Протоиерей Алексий Уминский:
Мы забыли слово «свобода»,
и мы забыли слово «любовь»
Разговор с протоиереем Алексием Уминским о Православной Церкви сегодня, духовном комфорте, общении с Богом по смс-кам и о многом другом.
Протоиерей Алексий Уминский
|
— Отец Алексий, что такое жизнь во Христе и жизнь в Церкви? Какие вопросы волнуют сегодня церковных людей?
— Сегодня наша жизнь в Церкви заключена между двумя полюсами: «можно» и «нельзя». Что можно есть в пост, что можно делать в храме — вот вопросы, которые возникают чаще всего. Создаётся ощущение, что жизнь христианина состоит из запретов и разрешений. И попробуйте громко сказать, что это не так. Поднимется вопль и вой людей, у которых отбирают подпорку — церковные правила и обычаи, систему норм и запрещений. В этом проявляется нежелание человека жить в свободе, потому что такая жизнь удобна, потому что она всё время предоставляет тебе самооправдания на основе внешних правил.
Масса людей возразит: а как же заповеди? Ребята, это не жизнь во Христе! «Не убей, не укради» — это уголовный кодекс. Любая религиозная и этическая система будут говорить то же самое. Вы без Бога будете исповедовать одни и те же ценности. Тогда причём здесь вера во Христа? Десять заповедей, открытых Моисею, даны исключительно для того, чтобы человек не стал скотиной и не сошёл до уровня свиньи, обезьяны и волка. Но людям становится очень страшно, когда рушится их представление о Церкви как о системе табу. И мне кажется, сегодня для нас, христиан XXI века, выход в том, чтобы Евангелие снова стало Книгой жизни.
— И именно поэтому Вы решили составить книгу «Беседы на Евангелие»? Почему Вы считаете, что сегодня это будет интересно для читателей?
— Меня самого чтение Евангелия и переживание Евангельского слова делает немного другим человеком. Мне это даёт возможность просто жить дальше, иначе в этом мире как-то скучновато и неуютно. Когда я слышу Евангелие, я понимаю, что мне делать с самим собой. Поэтому мне хотелось поделиться своими мыслями и найти таких собеседников, которые готовы соглашаться со мной или спорить, но главное — слушать вместе Евангелие.
Очень важен личный опыт встречи с Богом, которым можно поделиться. Я хотел рассказать о своем опыте. Владыка Антоний Сурожский говорил, что если увидишь какой-то фильм или книгу, то бежишь к друзьям и говоришь: «Слушайте, я такую книгу прочёл! Я такой фильм видел!». Понимаете? А мы обычно говорим, что можно и нельзя в Церкви. Евангелие не рождает в нас это стремление поделиться и не становится событием для нас.
— А если человек читает Евангелие, но этот текст не вызывает у него ответного переживания?
— Так бывает, потому что современная Церковь не акцентирует внимание на Евангелии как на Книге жизни. И, к сожалению, Церковь сегодня не сосредоточена на Христе как на личности. Знаете, наша жизнь настолько дисциплинирована, обусловлена внешним рефлексом, что человеку никуда не надо идти, потому что всё уже определено формальными правилами. Следование внешним нормам даёт ощущение духовного комфорта. Если же у меня возникают вопросы, то на них давно приготовлены ответы. Неслучайно у нас выходят книги под названием «Ответы священника», «1500 вопросов» или «1200 ответов». Когда христианину не надо думать, не надо переживать и не надо идти за Христом, наступает состояние отчуждённости, духовной смерти. Человек всё правильно, вроде, делает, а жизни нет: в душе оскудение, пустота, скука. Потому что если Евангелие не вызывает у тебя вопросов, не заставляет думать и искать ответы, не снимает с тебя шкуру, если Евангелие не делает больно, это плохо.
— Есть такое мнение, что главное в церковной жизни — почувствовать Иисуса Христа как личность.
— Не только почувствовать Его какой-то чувственной своей сферой... Встретившись со Христом, человек не может оторвать от него глаз, понимаете? Когда человек встретится со Христом как со своим Спасителем, он за Ним пойдёт туда, не знаю куда, принесёт то, не знаю что, и не будет ни о чем другом думать.
Церковь превратилась сегодня в закрытое общество именно потому, что дисциплина (форма без содержания) стоит на первом месте. Опасность заключается в том, что за правилами церковной жизни мы забыли слово «свобода», и мы забыли слово «любовь». Но при скудности любви и свободы уничтожается сам дух веры.
— Мне кажется, что многие из наших соотечественников считают Церковь неким комбинатом духовных услуг...
— Конечно. Более того, мы сами это отношение сформировали. Мы превратили церкви в магазины, приучили людей, что Церковь — это место, где всё что-то стоит, причём, стоит обыкновенного денежного эквивалента. И когда нам говорят, что это форма пожертвования, простите, никто в это не верит, потому что когда есть ценники, ни о каком пожертвовании говорить нельзя.
Я, кстати, на Rambler’e свою почту открываю, и контекстной рекламой идёт: «Подай записку о здравии и упокоении, зажги свечку по смс-ке». Я нажимаю, и мне вылезает сайт Пушкинского благочиния. Пожалуйста!
Мы упрекаем католиков за электрические свечи, за индульгенцию, мы не соглашаемся, когда церковь обвиняют в том, что она занимается бизнесом, но, извините, это что такое? Людям беспардонно ввинчивается в мозги, что с Богом можно общаться по смс-кам. В результате человек боится Богу молиться своими словами. А если заплатил, то, вроде, появляется надежда, что Бог услышит.
— Мы усложняем формальные правила и упрощаем священные моменты.
— Об этом я в свое время говорил на круглом столе, посвящённом катехизации и подготовке к причастию. Мы максимально упрощаем приход к венчанию, к крещению без всякой подготовки за деньги для невоцерковлённых и максимально усложняем приход к причастию для своих. Надо причащаться определённое количество раз в году, вычитывать определённое количество молитв, наконец, поститься определённое количество дней. Мы строим максимальные препятствия на живом пути ко Христу для верных и совершенно спокойно открываем к таинству дорогу для неверующих, чтобы заплатили.
— Вы озвучиваете такие вещи, которые многие боятся проговаривать. Есть ли выход?
— Выход в том, чтобы Евангелие стало отправной точкой на пути к Церкви, ко Христу. Евангельская правда в церкви должна восторжествовать над внешним традиционным образом православного христианина. Обновление должно идти не там, где принято думать. Пускай останется церковно-славянский язык богослужения, пускай священники будут служить с закрытыми Царскими вратами. Это не имеет никакого значения для спасения души. Надо, чтобы Церковь проникалась Евангелием и требовала (я думаю, что требовать надо, но требовать с любовью) от своих чад, чтобы они жили Евангелием и даже страдали от Евангельских слов, чтобы эта Священная Книга била по зубам, проникала в сердце, радовала, огорчала.
— Это же сам человек должен проникаться Евангелием...
— Это Церковь должна, прежде всего, в лице своего священноначалия. Патриарх должен по-евангельски любить братьев-епископов и священников, обращаться со словом любви, доброй, ласковой, мягкой любви. Священники должны друг к другу относиться с любовью. Епископы должны смотреть на священников не как на подёнщиков, которые по крепостному праву им принадлежат, а как на своих братьев и детей. Также должны относиться священники к пастве: не как к возможному извлечению доходов, а как к своей общине. Это не значит, что сегодня вся Церковь погрязла в фарисействе. Я говорю о тенденции, которая для меня очевидна.
— Как Вы относитесь к тому, что очень многие люди приходят к священнику, чтобы он был посредником между человеком и Богом?
— Многие хотят, чтобы забрали их свободу, вы понимаете? И они в Церкви находят такую возможность. Но эта манипуляция друг другом вне Евангелия и делает Церковь такой страшной для внешнего мира.
Христос даёт свободу, а не забирает её. А многие свободы боятся. Христос в Евангелии говорит юноше: «Иди за Мной». Иди за Мной свободным, но иди за Мной так бесстрашно, чтобы тебя ничего не держало, чтобы ты ни на что не опирался, чтобы у тебя ничего, кроме Меня, не было. Это — полная свобода. И человеку при такой абсолютной свободе может быть страшно, потому что ему хочется на что-то опираться (на правила, нормы, моральные принципы и прочее). А Евангелие всё время отнимает всякие подпорки у человека. Евангелие не даёт человеку никакой надежды, кроме как на Бога.
Мы говорим: человек должен войти в Церковь, и в качестве воцерковления мы предлагаем ему не встречу со Христом сегодня, а форму поведения, форму жизни.
Наше воцерковление не должно заключаться в том, чтобы специально сделать человека видимым членом Церкви, реальным прихожанином, практикующим христианином. Наша задача — не в том, чтобы крестить человека, и он через неделю будет каждое воскресенье на службе причащаться, а потом станет миссионером. Мы же не в комсомол принимаем, да? Для нас важно, чтобы человек, пришедший в Церковь, обрёл Христа для себя, увидел любовь. Другую задачу мы ставить не должны. Будет ли человек ходить в церковь, или он будет об этом думать, переживать и расти духовно — это его путь, его выбор. Мы обязаны человека оставлять свободным.
— Вы говорите с позиции священника. А какой должен быть первый шаг светского человека, если он хочет встречи с Богом?
— Первый шаг, если человек хочет встречи со Христом — личное к Нему обращение, надо позвать Бога из глубины сердца.
— Тогда для чего нужна Церковь?
— Вот именно для того, чтобы потом, услышав голос Божий в себе, пойти туда, куда Он поведёт, и ты придёшь тогда в Церковь.
Надо довериться Богу. Сегодняшнее церковное общество зачастую человеку не доверяет, Бог же всегда доверяет человеку. Если человек ищет Бога, он Бога найдёт. Бог не обманет. Он все-таки тоже ищет человека. И когда человек идёт к Богу, то Бог бежит ему навстречу.
Опубликовано: 01/06/2012