История школ и книжного
дела в Древней Руси

Историографический анализ

Вопрос о характере, содержании, уровне и формах древнерусской образованности составлял один из важных предметов напряженной полемики в русской общественной мысли на протяжении последних пяти царствований. В начале XIX века именно он впервые разделил отчетливо два основные русла — славянофилов и западников. В конце XIX века обсуждение этого вопроса находилось на острие «борьбы за школу», своеобразного русского «культуркампфа». Оценку роли Церкви в деле просвещения России, в русской культуре связывали с вопросом о мере участия Церкви в деле просвещения в дальнейшем. Сторонники укрепления влияния Церкви на русскую школу стремились показать, что ее участие в деле просвещения во все периоды русской истории было успешным и плодотворным. Противники (либералы, социалисты) отстаивали тезис о том, что, имея в своих руках все русское просвещение на протяжении веков, русская Церковь так и не сумела его хорошо организовать, а значит, в дальнейшем не должна допускаться к организации школьного дела в России либо радикально изменить собственные подходы к образованию. Задача статьи — показать историографическую эволюцию вопроса, опираясь как на историко-церковные, так и на историко-педагогические подходы и дать очерк его современного состояния.

В идеологии петровских и послепетровских образовательных реформ последовательно проводится мысль о полном невежестве допетровской России. Просвещение насаждается на девственной почве, перенимается от образованных европейских народов, где уже дает обильные плоды. Русским следует осваивать плоды просвещения и скорее укоренять его на своих пажитях. Это светское просвещение, оно способствует росту изобилия и совершенствованию нравов, правильному устроению гражданской жизни и пользе государства. Прежнее русское просвещение для решения этих задач бесполезно, оно ограничено исключительно вопросами веры и церковной жизни, распространяется в пределах священнического сословия, и в этих границах и должно оставаться. Идеология эта распространяется тем успешнее, что одно из первых лиц в Церкви — Феофан Прокопович — активный проводник этих идей.

Точку отсчета, исходя из которой данная идеология может быть подвергнута конструктивной критике, а вместе с тем и точку построения научной методологии исследования образованности в русской культуре задает И. В. Киреевский в его работах «XIX век» (1832 г.) и «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России» (1852). В них мы видим, что, отказываясь от противопоставления «образованного Запада» и «непросвещенной России», он предлагает идею «типа» образованности. И. В. Кириевский обращает внимание на то, что в Древней Руси, несмотря на видимое отсутствие систематического школьного образования, мы встречаемся с высокой культурой нравственного просвещения народа, источником которого является Церковь. Он полагает, что возрожденческий поворот Запада к систематическому образованию по типу античности не может оцениваться однозначно положительно. Этот поворот означал отказ от святоотеческой традиции духовного просвещения, которая не только целиком вбирает в себя систематическую школу античности, но и восполняет ее, образуя новый тип, органично сочетающий «внешнее» (система, логика, дисциплина ума) и «внутреннее» (нравственное, «сердечное») просвещение. Киреевский связывает перспективу развития просвещения в России с утверждением его на основаниях святоотеческой традиции.

Тем не менее, во второй половине XIX века направление исследований и оценок состояния древнерусской образованности связано с поиском систематически организованной школы античного образца (6, 8, 11, 13, 15, 22, 23). В ряде работ защищается точка зрения, что, по крайней мере, в Киевский период такая школа не только существовала, но была повсеместно развита. Первой весьма основательной и всеми замеченной монографией этого направления было исследование Н.Лавровского (11), выполненное на большом круге летописных источников, обзору которых он посвящает отдельное научное сообщение (12). Лавровский стремится доказать повсеместное распространение тесно связанных с Церковью начальных училищ с систематическим набором дисциплин, а также определить состав обучения, опираясь на свидетельства русских летописей и аналогии с византийской и западной школой времен Карла Великого. По реконструкции Лавровского, в состав дисциплин входили чтение, письмо, пение, грамматика, счисление.Книга вызвала большой общественный резонанс; отчетливо обозначив проблему, она стимулировала научный поиск как последователей, так и противников заявленной позиции. В русле выводов Лавровского лежат суждения митрополита Макария в его «Истории русской Церкви» (СПб., 1857), на них опираются работы М. Д. Хмырова (22), Миропольского С.(15), Лебедева Н.А (13).

Н. Г. Чернышевский оспаривает выводы Лавровского и полагает, что из приведенных летописных свидетельств нельзя извлечь никаких выводов, кроме того, что книжное дело и грамотность на Руси поддерживались за счет каких-то культурных механизмов, однако определенного вывода об их характере сделать нельзя. Он резко критикует Лавровского за произвольное толкование свидетельств, в частности, за интерпретацию глагола «учити». «Глагол „учити“ значил не только учить, но также и поучать, назидать. Все места летописей, свидетельствующие о том, что пастыри церкви назидали свою паству в благочестии и благонравии, он перетолковывает в том смысле, что они заводили училища и были наставниками в качестве школьных учителей, а не в том качестве, как повсюду и всегда каждый священник называется наставником своей паствы»(23, С.689—690).

Первый русский систематик всемирной истории педагогики — Л. Н. Модзалевский, намереваясь включить отечественную педагогическую историю в мировой контекст, в наброске о допетровском периоде русской образованности предлагает такую схему: византийская образованность в Киевский период, затмение просвещения и отсутствие даже простой грамотности после монгольского завоевания, заимствование модели западноевропейского схоластического образования (западнорусская и Московская ученость XV—XVII веков), решительный переход к западноевропейским моделям после Петра (14, с. 321—347). В Киевский период Русь сумела вполне воспринять византийскую образованность, как со стороны уровня достигаемой учености, так и по характеру организации учебного процесса. Он описывает весьма обширный план дисциплин подготовки, но ничего не говорит о широте распространения этой образованности, однако особо отмечает такую характеристику древнерусской педагогической культуры, как ее преимущественную направленность на нравственное развитие личности — черта, утраченная в период схоластической западной учености, сконцентрированной на внешнем освоении суммы познаний, и с трудом обретаемая в современной (речь идет о 60-х гг. XIX века) школе. Детей, по словам митрополита Михаила, следует учить «словесем книжного разума, также и благонравию, и в правде, и в любви, и зачалу премудрости — страху Божию, чистоте и смиренномудрию; учити же их не яростию, не жестокостию, не гневом, но радостовидным страхом и любовным обычаем и сладким поучением, и ласковым рассуждением, противу коегождо силы, и со снисхождением, на не унывают... на пользу души же и телу» (14, с. 328). Византийская образованность разрушена в результате монгольского завоевания. В Московский период книжная грамота неизвестна не только народу, но зачастую князьям (Дмитрий Донской, Василий Темный не научены грамоте и книжному чтению), даже в священники часто ставят неграмотных людей (вывод опирается на постановления Стоглавого собора 1551 года).

Другую схему предлагает в «Истории русской Церкви» Е. Е. Голубинский (6). Просвещение по греческому образцу было водворено у нас очень ненадолго в высшем (боярском) сословии и быстро угасло, выродившись в простую грамотность, поддерживающую начетничество, в границах почти только священнического сословия. Причиной тому было вовсе не монгольское завоевание, но неудачный выбор способа, посредством которого это просвещение насаждалось. Владимир Святой, выбрав веру и крестив Русь, имел намерение в полной мере приобщить страну к греческой просвещенности в самом широком смысле, включая ее ученость и ее художественную жизнь. Однако эта попытка не удалась. Школы, едва появившись, угасли. Владимир, Ярослав, его дети — вот поколения, в границах которого окончилось, едва начавшись, русское просвещение. В этих поколениях мы встречаем привезенных греческих учителей, владеющих систематически научной подготовкой, включающей риторику, диалектику, грамматику и передающих ее русским ученикам. Пример такого блестящего ученичества — митрополит Илларион, «Слово о законе и благодати» — безукоризненное риторическое произведение. Однако позднейшие писатели демонстрируют совершенный упадок школы, являя одну только грамотность. Причина этому была в том, что способ поддержания просвещения, принятый в стране древней классической образованности, какой была Византия, русской культуре оказался не по силам. Современное просвещение поддерживается посредством казенных, содержащихся правительством, училищ, однако этот способ поддержания и распространения просвещения — сравнительно недавний, явившийся на Западе в начале новейших времен. В греческой же классической традиции школы опирались на частную инициативу, порождаемую развитыми в культуре потребностями в учености и художествах. В культуре же варварского народа, каким был русский, эти потребности не развились, и частной инициативе не на чем было расти. Е. Е. Голубинский полагает, что Владимир, набрав частных учителей, не собрал их вместе и не образовал казенных училищ с систематическим курсом обучения, поддерживаемых за счет государственного обеспечения и контроля. Он отдал призываемых им боярских детей в частное обучение к вольно практикующим греческим ученым, и, поскольку ни воля правительства, ни сила традиции не поддерживали полный курс систематический обучения, он быстро выродился до простого научения книжной грамотности. Попытка Владимира была единственной, и никто ее более не возобновлял. Грамотность, однако, на Руси привилась и монгольское завоевание ее не нарушило. На Западе развитие образования, подхватившего западную классическую традицию, Голубинский связывает с деятельностью Карла Великого, сделавшего организацию просвещения в народах варварских правительственной инициативой. Древняя же русская история не выдвинула такого монарха, который бы взял в свои руки продолжение традиции восточной греческой образованности на почве нового варварского народа. Такой монарх явился лишь в новое время, однако образованность, для насаждения которой он использовал силу государства, была заимствована уже не из древней Византии, но с современного Запада (6, с. 583—596).

П. Ф. Каптерев (8) предлагает схему трех периодов развития отечественной педагогики — церковного, государственного и общественного, интегрируя в рамки церковного периода Киевскую и Московскую эпохи. Характеристику церковного периода он строит почти исключительно на материале московского периода, полагая, что достоверную характеристику киевской эпохи получить трудно из-за недостатка свидетельств. Основываясь почти целиком на известном Послании архиепископа Новгородского Геннадия (19) и на постановлениях Стоглавого Собора, он крайне низко оценивает уровень грамотности на Руси. В этих документах отражена неудовлетворенность состоянием грамотности в среде духовенства (речь идет не о систематическом просвещении византийского образца, но о способности читать богослужебные книги) и требование широко развернуть дело подготовки священнослужителей в части церковной книжной грамотности. Впрочем, свидетельства этих же документов могут быть проинтерпретированы и в другом ключе: вследствие бурного роста церковных приходов и монастырей в XV веке появилось большое количество священнослужителей из других сословий (из крестьян, ремесленных людей), в семейные традиции которых не входило приобщение к грамоте. Для их-то обучения потребовалось быстро организовать училища, и Церковная власть (иерархи и Собор) направляет силы Церкви на решение этой проблемы. Вместе с тем, отмечает П. Ф. Каптерев, состояние книжной культуры в Московский период вовсе не такое уж низкое. Мы встречаем и монастырские библиотеки с богатым набором книг, и домашние библиотеки, и обширную переписку, и крепкую летописную традицию, и жанровое развитие русской словесности. В этой книжной культуре, однако, нет следов систематической школы. П. Ф. Каптерев характеризует этот тип учености как «начетничество» — совокупность познаний, приобретенная в силу обширного, но недисциплинированного и некритического чтения, руководимого не школой, но предпочтениями и пристрастиями.

В методологии ХХ века осознана невозможность избавиться от ценностной позиции в историческом познании. Историчность явлений прошлого составляет само существо выводов и оценок историка. Историчность проблемы древнерусской образованности выявлена в нескольких подходах авторов ХХ века.

Систематический историографический анализ представлений о просвещении в Киевский период проводит В. Я. Струминский (20; С. 80—94, 98—101, 101—104 106). Он прибегает к традиционной для советской историографии схеме трех идеологических течений в русской общественной мысли — церковно-монархического, либерально-дворянского и буржуазно-демократического и стремится поместить в эти рамки палитру историографических оценок школьного и книжного дела. Выводы Н.Лавровского и Е. Е. Голубинского В. Я. Струминский равно оценивает как «антиисторические». Увлекшись развенчанием «слащаво преувеличенной» и совершенно неверной картины церковного просвещения, представленной «церковно-монархическим» направлением, либерально-скептическая концепция, выдвинутая в противовес первой, превращала историю Киевской Руси в пустое место, в период, лишенный какого-либо исторического движения и развития. Так, Е. Е. Голубинский, утверждая, что «в период домонгольский мы не знали настоящего образования, что нашим образованием была простая грамотность», смещает историческую перспективу, ибо почему же эта «простая грамотность» не должна рассматриваться как важное достижение в развитии образованности народа, которые доселе не знал письменной культуры? В обоих случаях превалируют публицистические намерения, заслоняя историческую перспективу и объективную историческую оценку. В первом случае авторы стремятся утвердить большую и непреходящую культурную значимость Церкви, во втором — авторы исходят из идеи о том, что историческая роль Церкви уже закончилась, и что в прошлом так же, как и в настоящем, она лишена всякого значения (20; С.106).

Динамика вопроса о школах и книжности в ключе современной историко-педагогической науки хорошо раскрыта в хрестоматии О. Кошелевой и Л.Мошковой (23). Несмотря на то, что это в узком смысле слова хрестоматия, книга относится к «учебным книгам нового поколения» и построена грамотно: она включает фрагменты источников (летописные и археологические), историографических и методологических работ, что позволяет получить довольно полное мнение о содержании вопроса, о наличии устойчивых историографических традиций в оценке школ и книжности в культуре Древней Руси. Хрестоматия представляет собой своеобразное демонстративное доказательство научной концепции авторов, изложенной ими в ряде публикаций (15). Авторы высоко оценивают уровень образованности в Киевский период русской истории. Возникновение и распространение письменности, полагают они, связано не с одним только принятием христианства, но в целом с развитием городской культуры. Бюрократический аппарат, однако, был развит слабо и, в связи с этим, для государственной службы почти не требовались грамотные люди. Развитие школьного и книжного дела стимулировалось культурной и частной инициативой. Сначала заботы об устроении школ взяло на себя государство, а затем они перешли к Церкви. Образование, первоначально устраиваемое по греческому образцу (систематическая школьная подготовка) постепенно превратилось в традицию семейного (сословного) воспитания, по сути, оказалось замкнутым в священнической среде. К началу Московского периода школы сошли на нет. Вместе с тем, традиция церковной письменности достаточно укрепилась, чтобы вплоть до петровских реформ поддерживать высокий уровень книжного дела и читательской культуры, обеспечивать плодотворное взаимодействие устной и письменной традиции (15).

В контексте истории русской Церкви взвешенные оценки образованности, школ и книжного дела в допетровской Руси предлагает А. В. Карташов (9). Он выделяет три хронотопа в истории русской Церкви — до-монгольский (Киевский) период, Московскй период и историю юго-западной митрополии. А. В. Карташов в целом принимает точку зрения Е. Е. Голубинского на способ насаждения греческого просвещения при Владимире: на Русь пришла школа, основанная на частной инициативе и предполагающая наличие культурных механизмов, питающих потребность в образовании. Однако он не столь пессимистично оценивает результаты прививки греческой образованности. В народе потребности в образовании не было, на школу и науку смотрели как на злые мытарства. Однако следы введенного Владимиром просвещения заметны на протяжении всего Киевского периода — и это не только свидетельства летописей о заведении училищ, но и, несомненно, несущие на себе следы правильного систематического образования произведения русских авторов — митрополита Иллариона, Кирилла Туровского, «Слово о полку Игореве» (9, с. 258). На Руси еще достаточно долго действовали и приглашались греческие учителя, способные предложить систематический школьный курс, включающий риторику, диалектику, богословие. Обучение у них было востребовано в узком слое высшего сословия — среди князей и бояр. Школа не имела широкого распространения, как это рисуют оптимисты, она не была систематически организованной и повсеместно поддерживаемой государством школой. Однако киевская образованность носила характер не простой грамотности, а настоящей систематической школьной образованности, правда, эта школа не расцветала, а постепенно угасала (9; С.254—262).

Книжная культура Московской Руси уже не имеет следов систематической школы, однако школа элементарной грамотности не исчезала. Учили членов притча чтению и молитвам по Псалтири и Часослову. Грамотность открывала возможность к чтению. Интерес к книгам был высок, по достоинству оценивалось значение книги Священного Писания в борьбе с ересями. Так, впервые на всем православном Востоке на Руси появилась полная рукописная Библия (Геннадий Новгородский, 1490), со всем аппаратом Священного Писания. Критический подход к книге, однако, был чужд в русской образованной среде, сложился начетнический тип образованности, «буквопоклонническая среда». Редким исключением выглядит Нил Сорский, оказавшийся способным за время пребывания на Афоне, освоить высокую и тонкую культуру греческого богословия. Он принес на Русь не только молитвенную практику иссихии, но и практику критического рассмотрения книг. Писаний много, но не все из них истинны. Испытав в чтении истинные, их держись, — такое наставление святого Нила, по мнению А. В. Карташова, необычно в начетнической среде (9;С. 410—411). Святой Нил устанавливает своеобразную «иерархию доверия»: прежде всего, следует доверять заповедям Господним с толкованиями и апостольским преданиям, также житиям и учениям святых отцов, по ним и испытывать другие писания.

Потребность в систематической школе испытали, прежде всего, в юго-западной митрополии и, прежде всего, в видах борьбы с западными исповеданиями. Там остро встал вопрос о спасении православия средствами просвещения — школы, науки, книжности. Дело это начало не духовенство, а миряне — аристократия и горожане. Первые братские школы организовались в XVI веке (у князя Остожского — Остожская, Слуцкая у князя Курбского). Носителями духовной энергии и идей были беженцами из Московской Руси — Андрей Курбский, бывший Троицкий игумен Артемий, обосновавшийся в Слуцке. Проект Курбского предполагал дать русскому православию науку греческих отцов, для чего эти тексты предполагалось добыть на Востоке и перевести их на церковно-славянский и русский язык (9; С. 597), что и было сделано. Кроме того, некоторые из православных должны были освоить систематическую школу в латинских университетах, для того, чтобы уметь распознавать ереси, выраженные в силлогизмах и разбирать формальные доказательства. В XVI же веке начинается и книгопечатание, прежде в Москве (Иван Федоров), потом в Юго-западной митрополии. В 1580—81 гг. появляется первая печатная Библия на славянском языке (Остожская Библия), собранная на основе «многих Библий, различных письмен и языков». В XVII веке открывается первая систематическая школа в Киеве по латинскому образцу, открывая собой новую эпоху русской образованности.

В ХХ веке в русле методологии историзма просвещение в Древней Руси получает достаточно высокую оценку. Признание его непреходящего значения для отечественной культуры базируется на идее типа культурного развития России, формирующегося под влиянием Православной Церкви. Осознание характера книжной культуры, учености и организации школьного дела в контексте исторической жизни России имеет непреходящее значение. Оценка достоинств и недостатков отечественных школьных традиций имеет не только теоретический, но также практический смысл, если мы способны выделить в них различные компоненты, и, прослеживая их генезис, различить относительную ценность, обусловленную историческими обстоятельствами, и ценность непреходящую, укорененную в самом существе культурного бытия России, связанного с православной Церковью.

Источники:

1. Альманах библиофила: Выпуск 26. Тысячелетие русской письменной культуры (988—1988) — М.:Книга, — 1989.
2. Баклакова Н. А. Русский читатель ХVII века. // Древнерусская литература и ее связи с Новым временем. — М., 1967. — С. 172—193.
3. Безобразова М.В. К истории просвещения в России. Исследование по рукописям. — СПб., 1898.
4. Буш В. В. Памятники старинного русского воспитания (к истории древнерусской письменности и культуры). — Пг.,1918.
5. Владимирский-Буданов Государство и народное образование //Журнал Министерства народного просвещения, 1873, сентябрь-ноябрь.
6. Голубинский Е. Е. История русской Церкви. — СПб., 1901., Т. 1, часть 1. —С. 585—596.
7. Демков М. И. Русская педагогика в главнейших ее представителях. — Пг., 1915.
8. Каптерев П. Ф. История русской педагогии. — Пг.,1915.
9. Карташов А. В. Очерки по истории русской Церкви. В двух тт. — М., 1991. — Т. 1.
10. Киреевский И. В. Полное собрание сочинений. В 2-х т. — М., 1911.
11. Лавровский Н. О древнерусских училищах. — Харьков, 1854.
12. Лавровский. Н. Памятники старинного русского воспитания. Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском Университете. — М.,1861.
13. Лебедев Н. А. Исторический взгляд на учреждение училищ, школ, учебных заведений и ученых обществ, послуживших к образованию русского народа с 1025 по 1855 год. — СПб.,1874.
14. Модзалевский, Л. Н. Очерк истории воспитания и обучения с древнейших времен до наших времен Т.1,2 / Ред. М. В. Захарченко / СЗО РАО. — Спб., 2000. — Т.2.
15. Миропольский С. Очерк истории церковноприходской школы на Руси. Выпуск 1—3. — СПб., 1894—1896.
16. Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР: В 7 томах. — Т. I. С древнейших времен до конца ХVII века. / Ред Э. Д. Днепров.-М.,1989
17. Переводные памятники философской мысли в Древней Руси: [Сб. ст.] / Отв. ред. Громов М.Н. — М., 1992.
18. Пономарев А.И. «Отзыв о сочинении г. М.Безобразовой „К истории просвещения в России“. Исследование по рукописям..., составленный профессором С-Петербургской духовной Академии». — СПб.,1902.
19. Послание архиепископа Новгородского Геннадия. // Акты исторические.1841 г., N 104.
20. Струминский В. Я. Педагогика Киевской Руси как предмет исторического изучения (Обзор основных направлений и работ в дореволюционную эпоху) // Ученые записки Государственного научно-исследовательского института школ НКП РСФСР. — М., 1940 // С. 80—94, 98—101, 101—104 106).
21. Филин Ф. П. Истоки и судьбы русского литературного языка. — М.,1981.
22. Хмыров М. Д. Училища и образованность в допетровской Руси. // Народная Школа 1869, NN 4—9.
23. Чернышевский Н. Г. Полное собрание сочинений. — Т. ΙΙ. — М., 1949.
24. Школа и педагогика в культуре древней Руси: Часть1: Историческая хрестоматия / Сост.: Кошелева О.Е., Мошкова Л.В. — М., 1992.

Приложение:
Летописные свидетельства о древнерусской учености

Два наиболее широко цитируемых свидетельства относятся к Владимиру и Ярославу. 988 (В лето 6496): Владимир... посылал собирать у лучших людей детей и отдавать их в учение книжное. Матери же их плакали о них, как о мертвых, ибо не утвердились он еще в вере.

1037 (год 6545). Ярослав... к книгам проявлял усердие, часто читая их и ночью и днем. И собрал книгописцев множество, которые переводили с греческого на славянский язык. И написали они множество книг, по которым верующие люди учатся и наслаждаются учением божественным... Отец ведь его Владимир землю вспахал и размягчил, то есть крещением просветил, этот же засеял книжными словами сердца верующих людей, а мы пожинаем, учение получая книжное.

Велика ведь бывает польза от учения книжного; книги наставляют и научают нас на пути покаяния, ибо мудрость обретаем и воздержание в словах книжных. Это — реки, напаяющие Вселенную, это источники мудрости,.. они — узда воздержания...

Ярослав же этот... любил книги, и, много переписав, положил в церкви Святой Софии, которую создал сам.

(Повесть временных лет. Ред. В. П. Адриановой-Перетц. — М.; Л., 1950 — С. 280, 302—303)

Свидетельство Новгородской летописи: 1030 (В лето 6538). Приде (Ярослав) к Новугороду. И собрав от старост, от попов детии 300 и повеле учить книгам» (Новгородская пятая летопись. Вып.1. // ПСРЛ. Т.4. Ч.2. — Пг., 1917. — С.116).

Летописные свидетельства по «Истории Российской» В. Н. Татищева.

Большое число свидетельств об училищах, на которые опираются защитники широкого распространения грамотности в Древней Руси, содержатся в летописях, собранных В. Н. Татищевым (ок. 20 списков, использованных им для написания «Истории Российской»). Многие из них до сегодня не сохранились, так что точность этих сведений проверить невозможно. Приводя эти свидетельства, историки опираются на текст «Истории» Татищева, однако следует учитывать, что В. Н. Татищев подверг тексты летописей определенной редакторской обработке, причем некоторые его интерпретации оказываются спорными. В частности, вызывает дискуссию термин «учить»: идет ли речь о нравственной проповеди или о систематическом школьном обучении.

1086 (6594). Всеволод заложил церковь св. Андрея... и построил при церкви оной монастырь женский, в котором постриглась первая дочь его Анка... Собравши же младых девиц неколико, обучала писанию, також ремеслам...да от юности навыкнут разумети закон Божий и трудолюбие...

1093 (6661)... Индикта 1-го преставился великий князь Всеволод, сын Ярославов, внук Владимира Великого... Сей благоверный князь Всеволод... на училисча подаяния давал»

1180 (6688) (Смоленский князь Роман Ростиславович) к учению младых людей понуждал, устроя на то училисча, и учителей греков и латинистов своею казной содержал, и не хотел иметь свячеников не ученых»

1097 (6665) Случилось мне быть во Владимире (Волынском) смотрения ради училисч и наставления учителей»

1188 (6697) (Ярослав, князь Галицкий)... Земля же его во всем изобиловала и процветала... зане ученые хитрецы и ремесленнки со всех стран к нему приходили и грады населяли...

...изучен был (Ярослав) языкам, многие книги читал, в церковном чине многое исправлял, и, клирос устрояя и наставляя, зловерия искоренял, а мудрости и правой вере наставлял и учить понуждал. Монахов же и их доходы к научению детей определил»

1218 (6726) Князь Константин Всеволодович «дом же свой и книги все в училисче по себе определил и к тому на содержание немалые волости дал, о чем просил брата Юрия, дабы обесчал непоколебимо завет его сохранить».

Князь великий Константин Всеволодович Мудрый, внук Юрия Владимировича Мономаша,.. великий был охотник к читанию книг и научен был многим наукам, того ради имел при себе людей ученых, многие древние книги греческие ценою высокою купил и велел переводить на русский язык. Многие дела древних князей собрал и сам писал, також и другие с ним трудились»

1227 (6735). Маия 11 учинился во Владимире (на Клязьме) великий пожар... и сгорел...двор блаженного великого князя Константина Всеволодовича и церковь... В нем же трудились иноки русские и греки, учасче младенцев, и погорели книги многие, собранные сим Константином Мудрым»

1214 (6722) Константин Всеволодович... тогда же в Ростове на дворе своем заложил церковь каменну святыя Богородицы и хотел, при оной училисча устроя, от Спаса перевести»

www.nravstvennost.info