Любовь без аплодисментов

Сейчас любовью зовется что угодно, происходящее между мужчиной и женщиной. Она в каждой песне, в каждом фильме и романе, а также на заборах, бигбордах и этикетках нижнего белья. Ловко взяв в оборот громкое слово, апеллирующее к каждому смертному, рекламисты и масс-медиа вкладывают в него все, что способен «съесть» ищущий любовь человек.

А существует ли вечная любовь — не в абстрактно-книжной реальности, а в бытовой повседневности? Существует ли любовь единственная — не такая, как в шутке «любовь одна, а партнеры меняются»? Существует ли вообще любовь, и для каждого ли она?

Чтобы не погрязнуть в пустых размышлениях, важно определиться с понятиями. Уже много лет не могу найти первоисточник надежнее, чем толковый словарь Ожегова. Там сказано: «Любовь — чувство глубокой самоотверженной привязанности».

Перебирая в памяти истории и судьбы разных людей, нашлись красивые и вечные, трогательные и будоражащие. Но, увы, все они были либо взяты из книг, либо из фильмов, либо из непроверенных источников. А поскольку тема уж больно волнующая, то я не могла себе позволить никаких фантазий и авторских — читатель однозначно почувствует фальшь и потеряет доверие к наличию вечной любви.

А потому я решила поделиться своей историей, точнее, не лично своей, а историей, которая так или иначе связана с моим появлением на свет.

Во время Великой Отечественной войны железную дорогу, хотя она и была гражданским объектом, перевели на военное положение. Василий, так звали моего прадеда, работал на железной дороге города Х и был крупным начальником. На работе его любили и уважали за его неиссякаемое чувство юмора и простоту. Дома его ждала любимая жена Аннушка и трое детей, а также четвертый, который должен был вот-вот родиться. Ночью жене стало неожиданно плохо, и пришлось срочно везти в больницу. Остаток ночи он сидел под окнами больницы, ожидая «приговора» врача. Потом были какие-то списки анализов, лекарств, назначений — время стало хаотично: то ли неслось, то ли ползло. Как известно, в те страшные военные времена строго было со многими вещами, в том числе и с опозданиями. Цена времени была исключительно дорогой, часто дороже самой жизни. Опоздать на работу можно было не более чем на пятнадцать минут — тогда «светил» выговор. Но если хоть минутой больше, то вместо выговора уже приговор, без суда и следствия. Ни много ни мало — но это приравнивалось к дезертирству, а значит — дорога в штрафной батальон — батальон смертников.

Прадед не смог попрощаться ни с женой Аннушкой, ни с детьми, ни с появившейся в тот день на свет слабенькой девочкой — долгожданной дочерью. Он опоздал на шестнадцать минут, и последняя минута стала решающей. Не объяснил им, что Родины он не предавал и все это нелепо, и их он любит больше жизни — что и доказал.

Похоронка пришла в 1943 — для штрафника он очень долго «продержался». Для своей семьи он был и остается не штрафником, а героем, отдавшим свою жизнь за Родину. Место его гибели все эти годы, никому не было известно. Но...

Из далекого города Х, через города и страны, мой отец приехал жить в Украину. Несколько лет назад он ехал мимо города Изюма, где было одно из самых крупных сражений в 1943-ем. Сейчас там огромный и красивый мемориал — дань погибшим воинам. Отец вышел к памятнику. Среди списка умерших много «штрафников». Пробегая глазами по спискам, вдруг отец увидел до боли знакомое имя и даты: «С. Василий Назарович» — и даты рождения и смерти совпадают. Много лет мой отец напрасно пытался найти место гибели своего деда, но безуспешно. Стали делать запросы в архивы, ничего не отрицало того, что это он, хотя и четких доказательств тоже найти не удалось — со штрафниками не очень тогда возились. Но папа верит, что это он. Ведь более чем полвека назад мой прадед защищал ту землю, которая позже станет и моей Родиной, местом, где я родилась и выросла.

Моя прабабушка, его жена Анна, прожила после него ни много и ни мало, ровно столько, чтобы выросла и окрепла самая младшая дочь и появилась первая правнучка, ваша покорная слуга, которую с гордостью было решено назвать в ее честь Анной. Воспоминания ее детей и внуков очень похожи: она никогда не повышала голос и обладала удивительным смирением. Возможно, однажды приняв сложнейший жизненный удар, она обрела эту добродетель пожизненно. Как вспоминает мой отец, не было в жизни таких ситуаций, когда бы она отчаялась и стала роптать. О муже своем она всегда говорила так, что люди малознакомые могли подумать, что он не умер, а вышел на полчаса хлеба купить. Для нее он был жив, а потому никто никогда не видел, чтобы она надевала на себя скорбное лицо. Его фотография — не траурная, а самая светлая и радостная, всегда висела на самом видном месте, и о нем она всегда говорила в настоящем времени — для нее он остался жив... в вечности.

Жаль только, что смирение не передается по наследству. Зато передается память поколений, которые учат тому, как стяжать добродетели. Уверена, что такими историями может поделиться практически каждая семья: благо в мире всегда были и есть люди, хранящие верность, потому что смерть не имеет никакой силы ни над вечностью, ни над любовью. Эти семейные истории могут лечить и учить главному, важно только увидеть в них тот подвиг, который совершен был ради любви.

Пусть каждый решит самостоятельно, что он готов сделать ради вечности и ради любви, любви не к самому себе, а к близким. А как насчет единственной любви?

Если рассматривать любовь как источник наслаждения, глупо верить, что она может быть единственной. Любое удовольствие при многократном повторении вызывает привыкание и притупление. Поклонение коварному и прожорливому богу «я» требует на алтарь все новых приношений в виде свежих ощущений.

Сегодня на первый план выдвигается любовь к себе. Советы психологов предсказуемы: уходи, если разлюбила; найди другую, если с этой скучно; потерпи немного и уходи; он не изменится, лучше сразу брось. Такие советы выстроены вокруг рукотворного идола самости. Главные призывы — не мучаться, расслабиться, получать удовольствие и быть свободным. Видя в рекламных роликах страстно влюбленные пары, мы с завистью вздыхаем: у нас такого уже давно нет, а у них есть. Они могут через 5, 10 и 20 лет супружества оставаться пылкими и нежными любовниками, а значит, это с нами что-то не так. Значит, настоящая любовь впереди, и нужно поскорее избавиться от «прошлогоднего снега». Уверовав в сказку, мы рушим отношения, в которых уже нет места свечам и романтической музыке.

В реальности же всему свое время. Пылкая и страстная влюбленность с выскакивающим из груди сердцем и рдеющими щеками подозрительна, если не спешит перерасти в глубокое чувство. Конечно, быть желанными важно и приятно, но чувства нельзя закатать в консервную банку, оставив без изменения. Попытка сохранить юношескую влюбленность, не развивая ее в глубокую привязанность, обречена на провал. Влюбленность — взрыв, после которой либо родится целая вселенная, либо образуется полный хаос. Поддаваясь желанию получать удовольствие, следуя зову плоти, то и дело взрываясь, мы оставляем после себя выжженные пустыни, забывая, что изначально мы созданы творить.

Когда мы влюблены, подвиг совершать легко и радостно. Хочется рисковать жизнью, бежать на край света. И это не условно, у многих за плечами есть такой опыт. На самом деле вряд ли это подвиг во имя любви. Скорее — наслаждение дарами влюбленности, когда в радость любая тягость. Реальные подвиги повседневной жизни не так ярки и на первый взгляд не заслуживают аплодисментов. Подвиг — это когда ломаешь изнутри себя, свою лень, нежелание, гордость, а потом уже совершаешь поступок ради другого.

Чтобы проверить себя на наличие в душе главного чувства — не из современных песен, а по Ожегову — можно пройти простой тест. А что если в городе блокада, готова ли я вот с ним, не абстрактным принцем, а с моим мужем в тапках и халате делить последний кусок хлеба? А отдать целый, если потребуется? А если ему ноги по колено отрежут, готова ли жить с ним? Не просто кормить-поить, а именно жить как с единственным и любимым супругом? А делом любимым готова ради него пожертвовать, как жена декабриста?

Предположим, немного слукавив, я ответила «да» на все вопросы. А теперь главный вопрос к совести. А если зрителей убрать? Не при людях этот подвиг нести, где и похвалят, и пожалеют, да еще и помогут материально особо сочувствующие, а в глуши, где только волки да медведи?

Выбор есть — можно не любить, ведь никто не заставляет. Но представить себе жизнь без любви страшно и холодно — зачем это все? Для удовольствий, которые приедаются? Для свободы, которой так порой хочется пожертвовать ради кого-то? Если уж выбирать любовь, то подписаться на то, что нужно работать над собой. Много.

Мерилом подлинности чувств стали для меня слова из Евангелия. Все они воплотимы, стоит лишь подвинуть скверного божка «я» и взглянуть на любимого, вспомнив, как радостно держаться за руки. «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит».