Тело

«Тело подобно могильной плите, скрывающей погребённую под ней в этой жизни душу... Душа терпит наказание..., а плоть служит ей оплотом, чтобы она могла уцелеть, находясь в теле, как в застенке»...

Насколько по-разному человек ощущает своё тело!? Для младенца — его тело и есть «он сам»: голова, руки, ноги — да и всё тело — это то, чем живёт ребёнок, входит в неизведанный ещё мир, ощупывая его, осматривая, пробуя на едва прорезавшийся зуб.

Тело подростка — уже нечто большее: его способности растут с каждым днём и кажутся почти безграничными, особенно в сравнении с взрослыми, которым и в голову не придёт залезть домой через форточку или свернуться в такую композицию, из которой, казалось бы, один выход — в ближайший травмпункт.

Взрослеет тело, приходит и осознание того, что я — это не только тело; оно — моё, оно связано со мной крепко и нерасторжимо, но всё-таки моё существо телом не исчерпывается. Да, оно может утомить, его надо кормить и поддерживать, но всё-таки как счастлив тот, кто уже приучил тело слушаться хозяина: в его руках оно становится послушным инструментом.

Жизнь человека взрослого, зрелого, во многом определяется и состоянием его тела. Но разве можно сравнить эту пору цветения и плодоношения с бедственным состоянием человеческой плоти в старости, когда жизнь мало-помалу начинает вращаться вокруг проблем пищеварения, болезней суставов да повышенного давления! Да, некогда любимое, лелеемое тело стало теперь источником скорби, своим увяданием окрашивая мир отнюдь не в радостные тона... Где утехи плоти? Куда пропало очарование юности? Разве не миражом оказалась эта жизнь, едва промелькнув перед потухшим взором?

О, как остро теперь звучат слова Платона: «Тело подобно могильной плите, скрывающей погребённую под ней в этой жизни душу... Душа терпит наказание..., а плоть служит ей оплотом, чтобы она могла уцелеть, находясь в теле, как в застенке». Но неужели действительно прав древнегреческий мудрец?

Взгляд христианства на тело разительным образом отличается от всех других религий. «И Слово стало плотью, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (Ин. 1:14).

Язычество, при всей кажущейся любви и угодливости по отношению ко всему земному, на самом деле всегда относилось к телу с неизбежным презрением — с каким только и можно относиться к обречённой на смерть плоти: «В этом остове, кругом обтянутом кожей, невозможно обнаружить ни малейшего следа того, что было бы действительно чистым, как чисты, например, жемчужины. Все, что в нем можно обнаружить, принадлежит к разряду разного вида нечистот, которые вызывают сильное отвращение своей зловонностью и омерзительностью: волосы, ногти, зубы, кожа; мускулы, сухожилия, кости, почки; сердце, печень, кишки, желудок, экскременты, мозг; желчь, пищеварительные соки, гной, кровь, сало, жир, слезы, пот, слюна, сопли, моча. Зрительный образ должен уйти и остаться лишь чувство отвращения». Это всего лишь пример одной из рекомендованных тем для медитаций в буддизме. И такое презрение вполне понятно. Ведь когда тело — лишь случайная оболочка, которая при следующем витке перевоплощения сменится иной, то лучшее отношение к телу — презрение.

Но разве не то же самое встречается среди христианских подвижников, которые истощали тело строгим постом, тяжёлым трудом и другими, подчас немыслимыми, аскетическими подвигами? Конечно, нет. «Томлю томящего мя» — таков ответ преподобного Серафима Саровского о смысле аскезы.

«Ибо что есть человек, если не состоящее из души и тела разумное живое существо? — вопрошает святой Иустин Философ. — Итак, душа сама по себе является ли человеком? Нет... А тело разве можно назвать человеком? Нет... Только существо, состоящее из соединения обоих, называется человеком». Для христианина душа «обручена» телу и неразлучна с ним; более того — именно в этом, единственном теле и должно совершиться спасение и освящение всего человека. Крупнейший русский философ ХХ века А. Ф. Лосев однажды заметил: «Религии нет без тела, ибо тело есть известное состояние души, как душа есть известное состояние духа; и судьба духа есть судьба души, а судьба души есть судьба тела... Если нет общения с Абсолютом в теле, то нет вообще никакого существенного общения с ним». Отсюда и проистекает принципиально иное отношение христианства к телу: оно не «мешок с костями и прочей нечистотой», или же «тюрьма для души»: тело — это единственный инструмент, которым душа творит свою жизнь, становясь либо лучше и чище, либо омрачаясь.

Но христианство обращает внимание ещё на одну важную деталь. С машиной нашего тела, на которой мы должны прибыть к вечной жизни, не всё в порядке. С момента грехопадения тело стало стремиться тиранически подчинить своим животным потребностям и душевные, и духовные устремления человека. Словно самолёт со сбитой системой ориентации, человеческая плоть оказалась захвачена грехом и неспособна к исполнению своего предназначения. Катастрофа неминуема. Но во Христе, Который воспринял всю полноту человеческой природы — кроме греха — произошло качественное изменение человеческой природы, или, образно выражаясь, не только «восстановление изначальных координат», но и прокладывание самого кратчайшего маршрута ко спасению. В Теле Христа — Его Церкви — всякий верующий, погружаясь в смерть и воскресение Христовы в Крещении и питаясь Его Божественным Телом и Кровью в Евхаристии, обретает освящение тела ещё во дни своего земного бытия. Именно эта очевидность и даёт право христианам благодарить, а не хулить Бога, за тот удивительный дар жизни в теле, который Он дал; благодарить за ту красоту, силу и премудрость, которую видит христианская вера во всём творении — и в человеческом теле также.

Радостно люблю я тварное,
      святой любовью, в Боге.
По любви — восходит тварное
      наверх, как по светлой дороге.
Темноту, слепоту — любовию
      вкруг тварного я разрушу.
Тварному дает любовь моя
      бессмертную душу.
(Зинаида Гиппиус)

www.mir-slovo.ru