной», как в древности, и жизнь в миру стала намного труднее в духовном плане. Я просто преклоняюсь перед своими друзьями — женатыми священниками. По моему мнению, они несут гораздо более тяжкий крест, чем я. Мне нужно смиряться только перед архиереем, а им ежедневно ещё и перед женами…

А если серьезно, то благочестивая жизнь в миру стала в наше время величайшим подвигом, а воспитание в вере детей — отчаянным героизмом, подвижничеством, исповедничеством.

— Что такое монашество в миру?

— Я не понимаю, что это такое и считаю, что настоящее монашество возможно только в монастыре и только под руководством духовно опытного наставника. В миру можно и нужно жить по-христиански — заповеди ведь для всех одинаковые. Но не за чем называть такую жизнь монашеством — только гордыню лишнюю наживешь. Неужели нам мало называться христианами?

— Что нужно для того, чтобы стать монахом?

— Я однажды спросил об этом у одного замечательного христианина, профессора Московской Духовной Академии. Он сказал: «Помните явление Христа, воскресшего эммауским путникам? Как они говорили потом: не горело ли в нас сердце, когда Он говорил нам из Писания? Вот при таком горении сердца только и можно становиться монахом». И я полностью с этим согласен. Остальное всё — приложится. «Имеющим холодное и колеблющееся произволение строго воспрещено вступление в монашество», — пишет святитель Игнатий (Брянчанинов).

Но я бы предостерег всех, даже при горении сердца, от поступления в монастыри, где нет правильного духовного руководства.

— Если боголюбивый молодой человек решил уйти в монастырь, а его родители против, как ему следует поступить? Является ли в данном случае мнение родителей решающим?

— Смотря по какой причине родители против. Когда юный Варфоломей — будущий святой Сергий Радонежский — просился в монастырь, его святые родители тоже были против. «Сначала похорони нас» — ответили они ему, и святой отрок послушался. Они были христиане и одного духа с ним.

Если же родители против потому, что они просто другого духа и считают и Церковь, и монашество глупостью, то тут можно и не послушаться их. Когда человек взрослый и родители не нуждаются в материальной помощи от него — можно уйти в монастырь и против их воли. Ничто не должно вставать между человеком и Богом. Спасение души — высшая ценность, и даже кровные родственники не имеют права препятствовать этому. Именно про такие случаи сказано и враги человеку домашние его (см. Мф. 10, 36).

— От некоторых светских людей, не понимающих, что монашество — это «цвет Церкви», слышал, что в монастырь уходят только люди, несостоявшиеся в жизни. Что на это можно сказать?

— Слово «только» здесь заставляет предположить, что эти «светские люди» заглянули в каждое сердце. А это заведомо делает такие утверждения ложью. В монастыри уходят по множеству причин. Много и таких, кто уходит из неправильных побуждений — от несчастной любви, от неудач, от мечтательности и т.д. Ещё святитель Игнатий писал о них: «все, сколько их знаю, поступившие в монастырь по каким-либо обстоятельствам внешним, а не по призванию, бывают очень непрочны и непременно оставляют монастырь с большими неприятностями для монастыря и для себя».

«Призвание» — это когда горит сердце к Богу. Когда человек жаждет всё оставить, лишь бы обрести открывшуюся ему Истину в полноте.

«Буду верить в Тебя, буду всеми силами исполнять Твои заповеди, буду страдать за веру в Тебя, откажусь от всего и от всех — от личной жизни, от родных — и только Ты, Господи, не откажись от меня, не попусти мне потерять веру и мужество, не попусти возроптать на Тебя, если постигнут слишком тяжкие скорби и страдания свои или близких моих, даруй мне возлюбить Тебя всем сердцем», — писал исповедник ХХ века игумен Никон (Воробьев).

— В каком возрасте лучше принимать монашество и какой для этого должен быть основной мотив, чтобы потом в своем выборе не раскаяться?

— Монашеские постриги до тридцати лет разрешены только в учебных духовных заведениях — семинариях и академиях. Это не случайно. Чтобы принять такое ответственное решение, нужно достичь определенного возраста и приобрести жизненный опыт. Кроме этого, нужно иметь достаточный опыт монастырской жизни. Как правило, не постригают тех, кто не прожил в монастыре хотя бы лет пять. За это время человек должен испытать свое произволение.

Люди, желающие поступить в монастырь, иначе говоря, послушники, сначала проходят длительные предварительные испытания своих намерений и сил, готовясь дать невозвратные обеты Господу. Если послушники оказываются способными стать монахами, то их с установленными молитвами облекают в неполное одеяние инока, что называется рясофором, то есть правом ношения рясы и камилавки, чтобы в ожидании полного иночества они ещё больше утверждались на избранном пути. Послушник после этого называется рясофорным.

— Действительно ли монашеские обеты даются человеком раз и навсегда, и что даже тот монах, который сложил с себя иноческое одеяние и вступил в брак, продолжает оставаться монахом, но монахом падшим, живущим во грехе? Правда ли, что бывшие монахи не могут быть обвенчаны в храме?

— Бог никого ни к чему не принуждает, Ему ценна добровольность и свобода наших жертв. Не может быть никакого насилия и в монашестве. Вот что пишет об этом святитель Игнатий: «Пребывание в монастыре без искреннего желания вести жизнь монашескую и потому устраняя от себя то поведение, которое требуется правилами святых отцов, может служить только вредом и поведет насилуемого к такой жизни к самым печальным последствиям».

«Лучше выйти из монастыря и проводить в мире жизнь, соответствующую своему расположению, нежели, живя в монастыре с враждебным к нему чувством, проводить жизнь, нисколько не сообразную с монашескими правилами, чего неминуемым последствием обыкновенно бывает самый ужасный разврат».

Я знал людей, оставивших монашество. Это, конечно, их личная духовная трагедия. Но это, по крайней мере, честно.

Насчет венчаний — думаю, что лучше вести человеку благочестивую жизнь в миру, чем лгать себе и ближним в монастыре. Я бы обвенчал бывшего монаха с радостью.

— Каким должен быть истинный монах?

— Истинным христианином. Собственно в этом — всё монашество. Надо помнить главное, как сказал святитель Игнатий: «важность — в христианстве, а не в монашестве; монашество в той степени важно, в какой оно приводит к совершенному христианству».

Беседовал Андрей Сигутин