Элегия смоковницы

                                           Ивану Жданову

Дерево, Ваня, то самое, смоковницу ту
на старой книжной гравюре, на рыхлой бумаге верже
узнаешь? Листья ещё сверкают, ветки глотают свою высоту,
но время вышло. Гнев созрел. Слово в горле уже.

                               * * *
— Бедная, — говорю я в себе, — ты своё заслужила.
Ты масла с собой не взяла, ты терпенья в ум не вложила
и без факела выйдешь, без факела выйдешь — позор! —

                               * * *
к Тому, кто не извещал ни о дне, ни о часе,
но о том, что небо нуждается в верности,
                   светильник — в масле,
жажда — в плодах.
                   Остальное приходит, как вор.

                               * * *
Вот и не войдёшь в дом этой свадьбы, в среду ликованья,
и не прольёшь, обмирая от недоброго предсказанья,
дорогой аромат, за который ты отдала

                               * * *
все, что имела.
И не проводишь его на мученье,
чувствуя, как сыновнее предпочитают почтенье
всей надежде и помощи.
И как смерть подошла

                               * * *
не изнутри, но требуя приказанья:
                   Открыто,
войди!
           и все, что прежде: что осмеяно, оплёвано, бито,
что чужим достанется, как нешитый хитон...

                               * * *
А ты выбирала, безумная, жить. — Правда, любой выбирает.
Жить и смотреть без конца, как весна идёт, птицы играют,
птенцов выводят, колосья блестят,
шумит каменистый Кедрон...

                               * * *
— Я просил, — ты помнишь, Он говорил? —
                   что Я дам, дело — другое, дело не ваше.
Я болен — кто навестил меня?
Я пить хочу — где чаша?
Лисы язвины имут^[1] и птицы гнездо,
Я стучу — где мой дом?

                               * * *
...с огнём
или без огня удаляясь, в темноте не видна уже юродивая дева.
Я вижу внутри, в темноте, чудным гневом убитое дерево
И не вижу того, кто сказал бы ему: Поделом! —

                               * * *
и кто от надежды долгой и бесплодной,
от неверного утомительного труда
выбежит как сумасшедший:
                   вон из жизни свободной!
куда угодно,
прежде чем посох ударит со словом: Куда!

                               * * *
Что же делать нам, друг, что делать, брат, какое
забытье придёт? Или оно, как факир,
выдернет из-под рваной полы стаю птиц, изумруд,
полотно золотое?
О, внутри, где их нет, они лучше.
                   Когда их не ждут, они лучше, чем мир.

                               * * *
Кто просит — однажды получит.
Кто просит прощенья —
однажды будет прощён. Кто от стыда не поднимет лица —
тот любимее всех. Сердце ему обнимает лишенье,
как после долгой разлуки жениха обнимают или отца.

^[1] Лисы язвины имут — у лисиц есть норы (цсл.): «Лиси язвины имут и птицы небесныя гнезда: Сын же Человеческий не имать где главу подклонити». — «У лисиц есть норы, и у птиц небесных гнезда, а Сыну Человеческому негде преклонить главу» (Мф.9,58).

www.olgasedakova.com