Летописное сказание о святом апостоле Андрее в историографии

13 декабря Православная Церковь отмечает день памяти святого апостола Андрея Первозванного. Сказание о путешествии на Русь святого Андрея, о посещении им Киева и Новгорода в течение более чем двух столетий вызывает жаркие дискуссии в российской науке. Предлагаем читателям статью преподавателя Киевской Духовной Академии В. В. Буреги, посвященную обзору суждений отечественных исследователей по этому вопросу.

Пожалуй, можно с уверенностью сказать, что из всех учеников Христа Спасителя именно святой апостол Андрей традиционно привлекал (и привлекает) особое внимание российских историков. При чем это в равной степени относится как к церковной, так и к светской историографии. Даже в советский период, когда, казалось бы, церковная тематика по известным причинам не находилась в центре внимания исследователей, упоминания об апостоле Андрее никогда не исчезали со страниц научных изданий. Всякий серьезный исследователь русского летописания просто не мог обойти молчанием сказание о путешествии на Русь апостола Андрея, помещенное в «Повести временных лет». Так что вот уже более двух столетий этот сюжет остается одной из традиционных и едва ли разрешимых проблем российской историографии.

Ранняя историография (первая половина XIX века)

За время от начала XIX до начала ХХ века даже сама постановка проблем, связанных с летописным сказанием об апостоле Андрее, претерпевала принципиальные изменения. Исследователи, стоявшие у истоков российской исторической науки, обычно формулировали проблему просто: был ли на Руси святой Андрей? То есть историки первой половины XIX столетия рассуждали, прежде всего, о проблеме историчности рассказа, сохранившегося в составе первоначальной русской летописи. Так, например, А. Л. Шлёцер в своем исследовании о преподобном Несторе Летописце ограничился утверждением, что «сказание Нестора о хождении апостола Андрея не что иное, как благочестивая сказка»^[1].

Первым церковным историком, попытавшимся осмыслить это сказание с научной точки зрения, был Московский митрополит Платон (Левшин). В своей «Краткой российской церковной истории» (1805) он, прямо не отвергая историчности сказания, высказал ряд соображений, ставящих это предание под сомнение^[2]. Митрополит Макарий (Булгаков), наоборот, считал вполне вероятным путешествие святого Андрея не только по побережью Черного моря, но и «во внутреннейших областях нашего отечества»^[3]. При этом он признавал, что в летописном сказании «есть небольшая странность», касающаяся рассказа о новгородских банях. «Но это необходимый нарост и прикраса, — пишет владыка, — без которых не может обойтись самое достоверное предание, сохраняющееся целые века в устах народа; эта странность касается предмета совсем стороннего в повествовании, ее можно выбросить, можно изменить и еще более увеличить, а основа повествования о путешествии Первозванного в России останется неприкосновенною»^[4].

Архиепископ Филарет (Гумилевский) высказывал скептическое отношение к летописному сказанию. В первом томе своей «Истории Русской Церкви» (1847) он пишет, что преподобный Нестор передал сказание об апостоле Андрее лишь как частное мнение (в «Повести временных лет» сказание снабжено оговоркой: «якоже реша»)^[5]. В одном из писем к А. В. Горскому владыка Филарет писал, что Макарий (Булгаков) забавляет читателя «водянистыми рассказами без мысли и силы и пустыми догадками о проповеди ап. Андрея славянам»^[6].

С особо уничижительной критикой сказания, как известно, выступил академик Е. Е. Голубинский. В первой части первого тома своей «Истории Русской Церкви» (1880) он заявил, что источником преданий об апостоле Андрее являются «честолюбие и тщеславие наших предков»^[7]. Голубинский полагал, что апостолу просто незачем было идти на Киевские горы, поскольку эта местность в начале нашей эры просто не была еще заселена. Кроме того, он подчеркивал, что совершенно невероятным является путь, которым апостол Андрей хотел дойти до Рима. Отправить апостола из Корсуня в Рим через Киев и Новгород, по мнению Евгения Евстигнеевича, это все равно, что «посылать кого-нибудь из Москвы в Петербург путем на Одессу»^[8].

Историография второй половины XIX — начала ХХ вв

Однако во второй половине XIX века можно видеть новую тенденцию в историографии. Вопрос об историчности летописного повествования постепенно отошел на второй план. Теперь исследователи стремятся, прежде всего, ответить на вопрос, когда и по какой причине на Руси сформировалось предание о путешествии сюда апостола Андрея. Кроме того, во второй половине столетия на западе появляются критические издания апокрифических сказаний, посвященных святому Андрею. Прежде всего, это «Деяния апостолов Андрея и Матфея в стране антропофагов», «Деяния святых апостолов Петра и Андрея» и «Деяние и мучение святого апостола Андрея». Это также вносит новые тенденции в российскую историографию.

Одним из первых обратил внимание на новый круг источников основатель российского византиноведения академик В. Г. Васильевский. В своей обстоятельной статье, впервые увидевшей свет в «Журнале Министерства народного просвещения» в 1877 году^[9], он обратил внимание на то, что для средневековых церковных писателей общим было убеждение в относительной исторической достоверности апокрифических памятников. Васильевский предположил, что церковные писатели, сообщавшие краткие сведения об апостолах (прежде всего, Ориген и Евсевий Кесарийский), заимствовали эти сведения из более древних апокрифических источников.

Васильевский показал, что на Руси имели хождение некоторые памятники, посвященные святым апостолам, которые не дошли до нас. Возможно, какой-то из них и послужил основой для создания летописного сказания^[10]. Васильевский также опубликовал (в русском переводе) и исследовал два письма византийского императора Михаила VII Дуки, которые, по его мнению, были адресованы киевскому князю Всеволоду Ярославичу^[11]. Оба письма он датировал 70-ми годами XI века. В одном из них император писал: «Наши государства оба имеют один некий источник и корень, ... одно и то же спасительное слово было распространено в обоих, ... одни и те же самовидцы божественного таинства и его вестники провозгласили в них слово Евангелия»^[12]. Академик Васильевский считает эти слова указанием на предание о проповеди апостола Андрея как в Византии, так и в Русской земле. По мнению ученого, цитированное письмо дает основания полагать, что сказание, помещенное в «Повести временных лет», не было выдумкой местного книжника, а происходило из Греции, хотя сегодня и нельзя указать конкретный его источник^[13].

Линию, намеченную В. Г. Васильевским, продолжил С. П. Петровский. В своем исследовании, увидевшем свет в 1897—98 годах в «Записках Императорского Одесского общества истории и древностей», он рассматривает редакции и переводы апокрифических сказаний о деяниях апостольских на разные языки (эфиопский, коптский, сирийский) и выявляет эволюцию этих текстов на протяжении веков. Петровский показывает, что самые ранние редакции апокрифических памятников восходят к I—II вв. Например, «Деяния апостолов Андрея и Матфея в стране антропофагов» и «Деяния апостолов Андрея и Петра» написаны в первой половине II века. Таким образом, эти источники древнее кратких сведений, содержащихся в сочинениях Оригена. Исследователь также высказал предположение, что апокрифические сказания фиксируют традицию, сложившуюся в местах проповеди апостолов^[14].

Особый вклад в изучение проблемы генезиса русского предания об апостоле Андрее сделал профессор Киевской Духовной Академии И. И. Малышевский. В своей статье, опубликованной в 1888 году, он обратил внимание на то, что предание о хождении на Русь апостола Андрея не встречается в более ранних отечественных памятниках. Например, митрополит Иларион Киевский в «Слове о законе и благодати» прямо говорит о том, что Русская земля не видела апостолов. Предание также не согласуется с более древними частями летописи (житием Бориса и Глеба). Отсюда первый вывод Малышевского: указанное предание «есть позднейшая вставка» в начальную летопись^[15]. Далее Малышевский показывает, что, скорее всего, это предание не имело прямого письменного источника. По мнению исследователя, сказание об апостоле Андрее внесено в летопись с целью возвысить Русскую землю. Именно поэтому святой Андрей странным образом решает идти в Рим, миновав Грецию. А появление в сказании явно апокрифического рассказа о новгородских банях следует интерпретировать как попытку возвысить Киев над Новгородом.

Малышевский полагал, что предание сформировалось на Руси в годы правления киевского князя Всеволода Ярославича (1078—1095). Оно косвенно засвидетельствовано в письме императора Михаила VII Дуки, на него указывает и появление именно в это время на Руси первых храмов в честь святого Андрея (в 1086 году в Киеве и в 1089 году в Переславле). Однако, по мнению Малышевского, литературное оформление это предание получило лишь в XII веке в годы правления митрополита Климента Смолятича (1147—1155) при великом князе Изяславе Мстиславиче, когда мысль об апостольском предызбрании Киева служила обоснованием прав Киевской митрополии на независимое от Константинополя бытие. При этом Малышевский специально подчеркивает, что предание не могло быть внесено в летопись позднее середины XII века, так как оно сохранилось практически во всех изводах начальной летописи (кроме Новгородского). Вполне очевидно, что сказание попало в отечественные хроники еще тогда, когда «продолжалась Киевская летопись как общая летопись всей Руси, когда летописание наше еще не очень расходилось на местные ветви, что наступило лишь во второй половине XII в.»^[16]

Концепция профессора Малышевского стала классической, и в течение нескольких десятилетий именно его мнение о происхождении летописного сказания являлось в науке наиболее авторитетным. В значительной мере эта концепция не утратила актуальности и по сей день.

Оригинальную попытку дать ответ на вопрос об историчности предания о хождении на Русь апостола Андрея предпринял в 1907 году А. В. Карташев. В журнале «Христианское чтение» он опубликовал статью «Был ли апостол Андрей на Руси?», которая позже была включена в его «Очерки по истории Русской Церкви»^[17]. «Если бы даже ап. Андрей и не дошел физически в своих апостольских трудах до границ нашей земли, — пишет Карташев, — то это не меняет сути дела... Жребий, выпавший каждому апостолу, и составил его, так сказать, географический удел на карте распространения христианства... От Иерусалима как бы мысленно проведены радиусы, и заключенные между ними секторы круга составили уделы апостольства, превышающие по своим вселенским размерам силы и срок жизни человека». Таким образом, независимо от того, куда дошел с проповедью святой Андрей, он остается небесным покровителем выпавшего ему удела. А в этот удел, несомненно, входит Русская земля^[18]. Вполне очевидно, что при таком подходе проблема историчности анализируемого летописного сказания фактически снимается.

Историография второй половины ХХ века

В послереволюционный период историография вопроса претерпела новые, вполне понятные изменения. Попытки продолжить дореволюционную традицию изучения сказания предпринимались лишь за рубежом^[19]. В советской же историографии проблема историчности летописного сказания об апостоле Андрее не обсуждалась. Советские исследователи a priori исходили из того, что повествование это «не относится к числу исторических фактов»^[20]. При этом анализ содержания первоначальной летописи даже в этой парадигме не мог быть признан удовлетворительным без решения двух вопросов принципиального характера: «когда предание возникло и когда оно было внесено в летопись»^[21]. Кроме того, советские исследователи уделили особое внимание внутреннему анализу сказания, что привело к появлению в науке ряда новых версий. Однако однозначного ответа на поставленные вопросы так и не было получено.

Например, профессор А. Г. Кузьмин, анализируя содержание сказания, обратил внимание на «насмешливый тон» летописца по отношению к новгородцам. Исследователь пришел к выводу, что подобное повествование о Новгороде с наибольшей вероятностью могло появиться в период «правления Ярославичей (то есть во второй половине XI века — В. Б.), когда Новгород не имел сколько-нибудь постоянных князей, а в течение ряда лет и вообще обходился без них»^[22]. Кроме того, профессор Кузьмин обратил особое внимание на кажущееся необычным путешествие апостола Андрея из Синопа в Рим через Киев и Новгород. Он напоминает, что по имеющимся сведениям, папские легаты в 1054 году после разрыва общения с Патриархом Михаилом Керулларием возвращались в Рим из Константинополя через Русь^[23]. Характерно, что уже в начале XII века, как можно видеть из «Хождения игумена Даниила», в Средиземноморский бассейн направлялись через Константинополь. Профессор Кузьмин считает, что для сказания об апостоле Андрее это является верхним датирующим признаком. Вывод А. Г. Кузьмина чрезвычайно важен. Он настаивает, что «Сказание об апостоле Андрее связано в летописи с такими текстами, происхождение которых не выходит за пределы XI века»^[24]. Кроме того, само сказание, по его мнению, отражает идейные течения и представления именно XI века.

Таким образом, А. Г. Кузьмин в определенной мере солидаризировался с концепцией профессора Малышевского с той лишь разницей, что Кузьмин отверг мнение последнего о включении сказания в летопись лишь в XII веке. Профессор Кузьмин все же настаивал, что сказание вошло в летописное повествование уже во второй половине XI века.

Важные соображения относительно летописного сказания высказал и известный немецкий славист Лудольф Мюллер. Он также обратился к внутреннему анализу летописного рассказа и попытался представить новый взгляд на сюжет о посещении апостолом Новгорода. Обычно этот сюжет воспринимается как юмористический. Апостол, будучи выходцем из южных (по отношению к Руси) земель, удивляется странному северному обычаю париться в бане и хлестать себя прутьями. Он воспринимает это как особый род мученья. Придя в Рим, святой Андрей рассказывает римлянам, прежде всего, именно об этой особенности северян. Мюллер, следуя Д. Герхарду, указывает на интересную параллель к этому сюжету. Живший в XVI веке иезуит Дионисий Фабрициус в своей «Истории Ливонии» сообщает забавную историю, случившуюся в XIII веке. Монахи монастыря Фалькенау просили у папы материальной помощи, сообщая при этом об особом аскетическом делании местных монахов: каждую субботу они горячо топили баню, в которой парились, обливаясь холодной водой и стегая себя прутьями. Папа направил в Ливонию одного монаха для проверки этих сведений. Побывав в Ливонии, этот монах действительно увидел, что местные иноки истязают себя в бане, после чего папа выделил им желаемую материальную помощь^[25].

Опираясь на это сообщение Фабрициуса, Герхард полагал, что в русском летописном сказании о «мученье» новгородцев говорится не в ироническом смысле, а «как о совершенно серьезном аскетическом обряде»^[26]. Мюллер полагает, что история о монастыре Фалькенау и русское летописное сказание имели «общего предшественника». Также он пытался показать, что сюжет о новгородских банях не был изначально частью сказания о хождении Андрея.

Мюллер также указывает на то, что письмо византийского императора Михаила VII Дуки, которое, по мнению Васильевского, было направлено князю Всеволоду Ярославичу, на самом деле было отправлено совсем иному адресату (норманнскому князю Роберту Гюискару)^[27]. Тем не менее, Мюллер вполне разделяет мнение, что легенда об апостоле Андрее появилась на Руси в 80-е годы XI века в качестве определенного решения проблемы «апостольского происхождения» Русской Церкви. После этого в течение примерно тридцати лет легенда проникла из Киева в Новгород, где и обогатилась за счет сюжета о местной парильне^[28]. В результате Мюллер пришел к своеобразному выводу. Отрицая историчность сказания о хождении апостола Андрея, он все же полагал, что это сказание не является ни «благочестивой сказкой», ни «бессмысленным сплетением трех фрагментов». Мюллер полагал, что сказание «является продуктом историографического мышления. Стремление найти прямую связь между появлением христианства на Руси и апостолическим происхождением Церкви приводит в конце XI в. к убеждению, что апостол, направляясь в Рим по северному пути, прошел по Руси. А так как он считался первым южанином, посетившим Северную Русь, то анекдот, рассказывающий об удивлении южан северными банями, связали с его именем». Таким образом, автор сказания представляется скрупулезным исследователем, с особой тщательностью и аккуратностью собирающим сведения о ранней истории Руси. Именно поэтому он не игнорирует сказание о святом Андрее, а включает его в свое произведение, снабжая его оговоркой «якоже реша»^[29].

Оригинальное видение очерченной проблемы можно видеть и в трудах академика А. М. Панченко. Этот известный исследователь попытался развить мысли Д. Герхарда и Л. Мюллера относительно особого смысла сюжета о новгородских банях. Академик Панченко увязывает рассказы о банном самоистязании (реальном или мнимом) с движением флагеллантов, т. е. «бичующихся» (flagellare — хлестать, сечь, бить, мучить), получившем широкое распространение в Западной Европе после 1260 года. «Флагелланты сами бичевались в монастырях, бичевали прихожан перед отпущением грехов. Процессии флагеллантов ... наводнили Италию, Южную Францию, затем Германию, Фландрию, добирались до Моравии, Венгрии и Польши. Собираясь толпами, обнажаясь (даже в зимнюю стужу), они «удручали» плоть»^[30]. Панченко признает, что сказание об апостоле Андрее появилось гораздо ранее 1260 года и потому не может быть обусловлено движением флагеллантов. Однако учение о самоистязании известно на Западе до XIII века, и потому Панченко все же видит «смысл новгородского путешествия» в том, что «наблюдатель встретил культуру, вовсе не восхваляющую самоуничижение и самоуничтожение»^[31]. Впрочем, на наш взгляд, намеченные Панченко линии осмысления новгородского сюжета не доведены до какой-то ясной концепции.

Современная историография

Ряд важных публикаций появился в России и в 1990—2000-е годы. Характерно, что в это время вновь можно видеть определенный возврат к проблематике, характерной для дореволюционной историографии. В этом отношении весьма характерна статья С. А. Беляева, помещенная в качестве введения в первом томе переизданной «Истории» митрополита Макария (Булгакова)^[32]. Автор дает здесь достаточно полный обзор мнений, высказанных как в дореволюционной, так и в советской исторической науке. При этом С. А. Беляев специально останавливается на разборе тех возражений, которые в свое время выдвинул против достоверности летописного сказания академик Е. Е. Голубинский. Используя данные, полученные в ХХ веке советскими археологами, Беляев убедительно показывает, что «край, куда направлялся апостол Андрей, не представлял из себя пустыню, а был давно освоен и обжит». Также автор подчеркивает, что казавшийся Голубинскому странным путь из Крыма в Рим через Киев и Новгород, действительно существовал: «направление этого пути, его начало и конец, вопросы охраны путников в дороге, организация путешествий хорошо разработаны западными исследователями на основании письменных источников и огромного материала, добытого путем раскопок»^[33]. С. А. Беляев солидаризируется с митрополитом Макарием, признавая историчность факта путешествия апостола Андрея не только по берегу Черного моря, но и во внутренних территориях будущей Киевской Руси.

В 2000 году вышел в свет вводный том «Православной энциклопедии». Он посвящен истории Русской Православной Церкви. Вопрос о пребывании в Русской земле святого апостола Андрея освещается здесь в специальном разделе^[34]. Авторы (архимандрит Макарий (Веретенников) и И. С. Чичуров) признают, что «греческая и особенно древнерусская традиции преданий об ап. Андрее изучены пока недостаточно». Поэтому «прояснение конкретно-исторической основы повествований об апостоле» на данном этапе признается «невозможным»^[35]. Тем не менее авторы прослеживают позднеантичную и древнерусскую традиции о хождениях святого Андрея и показывают, что она свидетельствует о проповеди святого апостола в Причерноморье. Приводя летописное сказание о посещении апостолом Андреем Киева, авторы еще раз подчеркивают, что «вопрос об источниках летописного предания сложен и недостаточно изучен»^[36]. Особо интересным представляется указание авторов на существование разных вариантов сказания об апостоле Андрее в русском «Прологе». Сохранилось более тысячи списков этого памятника, которые также остаются недостаточно изученными.

В 2001 году во втором томе «Православной энциклопедии» опубликована статья «Андрей Первозванный»^[37]. Авторы (А. Ю. Виноградов, М. Сургуладзе, Т. В. Анохина, О. В. Лосева), анализируя раннехристианскую и византийскую письменность, посвященную святому Андрею, отмечают наличие в ней двух традиций. Первая восходит ко II веку и зафиксирована в ряде апокрифических памятников. Вторая восходит, по крайней мере, к первой половине III века и зафиксирована в «Толковании на Бытие» Оригена. В более позднее время на основании обеих традиций (в результате их переработки) создавались канонические жития апостола Андрея. Из последних наиболее широко было распространено «Житие Андрея», написанное между 815 и 843 годами Епифанием Монахом. На этот памятник опирались все последующие авторы, писавшие об апостоле Андрее (Никита Давид Пафлагон, Симеон Метафраст). Византийская традиция была воспринята и развита в Грузии и на Руси. Авторы достаточно подробно прослеживают историю почитания апостола Андрея в России, уходя при этом от ответа на вопрос об историчности сказания, содержащегося в «Повести временных лет». Впрочем, на карте «Миссионерские путешествия апостола Андрея Первозванного», помещенной на с. 371, путешествие святого апостола из Херсонеса в Киев и Новгород не обозначено.

Выводы

Несмотря на отмеченный существенный разброс мнений в историографии, относительно некоторых вопросов можно видеть вполне определенный консенсус. Наиболее распространенной является точка зрения о формировании на Руси сказания о хождении апостола Андрея в конце XI века. Причем, в пользу этой гипотезы высказаны аргументы, исходящие из самых разных предпосылок. Относительно времени внесения этого сюжета в летопись хотя и существует некоторая дискуссия, все же большинство исследователей полагают, что произошло это на рубеже XI—XII веков.

Введение в научный оборот апокрифических письменных памятников и данных археологии позволило существенно уточнить высказывавшиеся прежде суждения. Также оказался чрезвычайно плодотворным внутренний анализ сказания. Однако и по сей день остаются нерешенными некоторые вопросы. Поэтому, надо думать, что и в грядущие годы летописное сказание об апостоле Андрее будет привлекать внимание как церковных, так и светских исследователей.

bogoslov.ru