Мы живем на исходе кризиса гуманитарного сознания
Не могу оценивать мировую гуманитарную науку в целом. Как философ, я предпочитаю говорить о кризисе гуманитарного сознания, а науку он затронул постольку, поскольку сами ученые являются носителями этого сознания.
Что касается кризиса гуманитарного сознания, о нем говорят уже давно. Наши вехи в этом вопросе — Швейцер, Сорокин, Хейзинга, Ортега-и-Гассет. Все они работали над этой проблемой в перерыве между двумя мировыми войнами.
Альберт Швейцер, великий гуманист и разносторонне одаренный ученый, писал о подавлении духовности материальной культурой. Крупнейший социолог Питирим Сорокин, в сущности, те же самые тенденции подразумевал в своем тезисе о господстве «чувственной» культуры. Но Сорокин полагал, что эта культура начала свое развитие в период Ренессанса, и теперь исчерпала себя. Таким образом, он рассматривал проблему в более широкой исторической перспективе.
Голландский исследователь культуры Йохан Хейзинга пессимистически смотрел на будущее и прибавил к своей книге «Homo ludens» (Человек играющий) главу под многозначительным названием «В тени завтрашнего дня». Это было в 1938 г., накануне II Мировой войны. Хейзинга уже тогда отмечал, что рост числа абортов и употребление контрацептивов в Европе неминуемо приведет к вырождению европейской расы. Сам германский нацизм ему виделся не протестом против такого вырождения, а одним из его проявлений.
Испанский критик Ортега-и-Гассет в 1925 г. писал о дегуманизации искусства. В работе с одноименным названием он отмечал, что «со всех сторон мы приходим к одному и тому же — к бегству от человека». Эти тенденции были очень ярко выражены в трудах русских футуристов, конструктивистов, супрематистов, которые начинали действовать еще до Революции. Так что для нас в этом тоже нет ничего нового, точнее, только забытое старое. Кстати, сам Ортега не видел в дегуманизации ничего плохого. Ему верилось, что из этих уродливых форм родится новое искусство, что это сумерки нового дня. Опасность испанский философ усматривал в «Восстании масс», в крахе аристократической Европы. И мы теперь знаем, как эта опасность была преодолена: фактически, созданием новой рабовладельческой системы, с таким рабовладением, о котором говорил еще в начале классического периода крупнейший софист Горгий.
Итак, несмотря на грозные предостережения, человечество выжило в ХХ веке. Но выжило ценой утраты идентичности европейской культуры. Вот почему теперь мы живем уже не в начале, а на исходе кризиса гуманитарного сознания. Наука в виде неких консервативных институтов просуществует еще долго, но как норма европейского мышления Нового времени она стремительно размывается. Причина в том, что дискредитированными оказались три основные идеи, три кумира западной цивилизации:
- Идея рационально постижимой и эмпирически проверяемой истины.
- Идея всеобщего благоденствия людей.
- Идея просвещения как инструмента развития нравственности.
Можно сформулировать это и по-другому, поговорить, например, об идее нравственности как таковой, но суть от этого не изменится.
Роль науки в посткризисном мире (если говорить о текущем финансовом кризисе) будет двоякой. С одной стороны, это роль вполне рационального инструментария управления обществом, с другой — роль института «достоверных знаний», в котором астрологи мирно соседствуют с астрономами, а продавцы снов — с фармацевтами.
Выход из создавшейся ситуации я вижу в том, чтобы отдать Богу Богово, а кесарю — кесарево. Надо вернуть науке строгую рациональность и эмпиричность, а истинной духовности — ее подобающее, высшее место в иерархии человеческой природы. И восстановить саму эту иерархию, для чего в русской православной культуре имеются все необходимые средства. Мы только должны к этим средствам обратиться, не думая о том, «современно» это, или нет. Современно-то, что делаем мы.
Опубликовано: 31/12/2010