Сергей Юрский
отметил тройной юбилей

Замечательный артист Сергей Юрский 16 марта 2009 г. отметил тройной юбилей: 75 лет со дня рождения, 55 лет на сцене и 30 лет в Театре имени Моссовета. Утром он принимал поздравления от президента и премьера России, а вечером вышел на сцену со спектаклем «Монологи о театре», где играет вместе с женой и дочерью. После этого юбиляра поздравляли близкие ему люди, потому эта часть вечера прошла в жанре «Концерта по заявкам». У Сергея Юрьевича много поклонников, а коллеги по цеху не устают им восторгаться. «Юрский может абсолютно все, — говорит Георгий Штиль, близкий товарищ юбиляра. — Написать сценарий, стиxи, сыграть, спеть. Он xороший музыкант, у него гениальная память, на эстраде он — бог. Он работяга, неистощимый выдумщик, у него колоссальное чувство юмора. Мы работали в театре вместе, и я очень многому у него научился, несмотря на то что я старше его на три года». По словам Штиля, Юрский — актер и человек настолько яркой индивидуальности, что отпечаток ее немедленно остается на всем, с чем соприкасается артист.

Семьдесят пять — это много или мало? Не знаю! Потому что это ощущается почти каждое утро как изумление: неужели уже?

Начало моей профессии было легким. Но такой старт не вырабатывает хороших мускулов. Сейчас, мне кажется, время людей, которые берут реванш за трудное начало. Люди, начавшие свою жизнь в тяжелейших условиях! Униженные, придавленные, к тому же в нашей стране это частенько связано с тюрьмой, лагерем, послелагерными последствиями. Люди, допустим, рожденные в местах ссылки родителей, прошедшие тяжелейший путь детских опасностей, случайного выживания, недоедания… Да чего угодно! Я очень много встречал таких людей, сейчас они получили возможность реванша. И они его берут! И потому любят рассказать о том, как им было безумно тяжело — и это правда! — и о том, как теперь они — хозяева жизни.

Это тип, который был угадан многими авторами, но я назову того, о ком сейчас чаще всего думаю. Чехов. Его Лопахин. Обаятельный, доброжелательный, обладающий силой, обладающий средствами, возможностями — новый тип человека. В общем, я бы сказал, прекрасный человек, и все-таки в нем главная пружина действия состоит в том, что: «Это я, битый! Я, которого не пускали на порог!» Вот это тот самый реваншистский дух! Вот это настойчивое утверждение себя — человека, много голодавшего! — в еде, это утверждение дает импульс съесть все вокруг.

Я жил в семье интеллигентной, но небогатой. Мало того, бедность была не только естественным состоянием, но и предметом гордости. Это наша гордость была, что мы — нормально бедные. По квартирным условиям, по количеству одежды, по еде… Теперь же кризисы мстят за то, что все-таки мы очень много радости испытали в юные годы. С возрастом кризисы становятся не плохим настроением, а гораздо худшим, называемым словом «депрессия», становятся тягостью жизни, унылостью, тоской, иногда невозможностью дышать. Как с этим справиться? Ходить к врачам, смотреть творения искусства, бросать их смотреть, бросать ходить к врачам, начинать ходить дышать, заниматься спортом, ходить в церковь, читать книги, влюбляться, плакать, что угодно делать, но знать, что уныние — это грех! Грех и болезнь.

Молодым сейчас труднее, потому что наши поезда жизни, на которые мы могли опоздать, не попасть, шли медленно, и был шанс догнать. А сейчас скорости колоссальные! Другое дело, что ныне и возможностей больше. Мысленно становясь на место ровесников дочери, думаю, что им нужно стремиться к тому, чтобы глаза пошире смотрели, чтобы не в одну точку упирались. Выбора больше, дорог большее количество. У нас была только одна дорога: идти в ту сторону, которая определена судьбой, а вернее — властью, начальством, партией.

Драматургией абсурда, театром абсурда, литературой абсурда занимаюсь последние двадцать лет. Началось это с двух авторов — Гоголя и Достоевского. Потом были Хармс, Ионеско, затем Игорь Вацетис. Абсурд всегда был и остается актуальным в повседневной жизни, потому что через нелепости развиваются смыслы. Вообще говоря, сейчас в фаворе юмор: все время шутят, непрерывно шутят, но это совсем другое. А абсурд — инструмент острый, поэтому с ним надо быть аккуратным, и он, вообще говоря, редкость, и пользоваться им очень трудно и опасно. Но это не чепуха, не абракадабра и не отсутствие логики. Напротив, это — строжайшая логика в попытке постигнуть невероятную сложность сегодняшнего мира.

Мы все персонажи пьесы абсурда. Недавно был день святого Валентина. И вот на всех углах продавались обертки в сердечках: поздравительные открытки, на которых уже написан текст. Пестрые обертки, которые предназначены только для того, чтобы прикрыть пустоту. И продать эту пустоту.

Мой Остап Бендер, как мне кажется, самый лучший Бендер. Краски для этой роли я черпал исключительно из текста. Из ритмов текста, из состава слов, потому что Бендер состоит прежде всего из слов, которые гениально сочинили Ильф и Петров. И из общения с моим дорогим, ныне покойным Михаилом Швейцером (режиссер картины. — А. К.), потому что он необыкновенно чувствовал то время. И общение с ним, и декорации, которые он придумывал, и те места, которые он выбирал для съемок, это все определяло живую фактуру Остапа Бендера — человека, которого, вообще говоря, быть не может, это выдуманный персонаж. Цель была — превратить его в плотский персонаж. И я думаю, что Михаилу Швейцеру вместе с нами это удалось. Да и все персонажи в фильме — плотские. Потому что нарисовать карикатуру на Паниковского — это целый ряд художников сделать мог, а воплотить Паниковского смог только один-единственный — Зиновий Гердт.

Вся моя жизнь состоит из мистических ситуаций. Например, одно из моих киевских воспоминаний — кстати, это было в прошлом году, когда приезжал к вам в Киев с концертом и на фестиваль, — спуск с горы к набережной Днепра. Я почувствовал, что заблудился. А в парке пусто-пусто. И вдруг встретил людей и спросил: «Я где-нибудь спуск найду? Мне надо на набережную». Они говорят: «Спуск? Вам нужно идти обратно». — «Да что вы?! Я только что оттуда пришел!» Они: «Вот надо идти туда, потом еще за Европейскую площадь, и там выйдете к мосту, и от него — на набережную. Надо примерно час обходить». Я думаю: «Вот те раз! До концерта осталось совсем немного времени». Да еще какая-то стая собак появилась, которым я не понравился, они даже стали как-то агрессивно приближаться ко мне. И вдруг — вот вам и мистика! — я поворачиваюсь и вижу далеко-далеко — река. Начался спуск, а вместе с ним и чистая мистика. Вышел — и я стою на высокой стене. А я уже не так молод, чтобы со стен прыгать. К тому же там шоссе, которое не имеет перехода, мчатся машины. Стою в недоумении, и вдруг из совершенной пустоты появляется человек, и делает жест, показывающий, если я сделаю дугу, обойду какое-то полуразрушенное строение, то выйду куда надо. Я его тоже поблагодарил жестами сквозь гул машин. Опять начинаю подниматься, обхожу, и вдруг — оп! — вышел к шоссе. А перейти его — тоже проблема. Но — удалось! Потом я думал: «А был ли еще такой ход?» И оказалось, что нет! Это был один такой.

В моей работе бывало такое, что я мечтал сыграть роль, а ее отдавали другому. Мне очень хотелось сыграть Воланда в кино. Но не довелось. Фильм Владимира Бортко «Мастер и Маргарита» мне не очень понравился. Впрочем, как и все, что делалось по Михаилу Булгакову. Булгаков для воплощения оказывается не очень поддающимся.

Басилашвили мне нравится всегда, но к исполнению им роли Воланда у меня есть возражения. Мне показалось, что она, как и многое в этой картине, сыграна слишком серьезно.

Когда во время съемок очень много смеются, это знак нехороший. Но смех смеху рознь. Например, когда снимали «Любовь и голуби», то самым смешливым зрителем на съемках был сам режиссер Владимир Меньшов. И это очень помогало. Когда же я сам ставлю комические вещи, то знаю, что существует большая разница между тем, что смешно во время репетиции и что во время спектакля. В фильме, на экране — это еще сложнее.

Мои предпочтения последнего времени среди коллег-актеров — артистка Ксения Раппопорт. Поразил меня и артист Максим Аверин в уголовном сериале «Глухарь». Совершенно замечательно сделанная роль! Абсолютно сделанная роль, которую из серии в серию все еще не скучно смотреть. А из писателей меня поразил Дмитрий Быков, по-моему, — самая интересная фигура на сегодняшний день.

За последние пару лет мне не раз приходилось беседовать с молодыми журналистками, которые еще даже подчеркивали свою симпатичность, желая войти в какой-то душевный контакт со мной, чтобы интервью состоялось. Но у нас ничего не получалось! Потому что оказывалось, что они пришли ко мне, имея готовое представление обо мне, абсолютно не имеющее ничего общего с той реальностью, в которой я прожил всю жизнь! Эти девушки видят то, что я делаю на сцене и на экране, какими-то другими глазами. Они либо полностью отождествляют меня с персонажами, которых я играю, либо считают, что я притворяюсь, а на самом деле веду банальную жизнь богемы. Но ничего скучнее богемной жизни, по-моему, быть не может!

Газета «Новая»