Жажда очищения... и
оживание для святости

Беседа с иереем Георгием Казанцевым

[1]  [2] 

Другая опасность — это лжесмирение и желание выделиться: «Я — самый грешный». Печально, но смирение паче гордости — не редкость. Например, к священнику подходит женщина и говорит: «Я — самая великая грешница! Благословите, батюшка». Вот верный показатель тщеславия. Преувеличение своих грехов всегда свидетельствует о том, что человек взял некоторую внешность христианства, а внутренность — борьбу со страстями — он отринул. И потому у него отсутствует, во-первых, живое обращение к Богу, а, во-вторых, четкость и конкретность в духовной жизни. Когда начинается конкретная внутренняя работа, общие фразы о греховности отходят на второй план. Ведь у верующего есть ряд грехов, с которыми он борется в первую очередь: определяет главную страсть, искренне кается и с Божьей помощью изживает ее. Духовная жизнь — последовательность определенных действий. Обратимся к святоотеческой традиции. Очень наглядный пример того, как подвижнику нужна система — научение посту аввой Дорофеем своего ученика Досифея. В деле покаяния тоже должна быть определенная система, лестница, последовательность. Нельзя сразу прыгать на вершину. Человек должен постепенно и целенаправленно бороться со грехом. А для этого важна конкретность. К примеру, рассмотрим ситуацию с преодолением никотиновой зависимости. Итак, берем курение — и, извините за выражение, долбим эту страсть до конца, пока она не уйдет. Когда есть подобная «конкретика», человек начинает консультироваться у священников по волнующему его вопросу, ищет ответа у святых отцов, изучает способы борьбы. Хотя остальные грехи тоже не забывает, но работает, в основном, над этим. Когда табакокурение поборол — берется за следующую страсть и изживает ее. Такая «конкретика» дает возможность избежать самоедства и мечтательности. Причем, здесь важно отметить, что преодоление любого греха дается подвижнику только как дар Божий, а не как плод трудов самого человека. Непосредственным результатом всех аскетических шагов должно быть смирение. Если оно отсутствует, то не будет и реального преодоления греха. Своими силами мы можем только на какое-то время «пригасить» грех. Повторюсь: в борьбе с любой страстью нужна последовательность конкретных аскетических мер. Но итогом этой борьбы должно стать смирение. Именно оно делает нас способными принять помощь Божию и освободиться от любого греха.

— Покаяние — по сути, молитвенное общение с Богом. Как нужно обращаться к Господу, чтобы это стало реальным соединением с благодатью Божией?

— Выражение «общаться с Богом» обычно воспринимается поверхностно. Так зачастую говорят протестанты, показывая несколько панибратское отношение к Господу нашему Иисусу Христу. Если же вести речь о православном понимании этого выражения, то на Ваш вопрос я хочу ответить словами иеромонаха Романа: общаться с Богом нужно «в глубине высокого смирения». Тогда обращение к Богу будет иметь благодатные плоды.

— Согласен, что понятие «общаться с Богом» нередко воспринимается поверхностно. Потому что общение с Господом, согласно Православию, может быть как вербальным (словесным), так и невербальным. Помнится, однажды я спросил у протоиерея Димитрия Моисеева: «Как правильно понимать слово „общение“ в библейском смысле? Что такое общение с Богом?» — «В первую очередь, как единение с Богом, приобщение к Божественной благодати», — ответил батюшка…

— Отец Георгий! Ныне покаяние в наибольшей степени профанируется. Скажите, исходя из Вашего опыта, чем чаще всего прихожанин подменяет свою исповедь?

— Мы с Вами уже обсудили, чем человек может подменять внутреннюю покаянную работу. Теперь коснемся профанации таинства Исповеди. Можно назвать следующие виды ошибок.

Часто исповедь превращается в беседу о скорбях, которые несет кающийся. Человека, изливающего свою боль, священник обычно выслушивает и пытается утешить по мере сил. Хотя о скорбях с батюшкой лучше поговорить отдельно.

Иногда, приходя на исповедь, верующий начинает слезно сокрушаться о каком-то невольном обрядовом нарушении, а о важнейших язвах души упоминает лишь мимиходом. Человек не чувствует губительности зависти, осуждения, тщеславия, нерадения о молитве. При этом он может слезно сокрушаться, что Великим постом съел немного растительного масла.

Печально, когда человека приводят на Исповедь родные и близкие, а сам он не имеет желания каяться. Тогда Исповедь получается холодной, поверхностной и, думаю, что бесплодной. Однажды мне пришлось услышать на Исповеди прямое заявление одной девушки, что она не собирается оставлять свои тяжкие грехи. Такой цинизм у Креста и Евангелия просто недопустим.

О профанации сего Таинства очень подробно написал протоиерей Владимир Воробьев. Всем советую прочитать его брошюру «Покаяние, Исповедь, духовное руководство». Особенно она важна родителям, желающим научить покаянию детей. Ныне весьма часто встречается профанация именно детской Исповеди. Начиная исповедоваться в 7 лет по обычаю, дети привыкают к Исповеди как к регулярному отчету о дурных поступках. Таинство перестает быть для юных прихожан важным событием, связанным с необходимостью изменения своего поведения. Отчитавшись о грехах, дети продолжают их умножать.

Еще одной ошибкой на Исповеди может быть превращение Таинства в беседу о грехах. Как лекция о Царствии Божьем не есть пребывание в нем, так и разговор о грехах — это не Исповедь. Исповедь должна иметь характер молитвенного обращения к Богу. Если же кающийся переводит свое внимание на священника, то Исповедь превращается в беседу. Иногда духовный отец может помочь исповедующемуся вопросом или советом. Но его вмешательство не должно нарушать молитвенного настроя человека.

К тому же беседа о грехах может принять даже извращенный характер, если верующий начнет рассказывать подробности совершенных им плотских беззаконий. Это вообще недопустимо. В данном случае батюшка обязан остановить исповедующегося и не в коем случае не обсуждать такие вещи.

Искажением Исповеди является и банальное сокрытие грехов от священника. Такое тоже встречается. Причем, некоторые люди годами утаивают свои грехи, коими могут быть даже дурные помыслы, которые человек боится открывать.

Последнее, что хочу упомянуть — это препирательство со священником на Исповеди из-за несогласия с решением пастыря. Такое нередко случается, когда прихожанин желает причаститься, а батюшка его не допускает. К сожалению, любое препирательство со священником лишает исповедующегося духовного плода.

— Митрополит Антоний Сурожский говорил, что покаяние должно перейти в радость. Каким образом это происходит и как можно сему научиться?

— Мое мнение: человек способен искренне покаяться, только осознав величие Бога. В свете Его святости, благости, милосердия верующий четче видит всю мерзость своих прегрешений. Вот когда человек, в полной мере чувствуя себя недостойным, воспринимает всепрощение Божие. То есть христианин осознает: Господь меня простил, хоть я и не заслуживаю прощения. Если человек понимает, что он прощен, то покаяние всегда сопряжено с радостью и ощущением: я — не одинок. Со мною Господь, Который пострадал за меня. Это чувство близости Бога тоже дает радость.

Например, у меня образ покаяния такой: кто занимался со штангой, тот знает, что когда делаешь третий подход, то последнюю попытку выполняешь уже на пределе сил. И здесь остро переживаешь свою немощь. Вот вроде бы сделал всё, выполнил какой-то максимум. И в этот момент ты себя чувствуешь крайне слабым, неспособным справиться с «железякой». Покаяние и есть как раз переживание своей слабости на пике напряжения внутренней работы. Если человек идет к Богу, то без покаяния не обойтись. Стремиться к Богу можно, только видя свою немощь, понимая, что ты в чем-то несовершенен. Ибо если осознаешь себя идеальным, то получается: ты отвернулся от Господа. Неграмотный человек, ничего или мало что знающий, часто считает себя всезнающим. «Я — велик», — горделиво думает невежда, потому что сфера его знаний — точка, и он, обладая этим минимумом информации, знает все в своем мирке. А когда человек начинает расширять сферу собственных познаний, то одновременно расширяется и область им непознанного. Так и с покаянием: чем больше человек приближается к Богу, тем он лучше понимает: какая же я мерзость на самом деле!.. Это — естественный процесс духовного роста. Теоретически покаяние личности не может когда-нибудь прекратиться. Чем ближе верующий к Богу, тем в больших язвах видит он свою душу. Однако, повторюсь, не должно быть самоедства: надо всегда иметь перед собой идеал — Христа. Святитель Феофан Затворник писал: «Чувство своей бедности, окаянства… одно — безотрадно, и, пожалуй, может ввести в отчаяние, окончательно пагубный грех. Потому, не отказываясь от него, надо растворять его познанием и чувством богатства Христова… Потому нам надо посматривать не только на себя, как мы ничтожны, но и на Господа, как Он богат и благ…».

— В Писании сказано: «Всегда радуйтесь». Если человек не радуется, значит, он согрешает и в этом нужно каяться?

— В данном случае эти слова легко понять превратно. «Всегда радуйтесь» — похоже на призыв к показной, внешней радости. Однако, радость о Христе больше сродни тому состоянию, которое выражено в молитве: «Слава Богу за всё». То есть находить во всем промысел Божий о нашем спасении. Вот основание истинной радости. И в скорби необходимо видеть действие Божьего промысла. Да, в этом смысле, если верующий не радуется, значит, он согрешает. Но речь не идет о том, что у него неправильный настрой. Христианин должен быть человеком позитивного и конструктивного мировосприятия. Однако, просто каяться: батюшка, я грешу тем, что не радуюсь, — будет фарисейством и формальностью. Нужно проанализировать, почему же в своей жизни я не вижу никакого позитива и не переживаю особой радости? Почему мне не дает Господь? Может, у меня неправильно расставлены акценты в духовной жизни? Мы не имеем права быть равнодушными, но, в первую очередь, необходимо думать не о политике, а о спасении души. Христос сказал: «Ищите прежде Царства Божия». Всё в руках Божьих, и Он — Отец наш Небесный. Как учит Апостол, «все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас» (1 Петр. 5:7). Внешние обстоятельства, конечно, важны, но они вторичны по сравнению с нашим духовным устроением. Отвлечение от внутреннего содержания к внешней (околоцерковной) многозаботливости — это суета.

— Многие Старцы постоянно призывают стяжать мирное устроение души. Это же и означает жить «без суеты»?

— Да, нужно избегать суеты.

— Как с ней бороться, ведь суетой сейчас практически все заражены?

— Дело в том, что суета начинается, прежде всего, у нас в голове. Необходимо разобраться, что в нашей жизни можно упростить. Думаю, что в повседневности — как в позиционной шахматной игре — следует упрощать ситуацию. Мы часто осуществляем слишком сложные комбинации, не нужные для нашего спасения. Всё лишнее из нашей жизни должно быть убрано. Суета состоит в том, что нами смешивается главное и второстепенное. То есть в голове оказывается очень много дел, но при этом в них — полная неразбериха. Важно правильно организовать свою работу, упорядочить домашние дела и взять под контроль раздражающие информационные факторы: ТВ и СМИ.

— Один православный публицист написал: «В жизни христианина наступает момент, когда вместо „кайся“ ему нужнее от своего старого пастыря услышать „дерзай“, так как осознание грехов и покаяние в нем уже имеются, а усилий для практического возрастания в Духе Святом не хватает». Как Вы это могли бы прокомментировать?

— Мне кажется, что покаяние без практического возрастания в Духе Святом — занятие тупиковое. Если в Вашем вопросе имеется в виду, что человек зашел в тупик, то, наверное, правильно ему сказать: дерзай. Покаяние и должно быть дерзновенным. Без этого наши грехи нельзя побороть. Мы сейчас говорим достаточно условно о молитве, о покаянии, о каком-то дерзновении, возрастании в добродетели. Но все эти понятия очень органично связаны между собой. Например, дерзновение в реальных делах веры невозможно отделить от покаяния. Дело в том, что XXI век — век мечтательности. Одно из современных искушений — большой выбор религиозной литературы. И вообще информационная цивилизация создает массу подобного рода искушений. Человек слишком много времени проводит в выдуманном, воображаемом мире. И, приходя в Церковь, он продолжает жить в этой виртуальной реальности. У него вся духовная жизнь проходит преимущественно на ментальном уровне (то есть в разуме). Так, верующий осознает свои грехи, начинает в них разбираться, в какой-то степени сожалеет о них, исповедуется, но практические, конкретные шаги по борьбе со своей реальной немощью у него нередко отсутствуют. Человек лишь варится в некоей православной среде, где обсуждаются определенные проблемы (чаще всего церковно-общественные, а не внутренне-покаянные). Внутреннего же тщательно выстроенного духовного пути нет. Псалмопевец Давид говорил: «Скажи мне, Господи, путь в оньже пойду, яко к тебе взях душу мою», — вот этого, главного, часто и не достает. Получается, что человек проходит три стадии покаяния: осознание греха, сожаление о нем, исповедование его. А четвертый, самый важный практический шаг — подвиг — исчез из современной жизни. Остались одни разговоры на православные темы…

Четвертая стадия подразумевает: взял конкретный грех и изживаешь его, вплоть до страстей. Исследуешь, в чем этот грех, как он тебя одолевает. Изучаешь его по трудам Отцов, просишь совета у священников, как такой духовный недуг преодолеть, чтобы охранить себя, как вести себя правильно, чтобы сей грех не соблазнял. Устраняешь обстоятельства, ведущие к этому злу. Берешь на вооружение определенные молитвенные правила, поклоны… К сожалению, у нас утрачена традиция конкретной работы над собой. Каждый приходит в храм со своей бедой: у одного — страшное чревоугодие, у второго — тщеславие, гордыня, у третьего — страсть курения. Хотя с тщеславием принято бороться в последнюю очередь, бывает, что его нужно «пригасить». Поэтому в древних монастырях высокопоставленных людей, желавших стать монахами, ставили у ворот, чтобы они усмирялись. У всякого человека — свой набор грехов и немощей. Значит, необходимо выстраивать индивидуальный путь, свою последовательность определенных шагов к Богу. А пока этого у большинства из нас нет, присутствует только мечтательность.

— Почему часто человек кается в одних и тех же грехах, а избавиться от них не может? Не потому ли, что причина часто находится не только в духовной, но и в душевной сфере? (Например, в свое время для меня стали откровением слова иеромонаха Ионы (Займовского): «Алкоголизм — это не только духовное заболевание, это проблема всей личности. Бывает, что пьют люди глубоко верующие, даже священники. Мой хороший друг, священник, очень верующий человек, просто спивался и ничего не мог с этим поделать…»).

— Вот как раз об этой мечтательности мы и говорили. У верующего должно быть четыре этапа покаяния, а в действительности у него только три.

— А если у человека, допустим, не получается бросить курить?

— Он уверен, что принял все меры для избавления от этой пагубы? Необходимо возненавидеть свой грех. К слову сказать, курение — одна из разновидностей чревоугодия. Своим прихожанам я говорю: если у вас не получается бросить курить, то с такими грехами, как гордость, гнев — вообще не сможете справиться. Курение — это ваш первый грех, преодолевая который, вы приобретете опыт. Апостол Павел говорил: всё мне позволено, но не всё полезно и ничто не должно обладать мною. Так же и табак не должен иметь власти над человеком. В чем смысл разделения своей внутренней работы на ступени: сначала первый грех, далее второй, потом третий. Трудясь над одним грехом, человек приобретает навык очищения души. К следующему греху верующий приступает уже более опытным. Потихонечку изживая все свои зависимости, человек становится свободным. Мое мнение: если прихожанин не может избавиться от такого из своих грехов, как курение, значит, серьезно он с ним еще не боролся…

Важно помнить: православные должны носить тяготы друг друга. Истинный христианин не осуждает впавшего во грех, а соболезнует ближнему: ведь человек мучается от греха. И раз мы оказались рядом, то давайте вместе с ним попробуем изжить это зло…

С некоторыми грехами: осуждением, тщеславием, гордыней, раздражительностью, гневом, чревоугодием, — прихожанин может бороться годами, даже если он действительно искренне желает избавиться от страстей. В этом случае нельзя считать, что исповедь бесплодна. В какой-то степени каждая исповедь ослабляет грех, если, конечно, человеком ведется работа. Пусть изменения сразу незаметны, но процесс исцеления идет. Если же вообще нет положительного результата, хотя верующий регулярно исповедуется, значит, что-то делается не так…

— Митрополит Антоний Сурожский говорил: «…мы должны были бы принести покаяние в том, что мы дали целому миру, миллионам людей потерять Бога — тем, что оказались не христианами до конца, что никто, встречая нас, не видит Христа в наших глазах; в нашем образе не отражается сияние божественной жизни. И в этом и Церковь в целом, и каждый христианин должен был бы принести перед Богом покаяние». Что Вы могли бы сказать по этому поводу?

— Думаю, владыка сказал очень верно. Но для того, чтобы принести покаяние в том, что мы дали миллионам людей потерять Бога, человек должен внутренне созреть. Если мы сразу начнем решать такую «задачу максимум», то можем просто впасть в мечтательность. Начинать же надо со своей маленькой, конкретной борьбы со грехом. А то, о чем говорит митрополит, это один из элементов уже непрестанного покаяния, покаянного настроя. Чувство вины перед человечеством должно родиться естественно: как плод сокрушения о своих грехах.

— Отец Георгий, давайте подведем итог нашей беседы о покаянии, так сказать, выделим «сухой остаток». На что бы Вы хотели обратить внимание читателей в первую очередь?

— В первую очередь, я всегда обращаю внимание прихожан на то, что духовность — это ответственность. Покаяние есть переживание своей ответственности перед Богом, ближними и самим собой. В данном смысле, покаяние перестает быть делом только нашего личного спасения. Ведь каждый «промах» ложится духовным грузом не только на нас, но и на наших близких, на всех членов Церкви. Значит, исправление всякого человека — не только его личное дело. Верующий спасается не сам. Он спасается в Церкви с помощью Божьей, с помощью святых, при участии Ангельских сил. Но также и люди должны поддерживать друг друга в деле исправления жизни. В настоящее время нам трудно дается покаяние именно из-за отсутствия взаимного участия. Произошло печальное разделение верующих. Духовная жизнь считается «личным» делом каждого, а пустые разговоры, сплетни и прочее — это то, что сегодня «объединяет» христиан. Апостол Иаков призывает нас: «Признавайтесь друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться: много может усиленная молитва праведного» (Иак. 5;16). Вот призыв к оказанию духовной взаимопомощи. Можно напомнить известную сказку про веник и прутики. Бороться с грехом в одиночку намного тяжелее. Следовательно, ныне необходимо стараться объединяться больше в духовном делании. Нужно честно признаться, что к отшельническому, замкнутому образу духовной жизни мы не способны. Важно искать формы реализации духовной взаимопомощи.

Думаю, в каком-то смысле «сухой остаток» нашей беседы можно выразить словами иеромонаха Романа (Матюшина):

Страх Господень — авва воздержания,
Воздержанье дарит исцеление.
Лучшая поэзия — молчание,
Лучшее молчание — моление.
Лучшая молитва — покаяние,
Покаянье тщетно без прощения.
Лучшее пред Богом предстояние —
В глубине высокого смирения.
Я забудусь в таинстве молчания
Пред иконой чудной — умиление.
Да очистят слезы покаяния
Высшую поэзию — моление.

[1]  [2] 

Беседовал Андрей Сигутин