Протоиерей Андрей Ткачев:

«Мы — люди и Книги, и Чаши»

[1]  [2]  [3] 

Когда в назначенное для интервью время я пришел в храм во имя преподобного Агапита Печерского, настоятель протоиерей Андрей Ткачев как раз наставлял только что принявшую крещение девушку. Из того, что и сколько он ей рассказал, можно было, наверное, составить краткое пособие по катехизации...

...В кабинете отца настоятеля кроме книг по христианскому богословию и миссионерству я заметил на письменном столе русско-персидский словарь. Очевидно, что хозяин кабинета — личность неординарная. Ведущий телепередач «На сон грядущим», «Сад божественных песен» (КРТ), он является одним из самых ярких миссионеров Украинской Православной Церкви.

Любящий Слово Божье, искренний, иногда очень пылкий, по миссионерскому запалу отец Андрей чем-то напоминает святого апостола Павла. Главный украинский православный миссионер достаточно критично оценивает состояние миссии в Украине. Но в этой оценке — вся боль и, можно сказать, крик души. А вместе с тем, и вера в то, что Господь Свою Церковь не оставит, с Его помощью все может и должно измениться к лучшему.

О состояние миссии в Украине, группах по изучению Священного Писания в храмах, отношении к мусульманам и проблеме православных «ультрасов» рассказал в интервью «Православию в Украине» протоиерей Андрей ТКАЧЕВ.

«Отвечать на соблазны сегодняшнего дня нужно
сегодняшними ответами, а не вчерашними»

— Отец Андрей, как Вы оцениваете состояние христианской православной миссии в Украине?

— Мне кажется, что миссия у нас, у славян, не присутствует в культурном коде. У нас нет миссионерского запала в принципе. Если мы что-нибудь имеем хорошее, то имеем его для себя.

А миссия — это когда ты хочешь поделиться тем хорошим, что у тебя есть. Это может быть культурная миссия, а может быть миссия исключительно христианская. В конце концов, экспансия импортных товаров — это тоже в некотором роде миссия.

Я не вижу, честно говоря, масштабной миссии в Украинской Православной Церкви. В этих словах нет никакого эпатажа или желания обидеть кого бы то ни было, просто констатация факта. И эта констатация рождает вопросы. Потому что если миссии нет, то нет смысла говорить о поместности. Миссионерство ведь — это компонент церковной полноты. Если Церковь живет полнотой церковного бытия, свидетельства, она неизбежно миссионерствует, а если миссии нет, то нет и церковной полноты.

Кроме того, необходимо помнить, что есть две миссии — внутренняя и внешняя. Но у нас нет толком ни той, ни другой. На внешней — молчание, на внутренней — требоисполнение. Поэтому стоит этот вопрос заострить, поднять и произнести как диагноз. Может быть, эти слова и есть, собственно, диагнозом. Поэтому у меня нет оптимизма по части будущего украинской православной миссии.

У меня есть некая надежда, что внутри русской православной миссии украинская православная миссия найдет свое место и включится в общую работу. Но с другой стороны нет оптимизма даже по поводу русской православной миссии, потому что по количеству задач, которые стоят перед Православной Церковью, русская православная миссия тоже очень мало делает. Украинская вообще ничего не делает. А русская делает очень мало, там какие то, может, 5—6% КПД, как у старого паровоза. Такая вот ситуация.

— Что нужно сделать, для того, чтобы ситуацию изменить?

— Ситуация изменяется, мне кажется, только исходя из активности на местах. Например, у нас есть отдел благотворительности, и предполагается, что всякая благотворительность протекает через его всевидящее око. На самом деле, конечно, нет. Все контролировать невозможно. И отдел контролирует только 5—15% всего того, что называется благотворительностью. Есть поток различных дел и начинаний, который можно назвать благотворительностью, но который не фиксируется, не анализируется Синодальным отделом.

Точно также и в миссии: отдел миссионерства не может контролировать миссию, он может только анализировать опыт и тиражировать его. Здесь нужна низовая активность.

Каждый регион имеет свои специфические задачи. В Крыму — одни задачи, условно говоря, на Буковине — другие. Нужно ограждать, защищать, исходя из ситуации, и нужно внутреннюю миссию совершать на языке, понятном пастве.

Эти вещи дробятся ровно на столько сегментов, сколько есть у нас активных приходов. Каждый активный приход должен по-своему решать задачу миссионерства. И без активности снизу невозможно выстроить ничего сверху. Тем, кто «сверху», нужно лишь только не мешать тем, кто трудится снизу. Или/и вовремя пресекать те формы миссионерства, которые выпадают из рамок церковности. То есть, административные функции на владыках остаются, а вся активность перекладывается на простого священника, на местные приходы.

Если внутренней, местной низовой активности не будет, то не будет вообще ничего. Такова структура нашей Церкви, такова ее природа, что у нас по приказу ничего не делается, всё только снизу, по активности, по желанию, по любви. А потом уже опыт анализируется и формируется, после чего его можно использовать. Только так у нас все происходит в Церкви, не иначе.

— Чем отличается миссия по рассказу неверующим людям о Христе от миссии по воцерковлению?

— Мы должны признаться в том, что упустили паству, и множество крещеных людей узнают о Христе не из наших уст. Мы упустили многомиллионные массы людей. Поэтому незачем здесь уже бороться за первенство — мы его утратили. О том, что Бог есть, что Христос жил, что Он был распят за наши грехи, что Он воскрес — обо всем этом рассказывают людям протестанты. Это позор наш, это позор всем носящим священный сан, позор всем катехизаторам, всем преподавателям академий. Это оскорбительный вызов всей полноте церковной, что впервые о Христе воскресшем, Христе живущем, Христе, имеющем нас судить, вообще о Христе как таковом, как центре мировой истории, миллионы крещеных нами людей узнали не от нас.

— Получается, в миссии мы идем за протестантами?

— К сожалению, да. Это факт и я не вижу никаких посылок к тому, чтобы мы обогнали протестантов по количеству миссионеров и по количеству проповедников.

— Это связанно с «советским пленением» Церкви?

— Нет, это гораздо более глубокие проблемы.

— Дело в церковном формализме?

— Да. Но здесь искать корни придется поглубже, чем на начало XX века. Вспомним Ключевского, известного российского историка, воспитанника духовной семинарии, сына священника. Он говорил такую горькую фразу: «Верует ли духовенство в Бога? Оно не понимает этого вопроса, потому что оно Богу служит». И еще он говорил, (а он знал, что говорит), что духовенство до революции не учило людей познавать Бога и служить Богу, и с Богом соединяться, и в Боге находить разрешение своих проблем. Другие приоритеты были. Лень ума, неумение адекватно определить вызовы времени. Ведь каждое время рождает свои соблазны. И нужно отвечать на соблазны сегодняшнего дня сегодняшними ответами, а не вчерашними.

Отсутствие гибкости и адекватности, отсутствие любви к образованию — наш национальный грех. Ненависть к образованию, презрение к культуре, нелюбовь к мышлению, некий страх думать — это всё рождает потом катастрофические последствия. И сегодня мы расхлебываем плоды многосотлетних накопленных ошибок.

Поэтому нам не нужны просто требоисполнители в духовенстве. Ведь мы же не хотим реставрировать то заплесневелое прошлое, которое породило революцию...

Дореволюционный быт он ведь родил и революцию. Он был насквозь больной, из его недр и родилась эта буря протеста. Поэтому, если мы хотим это реставрировать, то горе нам, и мы просто ума не имеем.

Здесь вопрос касается глубокого обновления жизни без поспешности. Понимаете, нужно сочетать почти несочетаемое — обновляться не спеша. Тот, кто спешит обновляться, скорее всего, грешит. Потому что ему хочется поменять все сразу и махом, и уже само желание это греховно. Оно говорит о том, что человек этот ложно духовен. Он не понимает сути дела.

Но те, кто стремится к быстрым переменам, — лишь одна сторона медали. Есть другая сторона — консерваторы, которым и так хорошо. Вот все хорошо, и слава Богу, и не троньте, и не лезьте! Как старообрядцы: лежало сто лет, пусть лежит дальше еще сто лет. Это плохо, это ложно, это просто нечестно.

Во-первых, нужно понимать глубину проблемы, во-вторых, нужно понимать сложность задачи, в-третьих, нужно понимать, что делается все шаг за шагом поступательно, и в-четвертых нужно иметь сильную волю для того, чтобы двигаться по направлению к исправлению церковности. Шаг за шагом, год за годом, если угодно — столетие за столетием. Консерваторы могут быть слепы и наивны от самолюбия, а обновленцы могут быть разрушительно активны и самонадеянны. Тут уж иначе не скажешь. Тот, кто говорит, что все и так хорошо — тот просто не очень хороший человек. А тот, кто говорит, что сейчас поменяем все быстро, на русский язык переведем, на украинский язык переведем, сократим, умножим, продлим, продолжим и быстренько за полгода все сделаем — тот глупец и разрушитель.

«Сегодняшние люди в духовном отношении страшно голодны. И ты не приходишь к ним с колбасой, овощами, салатами — ты приходишь к ним просто с хлебом и водой...»

— Недавно Святейший Патриарх Кирилл призвал открывать при каждом приходе группы по изучению Библии. Как Вы относитесь к такой инициативе?

— Я только «за». Думаю, что мы — люди и Книги, и Чаши. Протестанты — это просто люди Книги, а православные — часто просто люди Чаши. Да еще и без Чаши — раз в год, скажем так, на Великом посту причащаемся.

А нужно быть полноценным человеком Книги, полноценным человеком Чаши. Поэтому я обеими руками голосую за то, к чему призвал Святейший Патриарх Кирилл, ведь если этого не будет, не будет ничего. Уже через пятьдесят лет распад и деградация примут такие масштабы, что придется уезжать куда-нибудь подальше из тех мест, которые раньше назывались «Святой Русью».

Непременно нужно изучать Писание с молитвой и смирением.

— Как добиться того, чтобы таких групп открывалось больше?

— Есть несколько вариантов. Например, у нас на приходе есть люди, вернувшиеся или же обратившиеся в православие из протестантизма. Вот у этих людей есть любовь к Слову, любовь к благодати Божьей, явленной в Слове, в Книге. И вот они чаще всего способны к тому, чтобы по благословению священника собирать вокруг себя некие небольшие группы — от 5 до 15 человек — и заниматься с ними изучением Писания. Это приносит величайшую пользу, потому что наши верующие очень часто не знают Писания. А Писание — это и хлеб, и воздух, и меч, и лекарство. Поэтому я хотел бы сказать, пользуясь случаем: нужно обратить хотя бы одного из протестантов в православие. Обратить и серьезным образом воцерковлять в течение нескольких лет. И потом он поможет тебе на приходе организовать служение слова.

— Выходит, что есть промысел Божий в том, что в Украине появились протестанты?

— Просто природа не терпит пустоты. Дело в том, что мы упустили то, что делают они. Если мы людям не объясняем Писание, должен появиться кто то, кто будет это делать.

— Свято место пусто не бывает...

— Совершенно верно. Поэтому православный священник должен понимать, что наличие протестантов — это личный упрек ему. Раз ты не объясняешь людям Писание, появится кто то, кто им его объяснит.

— Как Вы оцениваете сегодняшний уровень молодежного служения в церквях?

— Молодежь — это очень благодарная паства. Она ждет Слова, ибо у нее много энергии, и нет знания и опыта. Молодые души в полной мере сухи; сухи так, что если вылить ведро воды на квадратный метр этой сухой земли, оно уйдет в секунду, и не заметишь.

При этом, когда они грешат, знают, что грешат: у них не умерла совесть. Они живут по модели, навязанной обществом, и знают, что это нехорошо. Им плохо от свободы нравов, и у них великая жажда истины. Если ты придешь к ним и скажешь какое-нибудь простое слово — обязательно простое и обязательно без лукавства, без ложной святости — они отплатят тебе благодарностью, будут плакать, не стесняясь слез.

Наши православные лентяи и самохвалы, те, кто хвалятся «православием вообще», то есть, чужими заслугами, думают, что люди сами должны к ним приходить. Так вот они должны понять, что если не пойдут туда, где их ждут (а нас на самом деле ждут), то завтра, вполне возможно, нас снова будут вешать на фонарях, или распинать на Царских вратах, или расстреливать в упор прямо за воротами церквей, или топить в ямах с помоями, как поступали большевики. И, к сожалению, виноваты в этом будем мы сами.

История имеет свойство повторяться. И мы не должны быть спокойными, что вот, столько лет назад большевики истерзали и измучили сотни тысяч православных христиан, но больше такое не повторится. Может повториться.

Еще раз подчеркиваю: сегодняшние люди в духовном отношении страшно голодны. И ты не приходишь к ним с колбасой, овощами, салатами — приходишь к ним просто с хлебом и водой. Говоришь о дружбе, о том, что, например, читать книги хорошие нужно, о том, что нельзя завидовать, нельзя радоваться чужому несчастью — прописные истины говоришь. А они слушают благодарно и восторженно, как будто это высшая математика.

Ну, а кто еще им скажет, как не священник? Священнику нужно быть всего лишь честным и открытым, и тогда обязательно через месяц, два, три к нему придет директор школы и скажет: «Батюшка, пожалуйста, придите к нам на внеклассный час, поговорите со старшеклассниками об опасности абортов и наркотиков, о любви, об ответственности, об уважении к старикам». Обязательно придет кто-нибудь из педагогов и попросит его: «Батюшка, придите, пожалуйста, поговорите с ними», и если он не придет, то это будет смертный грех. А если придет, то сам узнает, насколько он нужен.

Бог терпит нас и продлевает нам благие времена милости. А вдруг все закончится? Вдруг наступит тот «концлагерь антихриста», о котором мы так много и без толку говорим? Когда начнут нас за волосы брать, загонять в бараки, ломать кости и штамповать печатями. Да кто ж вытерпит все это, если мы сейчас так нерадиво живем?!

Евангелизация общества нужна. Чьими устами? — Священническими. А иначе зачем ты брал себе на плечи священство?

Помню, когда я был еще совсем молодой попик — от хиротонии года два-три, один старый священник зашел в канцелярию и спросил: «Вы поп?» — Говорю: «Да». — «А как давно Вы взяли на себя священство?» Запомнилось само это выражение.

[1]  [2]  [3]