«Сердцем веруется в правду»¹

Жизнь и книги митрополита Вениамина (Федченкова)

[1]  [2] 

Митрополит Вениамин (Федченков)

Если попытаться рассказать о митрополите Вениамине (Федченкове) очень коротко, в нескольких словах, придётся использовать для этого определения в превосходной степени: один из самых высокообразованных архипастырей своего времени, выдающийся деятель русского зарубежья, талантливый духовный писатель, великий угодник Божий, в отношении которого начат процесс канонизации. Но все эти определения высокопарны, а в словах, книгах самого Владыки нет даже следа высокопарности. Наоборот: когда читаешь его воспоминания, заметки о богослужении, о людях, ощущение какой-то светлой простоты, струящегося со страниц душевного тепла наполняет сердце...

Саратовская епархия стала последним местом служения Владыки. Он был назначен на Саратовскую кафедру в конце 1955-го, а в 1958-м ушёл на покой, поселился в Псково-Печерском монастыре и полностью отдался писательскому труду, привёл в порядок разрозненные рукописи. Его наследие составило 18 тысяч машинописных страниц. Значительная его часть ― воспоминания о тех, с кем довелось встретиться, о праведниках ― не только священниках, монахах исключительных дарований и высокой жизни, но и о «маленьких праведниках» ― людях самых простых. О ком бы ни писал Владыка, его воспоминания полны самой искренней любви: Господь наградил его редким даром видеть в людях самое хорошее и святое. Попробуем и мы рассказать о жизни Владыки Вениамина, прежде всего, на основании его собственных книг, того, что рассказал о себе и окружавших его людях этот человек Божий.

Незаметная самоотверженность

Будущий Владыка, в миру Иван Афанасьевич Федченков, родился 2(15) сентября 1880 года в Кирсановском уезде Тамбовской губернии. Не раз в своих книгах он возвращается к своему детству, к своим родителям: «Они достойны того, чтобы сын их благодарно вспомнил их. Потому ведь я и могу писать, что они с трудом дали шести детям, в частности мне, образование»².

Отец, Афанасий Иванович Федченков, родился крепостным. Затем многие годы служил конторщиком, управляющим имением у господ Боратынских, хотя быт его семьи почти ничем не отличался от обычного крестьянского быта. Мать, Наталья Николаевна, вела хозяйство. Их «рабочий день», как сейчас принято говорить, начинался в 3 часа утра и продолжался не менее 15—17 часов (он описан подробно в главе «Посвящается моим родителям» в книге «Записки архиерея»). Жизнь родителей Владыки ― настоящий подвиг самоотвержения, но сами они вряд ли задумывались об этом...

Семья Федченковых дала своим детям не только образование, но и веру. Три брата ― Иван, Сергей, Александр ― закончили духовные школы. Владыка вспоминает, что мать всю жизнь «понедельничала» за детей ― взяла на себя подвиг дополнительного поста для их благополучия и несла его незаметно для всех. Она рассказывала сыну, что он остался жить по милости Божией: «Когда мне было около года, я заболел воспалением легких. Надежды на выздоровление не было. Тогда мама дала обет сходить пешком поклониться мощам святителя Митрофания Воронежского. Я поправился. Мама обет свой исполнила»³.

О том, что произошло в Воронеже, мать рассказала только перед смертью сестре Владыки, а та написала ему в письме: «Мать стояла в храме на коленях, а ты был около неё. В это время проходил мимо старец схимонах. Он взял тебя на руки, благословил и сказал маме: ″Мать! Это будет духовный светильник!″. Прости, что я написала тебе об этом. Но ты, по своему смирению, прими это с любовью и кротко!»⁴.

Уроки на всю жизнь

Родители Владыки Вениамина Иван Афанасьевич и Наталья Николаевна

Окончив в Тамбове духовное училище и семинарию, в 1903 году Иван Федченков стал студентом Санкт-Петербургской Духовной Академии. «Теперь, после потрясений революции, принято у многих хвалить прошлое. Да, было много прекрасного. Но вот беда: мы сами не хотели замечать его»⁵,― пишет Владыка Вениамин. Вспоминая годы учёбы, он говорит о том духовном оскудении, которое было характерно для предреволюционной России и особенно остро ощущалось в духовных школах: «Нужно сознаться, что внешность религиозная у нас продолжала быть ещё блестящей, но дух очень ослабел. И „духовные“ сделались мирскими. <...> Лекциями интересовались очень мало: ходили лишь по 2—3 „дежурных“ для записи за профессорами и чтобы не было полной пустоты в аудиториях. Службы тоже посещали по желанию. <...> Совершенно не нужно думать, что духовные школы были питомниками отступников, безбожников, ренегатов. Таких были тоже единицы. И они опасались даже перед товарищами показывать свой атеизм, ибо все мы хорошо знали друг друга и не придавали никакой серьёзной цены этим атеистам. Но гораздо опаснее был внутренний враг: религиозное равнодушие. Большинство из нас учились не для священства, а чтобы получить места преподавателей, иногда ― чиновников, и лишь 10 процентов шли в пастырство, то есть на 50—60 человек курса каких-то 5—6 человек»⁶.

В Петербурге духовником Ивана Федченкова стал инспектор Академии архимандрит Феофан (Быстров)⁷, оказавший огромное влияние на всю его жизнь. Глубокая образованность, а главное ― всецелая погружённость во внутреннюю, духовную жизнь, истинно иноческий облик отца инспектора привлекали к нему сердца студентов. Вокруг него постепенно образовался небольшой кружок: раз в неделю члены кружка (его назвали «Златоустовским») собирались для чтения святых отцов, обсуждали прочитанное, а затем, в заключение, говорил отец Феофан ― и его суждения были так глубоки и интересны, что, как вспоминал Владыка, один из товарищей его потирал незаметно свои руки ― от восхищения. «Он ― как никто другой из современников ― знал святоотеческую литературу... Особенно он любил, кажется, творения Епископа Игнатия (Брянчанинова). Это объясняется, вероятно, тем, что оба они искали основания для веры. Таким Епископ Игнатий нашёл творения святых отцов, вследствие их единства; а это единство объяснял он Единым Духом Святым, воодушевлявшим их. Здесь ― истина!»⁸.

Инспектор Академии архимандрит Феофан (Быстров)

Видимо, под влиянием архимандрита Феофана Иван Федченков начинает серьёзно задумываться не только о пастырстве, но и о монашестве. По совету духовника он посещает монастыри и современных ему подвижников: отца Иоанна Кронштадтского, схимонаха Никиту в Иоанно-Предтеченском скиту на Валааме, иеромонаха Исидора ― старца Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры.

Рассказывая о «всероссийском светильнике» отце Иоанне Кронштадтском, будущий Владыка свидетельствует: общее религиозное охлаждение было таково, что ни профессора, ни студенты Академии, ни большая часть столичного духовенства нисколько им не интересовались. Только так называемый простой народ «тысячами и за тысячи вёрст и шёл, и ехал, и плыл в Кронштадт»...

Потрясённый пламенной верой и служением отца Иоанна, будущий Владыка несколько раз приезжал к нему в студенческие годы, последний раз ― уже будучи в сане иеромонаха, незадолго до кончины отца Иоанна, сослужил ему за Божественной литургией.

«...Я задал ему такой вопрос:

― Батюшка! Скажите, откуда у вас такая горячая вера?

― Вера? ― переспросил он и на минуту задумался. Потом с твёрдой ясностью ответил: ― Я жил в Церкви!

Святой праведный Иоанн Кронштадский

...Эти слова о значении Церкви врезались в память мою на всю жизнь»⁹.

Ещё один жизненно важный урок ― деятельного исполнения заповедей ― в свои студенческие годы Иван Федченков получил от Гефсиманского старца Исидора (он был «сама любовь», «как солнце тёплое»). Ответив на вопрос о будущем монашестве («Придёт время, тебя все равно не удержишь»), отец Исидор поручил тогдашнему студенту-академику заботу о неком безруком инвалиде: «„Как-нибудь уже старайтесь, хлопочите... во спасение обоих...“. И ещё одиннадцать лет пришлось мне „стараться“»¹⁰. Безрукий-то обладал весьма непростым, как говорит Владыка,― отчаянным характером...

«Так мало-помалу раскрывался ответ о. Исидора о моем монашестве: я думал преимущественно о форме, а он ― о духе; я полагал, что вот примешь постриг, наденешь иноческие одеяния, и будто главное уже сделано. <...> Человек, пробующий исполнять заповеди Божии, увидит сначала САМОГО СЕБЯ, свои немощи, своё несовершенство, грехи свои, развращённость воли своей, до самых тайников души. Вот что значит: заповедь Господня „просветит очи“»¹¹.

Иван Федченков принял иноческий постриг с именем Вениамин в честь святого мученика диакона Вениамина (память 12 октября и 31 марта), на последнем курсе Академии, 26 ноября 1907 года, в канун празднования в честь иконы Божией Матери «Знамение». Пострижение совершил архимандрит Феофан (Быстров). 3 декабря того же года монах Вениамин был рукоположён во иеродиакона, а 10 декабря в Троицком соборе Александро-Невской Лавры состоялось его рукоположение в сан иеромонаха.

После окончания Академии в 1907 году иеромонах Вениамин был оставлен профессорским стипендиатом на кафедре Библейской истории. В 1910—1911 годах он служил личным секретарём архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского) ― будущего Патриарха. С 1911 года, уже будучи возведённым в сан архимандрита, занимал должность ректора Таврической семинарии, а с 1913 по 1917 год трудился на посту ректора семинарии в Твери.

Схиигумен Герман (Гомзин)

Казалось бы, на всю жизнь определён путь «учёного монашества». Однако и в это время для отца Вениамина не прекращается поиск направления духовной жизни, ее опытного познания. В эти годы он посещает Оптину, Зосимову пустынь, подолгу живёт в монастырях, исповедуется у старцев, часто понимая при этом, что ему довелось встретиться со святыми людьми.

Примечателен запомнившийся ему первый разговор с настоятелем Зосимовой пустыни схиигуменом Германом (Гомзиным): «Среди вопросов он задал и такой:„Что вы будете преподавать в Академии?“. Я начал с более невинного предмета: „Гомилетику“ (учение о проповедничестве).

― А ещё? ― точно следователь на допросе, спрашивал он.

Я уже затруднялся ответить сразу.

― Пастырское богословие,― говорю. А самому стыдно стало, что я взял на себя такой предмет, как учить студентов быть хорошими пастырями.

― А ещё? ― точно провидел он и третий предмет.

Я уже совсем замялся.

― Аскетику,― тихо проговорил я, опустивши глаза...

Аскетику... Науку о духовной жизни... Легко сказать! Я, духовный младенец, приехавший сюда за разрешением собственной запутанности, учу других, как правильно жить... Стыдно было...»¹².

Напрямую и прикровенно старцы предсказывали отцу Вениамину и будущее архиерейство, и жизнь, полную скорбей. А он сохранял их уроки, многократно вспоминая их и в различных жизненных ситуациях, и возвращаясь к ним в своих записках.

«Скорби терпите, скорби терпите! Без терпения нет спасения!» (схимонах Никита)

«Смирения, самоукорения да простоты держитесь!» (схиигумен Герман)

«Примите совет на всю вашу жизнь: если начальники или старшие вам предложат что-нибудь, то, как бы трудно или даже как бы высоко ни казалось это вам,― не отказывайтесь. Бог за послушание поможет!» (преподобный Нектарий Оптинский)

На рубеже двух эпох

События февраля 1917 года застали архимандрита Вениамина в Твери. В своих воспоминаниях он не проводит границы между двумя русскими революциями, очевидцем которых стал, и рассказывает, что Февральская не была «бескровной революцией», как её принято называть.

На Епархиальном съезде в Твери отец Вениамин был избран членом Поместного Собора Православной Российской Церкви и встретил октябрьский переворот в Москве. Соборные заседания проходили в Епархиальном доме в Лиховом переулке, а участвовавшие в нем архиереи и священнослужители жили в самом центре боев ― в Кремле, несколько раз переходившем из рук в руки сражающихся сторон. Архимандрит Вениамин был сторонником восстановления патриаршества, участвовал в избрании на Патриарший престол святителя Тихона (†1925), которого глубоко почитал всю свою жизнь.

Революционным событиям, Белому движению, отчасти жизни в эмиграции посвящена книга воспоминаний митрополита Вениамина «На рубеже двух эпох». С одной стороны, это книга-свидетельство: «Пишу лишь о моих личных переживаниях и наблюдениях»; с другой ― это попытка ответить на вопросы, к которым приступали многие мыслители ― писатели, историки, политики, философы: что случилось с Россией, почему стали возможными страшные события ХХ века.

Владыка Вениамин тоже ищет ответы, исходя из собственного жизненного опыта. Вот детские годы ― и ощущение, что «мирно жил народ», «безропотлив был наш народ». Уже в семинарии столкнулся он с «подпольной революционной организацией», даже читал запрещённые книги ― но не лежала к ним душа.

Приводя многие примеры из жизни, приходит Владыка к такому выводу: помещичий и богатый класс жил совершенно обособленной от народа жизнью, либералы-земцы ещё дальше были от народного сердца, чем даже иные крепостные господа; богатство ставило стену между народом и купечеством. Этот разрыв между правящими классами и простым народом к началу ХХ века стал таким непреодолимо глубоким, что «не случайно произошла революция. Это не „бунт презренной черни“, как любят иногда ссылаться правые деятели на Пушкина... Всему мера, и она переполнилась, вероятно...»¹³.

Особо отмечает Владыка, что в высших кругах российского общества к началу ХХ века связь с Церковью была утеряна. Но, вот парадокс, даже в революционном народе сохранялись остатки самой простой веры.

Картинка из жизни: 1917 год, Харьков, на глазах большого количества людей какой-то солдат лезет на крышу сбивать царский герб: «...Не спеша снимает военную фуражку, истово кладёт на себя три креста, покрывает голову, берет обеими руками дубину и двумя-тремя ловкими ударами сбивает и корону, и головы орла».― «...Что же это за загадка ― этот русский и украинский человек? И царя свергает, и Богу молится»¹⁴.

Осенью 1917 года архимандрит Вениамин был избран на должность ректора Таврической Духовной семинарии. 10 февраля 1919 года, согласно постановлению Священного Синода Украинской Автономной Церкви, он был хиротонисан во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии. Хиротония состоялась в Покровском соборе Севастополя, её возглавил архиепископ Димитрий (Абашидзе). Вручая новохиротонисанному архиерею архипастырский жезл, Владыка Димитрий сказал ему:

― Ты принял апостольское служение. И вот тебе завещание: не бойся говорить правду пред кем бы то ни было, хотя бы то был и сам Патриарх или другие высокие в мире люди¹⁵.

Владыка Вениамин воспринял это наставление как слово Божие.

А накануне «походная» всенощная служилась в вагоне специального поезда, по случаю чего один из её участников, епископ Гавриил Челябинский, с улыбкой сказал:

― Ну, новонареченный святитель! Если ты начинаешь свое архиерейство с путешествия, то, видно, ходить тебе не переходить, ездить не переездить!¹⁶.

И это слово, признает Владыка, стало пророческим.

Белая гвардия

Весной 1920 года Владыка Вениамин вступил в Белое движение: генерал Врангель просил его возглавить духовенство армии и флота. Незадолго до этого, при вступлении в Севастополь красных, он пережил арест и заключение в чрезвычайке. Выбор Белой армии был для него глубоко осознанным шагом: он «не думал о конце и победах, как и другие, а шёл на голос совести и долга»¹⁷, воспринимая Белое движение как глубоко патриотическое и религиозное.

К началу 1920 года Белая армия потерпела почти полное поражение, несколько десятков тысяч воинов оставались в Крыму — до этого крошечного полуострова сузилась для них Россия. Владыка рассказывает о героизме почти отчаявшихся людей. Навсегда осталась в его сердце кучка совсем юных ребят, «безусых аристократов», которая, греясь ночью у костра возле Перекопского вала, спрашивала его с грустью:

― Батюшка, неужели мы не победим? Ведь мы же за Бога и за Родину!

И в то же время, попав в гущу военной среды, Владыка не просто глубоко разочаровался, но даже был потрясён вскрывшейся перед ним картиной. Его возмущают бессмысленные расстрелы и «молебны с шомполами» (когда сразу после молебна о даровании победы Белой армии проводятся показательные наказания людей, заподозренных в симпатиях к красным). Он с болью пишет о разложении, мародёрстве и стяжательстве, о случаях, когда вещи, предназначенные для тяжелораненых бойцов, на следующий же день оказывались на городских рынках. Но более всего он потрясён неверием русских офицеров, матерщиной и богохульствами, которые он от них слышит. Вспоминаются ему спокойные насмешливые слова внешне благочестивого офицера с золотистой бородкой:

― Где же нам, маленьким бесенятам, победить больших бесов ― большевиков¹⁸.

Однажды к нему пришёл человек (он оказался членом знаменитой семьи меценатов-старообрядцев Рябушинских) и заплакал:

― Владыка святой! Мы такие же большевики, как и они! Только они ― красные большевики, а мы ― белые большевики!

Спустя несколько лет Владыка запишет: «...В нашей революции есть Промысл Божий ― отчасти уже понятный, а ещё больше пока не вскрывшийся... И уже поэтому мы должны принять эту власть, а не только потому, что она принята и народом». Эта позиция была очень схожей с позицией Патриарха Тихона.

«Не будем винить, а лишь поймём всё»¹⁹. Эта фраза очень характерна для Владыки Вениамина, который, кажется, никогда и никого не осуждал. И этого, кстати, одинаково не могли ему простить в дальнейшем ни в советской России, ни в крайне политизированных эмигрантских кругах за рубежом.

[1]  [2] 

^[1] Название статьи: «Сердцем веруется в правду» ― Так цитировал сам Владыка Рим. 10, 10. Синодальный перевод: «...сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению».
^[2] Митрополит Вениамин (Федченков). Записки архиерея. М.: Правило веры, 2002. С. 703.
^[3] Там же. С. 8.
^[4] Там же. С. 714.
^[5] Митрополит Вениамин (Федченков). Божьи люди. М.: Отчий дом. 2004. С. 197.
^[6] Там же. С. 197—198.
^[7] Архиепископ Феофан (в миру Василий Дмитриевич Быстров, 1872—1940). В 1901—1909 годах занимал должность инспектора Санкт-Петербургской Духовной Академии. В 1906—1911 годах ― духовник царской семьи. 1 февраля 1909 года хиротонисан во епископа Ямбургского, викария Петербургской епархии. Епископ Таврический и Симферопольский (19.11.1910); Астраханский и Енотаевский (25.06.1912); Полтавский и Переяславский (08.03.1913). Покинул Россию в 1920 году. С 1931 года жил в затворе во Франции, ежедневно совершая Божественную литургию.
^[8] Записки архиерея. С. 385.
^[9] Божьи люди. С. 217.
^[10] Записки архиерея. С. 103.
^[11] Там же. 101—102.
^[12] Божьи люди. С. 53—54.
^[13] Митрополит Вениамин (Федченков). На рубеже двух эпох. М.: Правило веры, 2004. С. 343.
^[14] Там же. С.184.
^[15] Там же. С. 266.
^[16] Там же. С. 265.
^[17] Там же. С. 311.
^[18] См.: Там же. С. 327.
^[19] Там же. С. 343.