«Ненаказанный сын
— бесчестье отцу»

Ювенальные гомункулусы

Поподробнее остановимся и на том, какая же личность формируется, если единственная мера воздействия на ребенка — это уговоры. А что еще? Больше ничего не остается. Физически наказывать нельзя — это «истязание». Что-то запрещать — «насилие». Отказывать в чем-то — «дискриминация». Попробуй-ка в ювенальной реальности оставить провинившееся чадо без ужина (распространенное некогда наказание, применявшееся даже в монарших семьях) — схлопочешь обвинение в том, что моришь ребенка голодом, и вполне вероятно, что получишь срок.

Кто-то скажет: «Наказывать нельзя, но зато можно поощрять. Это тоже прекрасная воспитательная мера».

Ошибаетесь. Ювеналы учли и это обстоятельство. С поощрением тоже не все так просто. Во-первых, потому что ребенка особенно нечем поощрить, ведь ему, вне зависимости от его поведения, гарантировано такое количество разнообразных благ, что он пресыщен и почти ничему не радуется и не удивляется. Уже сейчас многие родители, взявшие на вооружение (пока, правда, добровольно) принципы «недирективной педагогики» и «партнерских отношений» со своими детьми, жалуются, что не знают, чем детей поощрять. То, что им хочется (например, целый день до опупения играть на компьютере), заведомо вредно, большинство же остальных детских радостей им приелись. А во-вторых, выдвижение условий (например, «прежде, чем съесть конфету, помой руки») может быть сочтено недопустимым давлением и даже шантажом. В Финляндии, как многие, наверное, помнят, у Валентины Путконен на этом основании дочь отобрали и поместили в приют.

«Ну, а похвала? — не хочет сдаваться читатель. — Есть дети, с которыми, между прочим, только по-хорошему нужно...»

Увы, неутомимый спорщик, видимо, еще не понял, что законодательный запрет наказаний формирует принципиально другую реальность, в которой не только наказания, но и все прочие воспитательные меры фактически отменяются. Воспитывает ведь старший младшего: родитель — ребенка, учитель — ученика. И наказывать, и поощрять может только старший младшего. Маленькие дети этого порой не понимают и пытаются «наказать» маму или папу. Но им обычно с добродушным смехом объясняют: «Сперва вырасти большой, стань папой — тогда будешь своих детей наказывать». В ювенальном же антимире (а это именно создание антимира, мы не преувеличиваем!) все вывернуто наизнанку: дети главнее взрослых. Детские права и интересы приоритетны. Не родитель наказывает ребенка, а ребенок может наказать родителя, донеся на него в соответствующие «органы». А может и пощадить, пожалеть, простить на первый раз.

В новой системе координат, где дети властвуют над взрослыми, взрослый лишен возможности использовать и такой воспитательный прием, как оценочная похвала. Он может ребенку льстить, говорить комплименты (если ребенок готов их выслушать), но он не имеет права пытаться с помощью похвалы регулировать детское поведение («дай Ване поиграть машинку, ты же добрый мальчик... Вот молодец, отлично!»). Это ведь тоже «давление», «навязывание собственных стереотипов» и «чужого жизненного сценария». «Добрый мальчик», может, не хочет быть добрым, а хочет быть жадным! Это его право, его выбор. Наивно думать, что в антимире меняется местами что-то одно (например, позиции детей и родителей). Там постепенно извращаются все ценности. Примеров уже сейчас хоть отбавляй — процесс запущен на полную катушку. В одной из статей мы написали о появлении глянцевого (то есть ориентирующего читателей на престижные эталоны) журнала «Эгоист». Теперь добавился женский вариант — «Эгоистка». Не удивимся, если развитие проекта предполагает в недалеком будущем издание красочно иллюстрированного детского «Эгоистенка».

А книга американского автора Марка Льюиса «Согрешить и победить» уже издана у нас и довольно давно — в 2004 году. Там без обиняков заявляется, что семь смертных грехов созданы «исключительно в целях сдерживания нашего развития». И никакие это не грехи, а добродетели, делающие жизнь более успешной и счастливой. В частности, жадность — это «незнание пределов собственного желания»: «Возжелай бизнес ближнего своего. Это называется конкуренцией, а конкуренция — это хорошо».

В такой парадигме «добрый мальчик» — это какой-то неконкурентоспособный «лопух». Ничего себе похвала! Да за подобный жизненный сценарий ювенальное ЧК (которое не так давно предлагала организовать член Общественной Палаты Ольга Костина) к стенке может поставить!

Уже появилась и сцепка ранее несовместимых понятий: жадность провозглашается признаком ума. Даже было специально сконструировано слово «умножадный». Долгое время оно красовалось на щите уличной рекламы какой-то бытовой техники, а в интернете был создан сайт «для умножадных». Возвышение, облагораживание порока, реабилитация смертного греха идет вовсю.

Итак, дозволительны только уговоры. И то лишь до тех пор, пока «свободный атом» вам не прикажет заткнуться — дескать, «достали». В результате для новой реальности формируются новые дети: привыкшие считать свое «хочу» самым главным аргументом, а себя — центром мироздания. Не привыкшие терпеть, преодолевать трудности и чем-то жертвовать даже ради самых близких, не говоря уж о дальних.

Кому это выгодно?

Может сложиться впечатление, что это портрет некоего пуленепробиваемого эгоиста, некоей пусть неприятной, но несгибаемой личности. Многие родители именно так и считают, и это служит им некоторым утешением. «Ну да, он грубый, на нас плюет, никто ему не указ, — думают они. — Зато сумеет настоять на своем, ни перед кем не будет прогибаться».

Но воображаемое будущее, которое рисуется любящим родителям, не имеет ничего общего с будущим реальным. Ребенок, который не привык терпеть, смиряться и преодолевать трудности, растет капризным и изнеженным. У него не формируется стрессоустойчивость, а значит, он легко впадает в депрессию, невротизируется. Особенно часто ювенальное воспитание калечит мальчиков, ибо от мужчин по самой их природе и жизненным ролям требуется больше стойкости, выдержки, великодушия и благородства. А капризные эгоисты на это совершенно не способны. Они психологически слабы, склонны к панике, по-женски истеричны (по-женски, потому что истерия в переводе с греческого — «матка»). Их ничего не стоит запугать и сломить, подбить на подлость и предательство. Пока они под прикрытием родителей, которыми помыкают, им море по колено. Но стоит этого прикрытия лишиться, таких ювенальных гомункулусов можно брать голыми руками. Что, разумеется, очень выгодно садистам, педофилам и прочим негодяям.

Зарубежные правозащитники свидетельствуют, что этих нелюдей в ювенальных структурах более чем достаточно. Йохан Бекман, отстаивающий в Финляндии права женщин, у которых ювенальные службы отняли детей, заявил на пресс-конференции, состоявшейся 1 июня 2010 года в агентстве «Интерфакс», что социальные работники в ювенальной системе «могут делать все что угодно, так как их никто не контролирует». «Очень часто, — сказал Бекман, — социальными работниками становятся садисты, получающие удовольствие от издевательств над жертвой». Детей в приютах, которые правозащитник называет «ювенальными концлагерями», подвергают, по его словам, «постоянному психологическому, физическому и сексуальному насилию».

Но средства массовой информации не спешат распространять эти сведения.

Обратите внимание: родителям запрещается детей наказывать, а извергам-ювеналам разрешается (негласно, конечно) их мучить и истязать. А может, это одна из целей такого с виду гуманного закона, охраняющего детей от родительского шлепка?

Право наказывать как атрибут власти

А теперь задумаемся, почему традиционно чужой человек не может наказывать ребенка, а родные могут? Дело в том, что право наказывать тесно связано с понятием власти. Кто имеет власть, тот и может наказывать. Если один человек убьет другого, даже имея на это веские причины, он совершит преступление. Если же государство того же самого человека приговорит к смертной казни, это будет не преступление, а наказание. Или, скажем, кто-то решит поймать своего должника и заточить в подвале за неуплату. Даже если должник злостный, а сумма большая, мстительный кредитор — это преступник. По закону он должен обратиться за разрешением своей проблемы в суд, и государство в лице судьи решит, какую меру наказания заслуживает должник. Государство — власть, поэтому оно имеет право и наказывать. Конечно, люди порой вершат самосуд: карманному вору могут просто накостылять. А он — знает кошка, чье мясо съела! — в милицию не заявит, хотя формально по отношению к нему совершено преступление. Но это, скорее, исключительный случай. В целом люди не оспаривают право государственной власти наказывать граждан. Споры идут лишь о том, что считать преступлением и какое наказание ему адекватно.

Дети до определенного возраста (в разных странах по-разному) не подлежат уголовной ответственности, то есть государство их не наказывает. Но чтобы они не росли наглыми и безответственными, пополняя ряды преступников, государство делегирует право наказания ребенка семье. Тем самым оно признает власть семьи, ее особую роль: обязанность родных — ребенка воспитывать, а воспитательный процесс включает в себя и поощрения, и наказания. Это очень мудро, потому что родительская власть особая. Она смягчена и облагорожена естественной любовью к детям. И ребенок имеет с родителями особую связь. Он переносит наказания от них с гораздо большей легкостью, чем от чужих людей, потому что любит родителей даже когда на них сердится или обижается. Ярчайшим образом это проявлено у малышей. Мама его нашлепала или чем-то пригрозила, а он заплакал и бежит к ней же за утешением. Такой порядок вещей установлен Самим Богом, и отменять его очень опасно, потому что все начинает трещать по швам.

Неподсудные до гробовой доски

Если родители лишаются права наказывать, они перестают олицетворять для ребенка власть, и он, не пройдя школу послушания в семье, не подготовлен к гражданскому подчинению власти государственной. Привыкший к безнаказанности, он по достижению совершеннолетия не сможет в одночасье перестроиться. А во многих случаях не перестроится никогда. Слишком сильны окажутся усвоенные с детства стереотипы своевольного поведения.

Когда осенью 2009 года мы присутствовали на круглом столе по ювенальной юстиции во французском посольстве, французские правозащитники, расхваливая результаты своей «реабилитационной работы с детьми, находящимися в конфликте с законом», вынуждены были признать, что взрослая преступность во Франции неуклонно и стремительно растет (то же самое происходит и в других «ювенальных» странах). Спрашивается, откуда столько взрослых преступников, если ювенальные структуры так хорошо занимаются профилактикой правонарушений и так результативно реабилитируют «конфликтующих с законом»?

Ответ на этот вопрос не требует больших умственных усилий: до 18 лет «детишек» выводят из-под ответственности, а потом уже приходится отвечать.

Чтобы уменьшить диспропорцию, отбиться от обвинений в неэффективности реабилитационной работы (во Франции, да и в других странах со сходными тенденциями, растет недовольство ювенальной системой и все чаще раздаются призывы устрожить наказания несовершеннолетних преступников), обеспечить новые рабочие места и дополнительные денежные вливания, защитники прав детей стремятся повысить возрастную планку для привлечения к ответственности. «Чтобы быть судимым, — говорят они, — надо находиться в состоянии различения».

Человек может быть совершеннолетним, но не осознавать, в чем дело, не понимать, что он совершил. На эту тему мы надеемся поговорить когда-нибудь более подробно. Пока лишь отметим, что речь не идет о глубокой умственной отсталости или помрачении рассудка вследствие тяжелого психического расстройства. Имеются в виду нормальные люди, которых путем различных ухищрений пытаются, как подростков, увести от наказания. Если так дело пойдет, возраст осознания может отодвигаться все дальше и дальше от несовершеннолетия и наконец совпасть с возрастом земной жизни человека. Детство будет незаметно перетекать во впадение в детство. Особенно если отменить наказания — меры, посредством которых родители помогают ребенку осознать свою вину, когда он собственными силами этого сделать не может или не хочет.

«Кого отец любит — того наказывает», — гласит народная мудрость. На первый взгляд, это может показаться странным, ведь любовь ассоциируется с лаской, нежностью, поощрением — короче, с «позитивом». Но это лишь на первый взгляд. «Детей надо как следует баловать, тогда из них вырастают настоящие разбойники», — со знанием дела говорит в пьесе Евгения Шварца «Снежная королева» старая разбойница. И обширный опыт западной ЮЮ подтвердил мудрость этих слов.

Любовь и долг родителей

Но у родителей, если они сами не разбойники, прямо противоположные цели: вырастить детей честными, добропорядочными людьми. Поэтому если не любить ребенка, если не волноваться за его будущее, тогда — да, не надо удерживать его от зла, не надо наказывать, не надо ограничивать, не надо поучать и наставлять. То есть, даже если не верить в существование загробной жизни, а ограничиваться рамками жизни земной, родители, которые любят детей, не могут в каких-то случаях обойтись без наказания. Причем любящее родительское сердце страдает от этого наказания порою гораздо больше, чем сердце ребенка. Родителю и самому легче было бы не наказывать, он часто заставляет себя это делать усилием воли, понимая, что иначе нельзя, что это его долг.

Ну, а если верить в Бога и, соответственно, осознавать, что главная обязанность родителей — заботиться о спасении души ребенка для вечной жизни, то слова приведенной чуть выше пословицы становятся совершенно очевидными и непреложными. Человекоугодие не есть любовь. Хотя, конечно, родительские наказания не должны иметь ничего общего с изуверством.

Поборники отмены наказаний лишают людей возможности исполнить свой родительский долг. Иными словами, они фактически принуждают взрослых к страшному греху — отказу от борьбы за души детей. А это, в свою очередь, не дает семье выполнить свое главное назначение — быть малой Церковью. Задача Церкви, как большой, так и малой, — вести ее членов по пути спасения. Семья, как и Церковь, иерархична. Иерархия нерасторжимо связана с послушанием младшего старшим. Поэтому послушание детей родителям всегда считалось главной детской добродетелью. Святой праведный Иоанн Кронштадтский называл послушание «царицей детских добродетелей». Родительская же власть в малой Церкви — это вовсе не тирания и не самодурство. Она дана Богом для того, чтобы родители приучали детей жить по заповедям и использовали для этого все властные рычаги. Глава Церкви — Христос, глава семьи как малой Церкви — отец. Мать — его помощница, поэтому властные полномочия есть и у нее. Когда государство связывает главе малой Церкви руки, запрещая ему наказывать ребенка и в то же время требуя от него «ответственного родительства» и «надлежащего воспитания», — это изощренное глумление и над Божественным законом, и над Самим Спасителем. Так, мучители связали Ему руки, потом пригвоздили к Кресту и издевательски требовали, чтобы Он показал Свою силу и сошел с Креста.

Конечно, попытки унизить Бога всегда оканчиваются провалом, потому что Господь всесилен и поругаем не бывает. Но попытки заставить людей отказаться от Божественных установлений и тем самым погубить свою душу нередко увенчивались успехом. Наша страна еще не оправилась от предыдущего богоборческого натиска, когда власть навязывала народу атеизм. Один Бог знает, сколько душ в результате было погублено, сколько семей разрушено, сколько детей восстало на своих родителей, сколько родителей не выполнило свой самый главный родительский долг.

Второй богоборческий погром на столь непродолжительном в историческом масштабе отрезке времени наш духовно ослабленный народ вряд ли выдержит. Ювенальная революция его добьет. А о том, что это именно революция, открыто заявляют ее вожаки. Директор информативной службы ЮНИСЕФ Клер Бриссе, «одна из самых значительных фигур защиты детства во Франции», прямо заявила: «Революция только начинается. Работы впереди еще много». (Она имела в виду искоренение все того же якобы «жестокого отношения к ребенку».)

Что ж, полезное для нас признание. К нему стоит прислушаться тем, кто до сих пор убаюкивает себя мыслью, что запрет наказаний — это какая-то частность, мелочь и в сущности даже неплохая штука.

В последние годы стало модно при всяком удобном и неудобном случае лягать ту часть русского общества, которая, не желая видеть в большевистском движении опасности для страны, не воспрепятствовала революции 1917 года. Похоже, наступает время не только на словах, но и на деле не повторить роковую ошибку наших предков. Отношение к ЮЮ уже стало очень хорошим тестом для нравственной диагностики. Позиция по вопросу наказаний (запрет которых есть важнейшая составная часть ЮЮ) еще больше прояснит картину.

Православие.Ru