Митрополит Вениамин (Федченков)

«У него была какая-то изумительная простота, таких простых людей надо с фонарем искать. Но с другой стороны, в этом было что-то замечательное. Я помню, как-то на Трехсвятительском подворье — я пришел почему-то поздно, и вижу: Владыка Вениамин лежит на каменном полу, завернувшись в свою черную монашескую мантию, даже без подушки, — просто лежит. Я ему говорю: «Владыка, что Вы здесь делаете?» — «Ты знаешь, я здесь спать устроился» — «Как, у Вас разве комнаты нет?» — «Знаешь что, сейчас на моей кровати спит один нищий, на матрасе другой, еще один спит на подушках, а еще другой — на моих одеялах. Так я здесь устроился, потому что в мантии моей мне тепло». (Митрополит Антоний Сурожский)

Митрополит Вениамин был великим молитвенником. Перед тем как принять какое-либо важное решение, он служил сорок литургий. Очевидцы примечали, что даже Имя Божие владыка не мог произносить без слез. Примечали и то, что старенький «чудаковатый» митрополит, который мог всерьез хлопотать о покупке самолета для нужд епархии, не совсем уж ради чудачества раздаривал своим прихожанам кому конфеты, а кому и луковицы, предуказывая одним радости, а другим слезы: видно, то был ему от Бога дар предвидения... Но главное в нем было — неизбывная любовь к пастве, к каждому человеку. Владыка не раз писал в своих книгах, что святые, стяжавшие от Господа дар любви, порой переставали замечать в людях зло. Сам он был той же породы людей Божиих и потому одинаково любил и ближних, и врагов, считая, что «нужно думать о спасении «врагов», а не о победе над ними», и нередко становился жертвой своей излишней доверчивости.

Судьба святителя удивительна. Будучи по воспитанию убежденным монархистом, который еще мальчиком со слезами бегал читать сводки об ухудшавшемся состоянии здоровья государя Александра III, считая богоборческую власть наказанием Божиим за грехи всех классов российского общества, возглавив военное духовенство Русской армии барона П. Н. Врангеля и эмигрировав вместе с нею за границу, владыка все же признал советскую власть и вернулся на Родину. Почему случилось именно так?

Святитель Божий вставал в ряды Белой армии именно как защитницы Православия, но скоро увидел, что вера у «лучших сынов России» весьма теплохладна и в конце концов даже снята со знамен белого движения. Он хотел быть вместе с народом, но оказалось, что ни у Врангеля, ни там, за границей, русского народа нет... Русский народ, пусть обманутый, пусть покоренный, остался в России и признал советскую власть. А всякая власть — от Бога. Это владыка понимал хорошо... И, может быть, Господь потому и попустил безбожникам полонить Русскую землю, чтобы излечить ее от теплохладности и разжечь в сердцах заблудившихся людей искру горячей, нелицемерной любви к своему Творцу и Спасителю? Неисповедимы судьбы Господни...

Вдобавок, оказавшись за границей, епископы-эмигранты почти сразу же продемонстрировали каноническое непослушание высшей церковной власти, остававшейся в России, принимая одни указы Патриарха Тихона и отвергая, как написанные под давлением безбожной власти, другие... 1927 год, в который вышла небезызвестная Декларация митрополита Сергия, был лишь удобным случаем для исполнения давнишнего желания эмигрировавшего епископата создать свое, самостоятельное церковное управление... Будучи воспитанным на понятиях нерушимости церковного послушания, митрополит Вениамин не мог смириться с таким положением вещей. Он и за границей остался верен Московской Патриархии.

Одному Богу известно, ценой каких мук далось святителю решение о возвращении на родину. Самым болезненным, самым трудным было примириться (не умом, а сердцем) с законностью царствования богоборческой власти на некогда Святой Руси... А что мог понять о России пользовавшийся непроверенными слухами и пропагандистскими публикациями эмигрант, к тому же отягощенный бездуховностью западного, чуждого ему мира?

Святитель был убежден, что советская власть была лучшим выходом, «счастьем» для России, что «не случайно (после недоразумений) сотрудничество Церкви с Советским Союзом, а искренно». Такое понимание российской действительности было у митрополита Вениамина выстраданным и нелицемерным. Впрочем, как бы там ни было, митрополит Вениамин никогда не жалел о своем решении возвратиться на родину. Жалел, что не сделал этого раньше... В 1958 году его отправили на покой в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь.

Будущий митрополит (в миру Иван Афанасьевич Федченков) родился 2 (15) сентября 1880 года в Кирсановском уезде Тамбовской губернии в семье дворового человека господ Баратынских (из бывших крепостных) и дочери дьячка. Родители употребили все усилия, чтобы дать детям образование.

Окончив духовное училище и Тамбовскую духовную семинарию первым учеником, Иван Федченков поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию, где его духовником стал инспектор академии архимандрит (впоследствии архиепископ) Феофан (Быстров), оказавший огромное влияние на всю жизнь владыки как в России, так и в эмиграции.

В 1907 году студент последнего курса академии Иван Федченков принял монашество с именем Вениамин. Шаг этот, определивший всю его дальнейшую жизнь, оказался неожиданным для родных и не сразу был понят и принят ими. Родная мать новопостриженного инока, та, которую сам он называл святой за ее жертвенную любовь к ближним и глубокую веру, написала сыну исполненное горьких упреков письмо. Потом, конечно, поняла и смирилась и даже любила своего Ванюшу (а теперь уже инока Вениамина) больше всех детей, гордилась своим молитвенником.

Архимандрит Вениамин Федченков на Соборе 23 марта 1918 г. Рис. В. Богданович

При поступлении в академию, да и в первые годы учебы у самого Ивана тоже не было желания принимать постриг. Он, по его собственным словам, думал о белом священстве. И все же, выбирая свой путь, чутко прислушивался к голосу сердца, к указаниям горнего мира, незримого для обычного человека, но реального и незыблемого. Большое, если не сказать — решающее, значение имела для Ивана встреча на Валааме, где он посетил старца Иоанно-Предтеченского скита отца Никиту. Этот насельник «Северного Афона», монах-подвижник, «живой святой», долго беседовал с юношей и пророчески назвал его «владыкой».

Другой праведник — иеромонах Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры о. Исидор — также предсказал будущему митрополиту его жизненный путь. «Придется быть монахом», — так в простоте верующего сердца решил студент столичной духовной академии. Иноческий постриг был совершен 26 ноября 1907 года, 3 декабря инок Вениамин был рукоположен во иеродиакона, а 10-го стал иеромонахом.

Ученик высокопреосвященнейшего Вениамина епископ Феодор (Текучев), живший на покое в Псково-Печерском монастыре, вспоминал в 1966 году, в пятую годовщину со дня кончины своего наставника, еще об одном предсказании в жизни владыки. Молодой иеромонах Вениамин с одним из своих товарищей посетил болящую благочестивую старицу. При этом состоялся следующий диалог:

— Кем мы будем? — спросил один из посетителей.

— Ну разве я гадалка какая? Будете митрополитами... Да разве в этом дело?..

— Помолитесь о грехах моих, Вениамин. — Вот это что и нужно, — отвечала старица.

В самом начале своего служения встречался о. Вениамин с великим праведником земли Русской отцом Иоанном Кронштадтским и даже сослужил ему во время совершения Божественной литургии. Нам не известно, удостоился ли он личной беседы с отцом Иоанном, — известно лишь, что святой беседовал с новоначальными иноками (о. Вениамин был в Кронштадте со своими товарищами по академии), укреплял и ободрял их. И, разумеется, встреча эта не прошла бесследно. На всю жизнь сохранил владыка Вениамин благоговейное отношение к памяти святого старца, часто обращался к его духовному наследию.

По окончании академии, в 1907–1908 годах, иеромонах Вениамин — профессорский стипендиат на кафедре библейской истории. Знаменательно, что в годы обучения будущего митрополита в Санкт-Петербургской духовной академии там ректорствовал архиепископ Сергий (Страгородский) — будущий Патриарх Московский и всея Руси, замечательный иерарх, оказывавший большое влияние на студентов, в том числе, безусловно, и на иеромонаха Вениамина. Более того, по-видимому, именно в академии возникли и укрепились теплые и доверительные отношения между ректором и студентом. Не случайно владыка Сергий в бытность свою архиепископом Финляндским сделал иеромонаха Вениамина своим личным секретарем. Верность своему владыке уже не иеромонах, а епископ Вениамин еще будет доказывать в условиях, нелегких для него; и все же останется верен и митрополиту Сергию, и Московской Патриархии.

Итак, в 1910–1911 годах иеромонах Вениамин — личный секретарь архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского). С 1911 по 1913 год архимандрит Вениамин был ректором Таврической, а с 1913 по 1917-й — Тверской семинарии. В 1917–1918 годах он принимал участие в работе Поместного собора Российской Православной Церкви, будучи избран от младших клириков своей епархии. 19 февраля 1919 года состоялась его хиротония во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии. При вручении жезла старший рукополагавший архиерей владыка Димитрий (Абашидзе) сказал: «Не бойся говорить правду пред кем бы то ни было, хотя бы это и был сам Патриарх или другие высокие в мире люди...» Владыка воспринял эти слова как свое послушание.

В 1920 году епископ Вениамин примкнул к белому движению, возглавив военное духовенство Русской армии барона П. Н. Врангеля. В ноябре того же года вместе с армией и беженцами покинул родину. За границей он некоторое время оставался епископом армии и флота, был членом Русского совета при Врангеле.

Епископ Вениамин стал одним из главных инициаторов создания временных органов Церковного управления заграничными приходами. В 1921 году из Константинополя это управление переместилось в Сербию, но вскоре (после Всезарубежного Церковного Собора 1921 года, признанного Патриархом Тихоном неканоничным) ВЦУ было упразднено, а управление европейскими приходами поручено митрополиту Евлогию (Георгиевскому).

В 1922 году святитель поселился в монастыре Петковице близ сербского города Шабацца. В 1923–24 годах он вновь викарный архиерей, окормляющий паству Карпатской Руси, входившей в состав Чехословакии.

Высланный из страны по решению чехословацких властей, он вернулся в Сербию, где взял под окормление воспитанников двух кадетских корпусов, возглавил пастырско-богословские курсы и стал настоятелем русской церкви.

В 1925–1927 и 1929–1931 годах епископ Вениамин был профессором и инспектором в Православном Богословском институте в Париже. Святитель ушел с поста возглавителя духовенства рассеянной по всему свету Белой армии.

В 1927 году, отслужив 40 литургий с целью вопрошения воли Божией, он подписал Декларацию митрополита Сергия.

В 1931 году в Париже собрался Епархиальный съезд духовенства и мирян, который принял решение о переходе митрополии митрополита Евлогия под юрисдикцию Вселенского Патриарха. Лишь один епископ — Вениамин — заявил о своей верности митрополиту Сергию (Страгородскому). После этого заявления он был вынужден оставить работу в Православном Богословском институте и из-за разделения с митрополитом Евлогием уже не мог служить в храме Сергиевского подворья.

Оказавшись без пристанища, владыка некоторое время скитался по знакомым, пока с группой единомышленных ему прихожан (человек двадцать или более) не организовал первый в Париже приход Московской Патриархии. По имени храма, расположенного в подвальном помещении на улице Петэль, главный приход которого был освящен во имя Трех Святителей — Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, — получило название и Трехсвятительское подворье. В верхнем его этаже размещалась типография во имя отца Иоанна Кронштадтского, где печатались как труды этого великого молитвенника Русской земли, так и произведения других авторов, в том числе епископа Вениамина: «Акафист трем святителям Христовым...», «Всемирный светильник преподобный Серафим Саровский», «Небо на земле»...

В 1933 году владыка Вениамин, уже в сане архиепископа, с благословения митрополита Сергия отправился с циклом лекций в США. Во время его пребывания там указом от 29 ноября он был назначен временным Американским Экзархом, архиепископом Алеутским и Северо-Американским. За 14 лет служения в Америке, к концу которого он удостоился принятия сана митрополита, святитель сумел «из ничего» создать 50 приходов, которыми он управлял с помощью трех викариев.

2 июля 1941 года митрополит Алеутский и Северо-Американский Вениамин выступил с речью на грандиозном митинге в Нью-Йоркском Мэдисон-Сквер-гарден, произведя на собравшихся огромное впечатление: «Всякий знает, что момент наступил самый страшный и ответственный для всего мира. Можно и должно сказать, что от конца событий в России зависят судьбы мира... И потому нужно приветствовать намерение президента и других государственных мужей о сотрудничестве с Россией... Вся Русь встала!.. Не продадим совесть и Родину!» — эти слова, по свидетельству газет, буквально наэлектризовали многотысячную аудиторию. Патриотические чувства охватили массы русского населения в Америке. Митрополит Вениамин был избран почетным председателем Русско-Американского комитета помощи России и получил право в любое время суток входить с докладом к президенту США.

В январе — феврале 1945 года митрополит Вениамин впервые побывал на Родине, участвовал в Поместном Соборе Русской Православной Церкви в Москве. Там от имени епископов, клира и мирян Патриаршей Церкви в Америке, а также от имени пожелавших иметь общение с Московской Патриархией митрополита Евлогия (Георгиевского), его паствы и американских «феофиловцев» назвал кандидата в Патриархи — митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия.

В 1947 году святитель окончательно вернулся в Россию и был назначен на Рижскую и Латвийскую кафедру.

«Радуйтесь, всегда радуйтесь, и в скорбях радуйтесь!» — такими словами он приветствовал свою новую паству на родине.

В 1951–1955 годах митрополит Вениамин управлял Ростовской епархией. В это время он встречается и поддерживает дружеское общение с архиепископом Лукой (Войно-Ясенецким) — исповедником, замечательным иерархом и ученым. Владыка Лука управлял в это время Симферопольской епархией.

Везде, где бы ни служил митрополит Вениамин, у него завязывались теплые отношения с паствой. Владыка хранил письма верующих, некоторые даже переписывал. Он ценил их как свидетельства «любви нелицемерной», бескорыстной привязанности.

Приближался вечер жизни, золотая осень святителя. Ему было уже семьдесят пять, когда в 1955 году он получил назначение на Саратовскую епархию. Уходили силы, владыка стал часто болеть, и в 1958 году, согласно прошению, митрополит Саратовский и Вольский Вениамин (Федченков) был удален на покой и поступил на жительство в Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь. Живя в уединении в обители, владыка предается молитве и размышлениям, много пишет. Иногда, если позволяют силы, совершает богослужения и произносит вдохновенные проповеди.

...Когда митрополит Вениамин покидал в 1958 году свою последнюю архиерейскую кафедру, он писал одному из своих корреспондентов о том, что отправляется в Печоры и думает провести там оставшиеся два-три года. Больше он и не прожил. Скончался владыка 4 октября 1961 года — в день св. Димитрия Ростовского. Погребен в пещерах.