Несколько слов об экуменизме ^[*]

По книге архимандрита Рафаила (Карелина)

Вся история Церкви от апостольских времен до наших дней проходила в борьбе за чистоту православного вероисповедания. Поэтому уже в древнехристианской литературе мы можем найти правило о том, как надо православным относиться к инославным и иномыслящим. Дух Святой через церковные соборы и творения свв. отцов открыл нам, что Церковь, продолжающая миссию Христа на земле, есть не только путь ко спасению, но единственный путь к нему. Сам Господь сказал в Св. Евангелии о согрешающем: «Если Церковь не послушает, то да будет тебе как язычник и мытарь». А ЕРЕСЬ — это не только непослушание Церкви, а гордое противостояние ей. Ересь — не иная традиция, а иная вера.

Слова «быть просто христианином, верить просто в Евангелие» — бессмысленны. Евангелие — «Книга книг», но оно живет в Церкви. Именно Церковь отделила от массы апокрифов четыре канонических Евангелия, обладающих богодуховной силой и дивной внутренней гармонией. Евангелие может быть правильно понято только в русле церковного предания. Не надо забывать того факта, что все ереси и секты (или почти все) текстуально принимают Евангелие, только воспринимают его в ложной интерпретации, сквозь призму своего сектантского учения.

Что значит быть «просто христианином»? — Человеком, верующим в Христа, но индифферентного к догматам, канонам, литургике и всей церковной традиции? Значит — религиозным нигилистом? Но это невозможно. Евангелие ставит перед человеком целый ряд метафизических вопросов, на которые он должен дать ответ даже для своей веры в Христа как в Бога и Спасителя. Вне Церкви существует только альтернатива: или принять еретическую инославную интерпретацию Евангелия, или самому создать свой евангельский комментарий, т.е. очутиться в замкнутом кругу личных субъективных представлений.

Всякая ересь представляет собой учение Христово, смешанное с ложью; пищу, в которую брошен яд. Можно ли говорить, что в такой пище есть и полезное и вредное? Или правильнее сказать, что пища стала ядом? Пророк Елисей во время голода поручил одному из учеников сварить похлебку из полевых овощей. Тот набрал и неизвестных диких плодов какого-то вьющегося растения, накрошил их в котел с похлебкой. Стали есть и тут почувствовали, что отравились. Ученики пророка подняли крик: «Смерть в котле, человек Божий!» (4 Цар. 4). Так и в ереси: догматическая ложь делает все учение ядом.

МИСТИКА — это описание внутренних состояний и переживаний человека, которое воспринимается как общение души с духовным миром, как непосредственные личные откровения о тайнах сверхмирного метафизического бытия, как встреча души с некими духовными сущностями. Православный мистический опыт, протекающий в русле церковной жизни, ориентируемый на церковное предание, особенно на аскетическую литературу, имеющий живую традицию старчества, дает возможность различать истину от лжи, богообщение — от демонообщения, голос духа — от своих страстей. Это внутреннее чувство истины как полноты жизни и света дает мистическому опыту реальность и достоверность — это и есть дар различения духов. Вне Церкви ориентиры разрушены. Человек идет как бы во тьме, он слышит голоса, но не знает, кто стоит перед ним и кто зовет. Мистика неразрывно связана с догматикой и литургикой. В общинах, где догматика загрязнена, а литургика исковеркана, не может быть правильного духовного опыта. Творение мистика — это дыхание его сердца; оно воспринимается не как сумма информации, которую можно подвергнуть анализу, а как непосредственное состояние. Выделить «доброкачественный опыт» инославных так же трудно, как отделить вино от влитой в него воды или лекарство — от попавшего в него яда. Молитвенный опыт представляет собой основу мистического опыта. По выражению Иоанна Златоуста, «что нервы для тела, то молитва для души».

МОЛИТВА — это крылья души, это золотой луч между сердцем человека и Богом, это видение духовного мира внутренними очами, это непременное условие Богообщения. Все откровения Божии были даны пророкам и святым во время молитвы. Св. Григорий Богослов учит: «Надо призывать имя Иисуса Христа чаще, чем дышать». Может ли быть «благодатный опыт» там, где извращена и изменена духовная молитва, сочетающая сердце с Богом? Еп. Феофан в одной из своих проповедей сравнил католицизм с чахоточным больным, у которого сгнило легкое, а протестантство — с больным, у которого процесс захватил 3/4 легких. Во времена Феофана Затворника чахотка считалась неизлечимым заболеванием с таким же роковым — летальным исходом, как в наше время рак. Поэтому диагноз чахотки с кавернами в легких означал смертельный приговор. По выражению еп. Феофана, ереси — это «разлагающиеся трупы или чахнущие организмы» (чахнущие — значит умирающие).

Язычники, мытари и еретики могут быть предметом наших забот, но без лжи о сходстве взглядов, равенстве традиций и возможности единства. С язычниками не входят в союз для поисков одной мировоззренческой платформы; над православным храмом и еретической молельней не возводится общий купол; св. Афанасий и Арий не скандировали лозунгов единства; св. Кирилл Александрийский и Несторий не составляли совместное коммюнике о том, что их учения отличаются друг от друга только формулировками, а суть у них — одна. Св. Григорий Палама не заявлял, что в ереси Варлаама Каламбрийского действует та же Божественная Благодать, что и у исихастов Афона, только в меньшей, «ущербной» степени. Свв. отцы искали Живаго Бога — Христа, Который, как Совершенная Истина, совершенно ненавидит ложь и не может быть соединен с нею в ереси; а современные гуманисты ищут иллюзорного единства чуть ли не со всеми на свете на основе вероисповедального минимализма, который может быть сведен к геометрической точке.

Но ЦЕРКОВЬ — не конструкция, а живой организм — это мистическое Тело Христа Спасителя. Отсеченная часть тела перестает быть живой тканью, она тотчас начинает разлагаться и гнить. Близость к живому не делает мертвого живым, формальное сходство с Православием не может сделать отпавшую общину вторым Телом Христа. Христос создал Церковь, и христианство — это включение в Церковь.

Сегодня экуменизм бросает вызов Православию, и мы должны дать ответ, который показал бы, что Православие — не умирающая религия, не форма восточного «пиетизма», а Церковь Христова, хранительница истины, поле неисчерпаемых духовных сил и вечный источник божественного света. Но для того, чтобы принять вызов экуменизма, мы должны определить и осознать, ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ ЭКУМЕНИЗМ. По идее своей это движение, имеющее целью сближение и объединение конфессий. Такое сближение может иметь две формы:

1. синтез конфессий как унификация и слияние традиций (точнее — преданий) в однородный сплав;
2. синкретизм (соединение разнородных частей) как соединение конфессий по принципу разнообразия форм при предполагаемом общем для них содержании.

И в первом, и во втором случае экуменизм представляет собой новую экклесиологию, диаметрально противоположную православной экклесиологии.

Еще задолго до экуменизма эти принципы были провозглашены теософией, только в более широком масштабе: как объединение всех религий мира. В этом ракурсе экуменизм представляет собой теософию в «христианском доме».

Экуменизм «свидетельствует», что «для спасения души все святые хороши» (Саша Черный) и что «душа моя рада каждому зверю и всякой вере» (А. Блок).

Все мы стремимся к взаимопониманию и общению, но нельзя забывать о том, что экуменизм — это не внутренняя настроенность человека, а историческое движение, имеющее свою программу, организацию и функционирующие органы. Мы не питаем к инославным чувства недоброжелательства и не имеем по отношению к ним каких-нибудь предвзятых представлений, которые должны преодолевать. Совсем наоборот, христианство победило мир своей любовью.

Иоанн Златоуст писал: «Некоторые говорят: я могу любить своих врагов, а как могу любить врагов Божьих? Но ведь апостолы шли к язычникам — врагам Божьим, которые убивали их за имя Христа. Они молились за обращение язычников. А если ты говоришь, что нельзя молиться за врагов Божьих, то сам становишься подобным зверю». И завещание св. Феодосия к своим ученикам свидетельствует о том же: «Когда кто из латинян попросит Бога ради поесть и попить, то дать таковым». Но речь идет не о доброжелательности, не о достоинстве человеческой личности и ее душевных качеств, а о неприятии нами ложных мировоззренческих идей. Мы не призываем к бытовому изоляционизму; инославные для нас соседи, товарищи по работе, иногда даже члены семьи, но мы констатируем тот факт, что граница между нами пролегает в мистическом плане и общение именно здесь и только здесь без ущерба для истины невозможно. Когда речь заходит о таких формах контакта, как богословский диалог, переводческая и издательская деятельность, личные встречи и т.д. не следует забывать о том, что представляет собой реальный экуменизм с его программой и уставом, с уже утвердившимся протестантско-теософским менталитетом.

Католические и протестантские теологи экуменического толка хвалят не только друг друга и Православие, но также магометанство за веру в Единого Бога, иудаизм — за почитание «общего отца верующих» Авраама, язычников — за искание неведомого Бога и т.д., но спросите о действительном уважении к Православию тех православных, которые живут на границе с католическим миром — украинцев, сербов; поинтересуйтесь, сколько было разрушено православных храмов в Польше в 30-х годах, когда Церковь в России истекала кровью, ознакомьтесь с документами об эксцессах и гонениях на православных в Восточной Европе в период Отечественной войны и в 80-х годах; спросите Иерусалимского и Московского Патриархов о нарастающем прозелитизме католиков и протестантов среди православных, и вы увидите настоящее лицо этого «уважения» — не в официальных речах, а в жизни.

Вызов экуменизма сегодня уже перешел в агрессию. Потому мы обязаны объяснять, что экуменизм — это порочная идея, давно отвергнутая Церковью в ее борьбе с гностическими и теософскими тенденциями. В полемике об участии православных в экуменизме нельзя упускать самый главный вопрос: истинна идея экуменизма или нет, соответствует ли это движение истории и учению Церкви, ее догматам, канонам, патристике. Если да, то мы обязаны участвовать в экуменизме, если нет, то обязаны выйти из него.

Ибо православная мораль, в отличие от иезуитской, требует не только чистой цели, но и чистых средств. Религиозных компромиссов существовать у нас не должно! Включение в поле лжи не может остаться безразличным. Оно вызовет и уже отчасти вызвало коррозию и деформацию богословского мышления.

Правда, некоторые считают, что можно извлечь пользу из экуменизма. Но ведь недаром каноны Церкви запрещают брать пожертвования на Церковь у еретиков. Кто берет, тот впоследствии должен расплачиваться и отдавать. У Гомера есть такой стих: «Бойтесь данайцев, дары приносящих» («Илиада»).

Нельзя скрыть тот печальный для участников экуменического движения факт, что в самой программе экуменизма были заложены заведомо порочные, уже давно отвергнутые Церковью принципы и идеи. Из посеянных семян вышли ростки, которые со временем все больше обнаруживают свою антиправославную природу. Потому на экуменических грядках выросли не розы, а сорная трава и колючки.

[*]   Экуменизм (от греч.oikumene – обитаемая земля, вселенная) – религиозное или религиозно-общественное движение, направленное на сближение и объединение в единую церковь христиан различных конфессий («общехристианский экуменизм») или христиан с верующими нехристианских религий («общерелигиозный», «суперэкуменизм»). Обе разновидности экуменизма возникли во второй половине ХIХ века. Христианский экуменизм зародился в протестантской среде. Впервые получил свое название «экуменизм» в 1910 г. на Всемирной миссионерской конференции в Эдинбурге (Шотландия). Из Православных Поместных Церквей первым включился в экуменическое движение Константинопольский Патриархат. Нехристианский экуменизм возник в Индии и обязан своим привнесением в западное христианство Свами Вивекананде, одному из идеологов неоиндуизма.