Общение со Святым Духом

Во время ектении священник возносит следующую молитву: «Тебе предлагаем живот наш весь и надежду, Владыко человеколюбче, и просим, и молим, и мили ся деем: сподоби нас причаститися небесных Твоих и Страшных Таин, сея священныя и духовныя Трапезы, с чистою совестию, во оставление грехов, в прощение согрешений, во общение Духа Святаго, в наследие Царствия Небеснаго, в дерзновение еже к Тебе, не в суд или во осуждение».

Это связано и сходно с увещанием диакона предать всё в руки Божии^[2]. Знаете ли вы, как это велико (особенно сегодня), когда человек понимает, что он, молясь, предаёт в руки Божии всю свою жизнь и надежду? Когда он достигает того, что говорит Богу: «Боже мой, в руки Твои предаю всю жизнь мою! И не только жизнь, но и надежду мою!» Не только то, что сейчас занимает меня, но и надежду на всё, что будет.

Вот такая вера, такая молитва — это мощная основа, очень мощная основа, на которой ты строишь всю свою жизнь и которую ничем нельзя расшатать. Ты словно попал в море или океан, грозящий волнами, штормами и опасностями, и вдруг находишь крепкую скалу, которую ничем нельзя поколебать, взбираешься на неё и чувствуешь себя там в абсолютной безопасности.

Наша жизнь — океан, все мы знаем это, особенно взрослые, потому что, когда человек растёт, набирается ума, он встречает удары, разочарования, раны, давление, тысячу напастей ещё, одна другой трагичней, о которых мы никогда и не думали. Мы встречаем так много затруднений, что наша жизнь — это действительно море скорбей.

Писание уподобляет эту землю юдоли плача^[3], то есть, долине, полю, месту плача. Вы думаете, что на свете когда-нибудь существовал или существует человек, который не испытал бы боли? Невозможно такое. Нет ни одного такого человека. Всякий, и самый богатый человек, и самый счастливый, тоже испытывал боль, а даже если и не испытывал, то испытает её в час смерти.

В час смерти, когда ты стоишь на самом краю и тебе уже не остаётся ничего, кроме, может, всего лишь нескольких секунд, и ты видишь, как всё вокруг тебя исчезает, кончается, как сгорает твоя жизнь, твоё существование; как всё, что ты построил, приобрел, что у тебя было и чего не было, всё заканчивается, — в этот час человек испивает горькую чашу, и нужно иметь большую силу, большую предварительную подготовку, чтобы выстоять в час смерти. Если мы скажем, что какой-то человек провёл всю свою жизнь в счастье, то час смерти опровергнет это — и разочарует его, если он в этой жизни на иное опирался и надеялся.

Много раз я говорил уже, что заповедь Божия в сущности одна — это первая и единственная заповедь: возлюбить Бога всем своим существом. С того момента, как мы перестаём это делать, проявляются «побочные эффекты». Мы чувствуем, что нами овладевает безнадёжность, мы задыхаемся и даже доходим до того, что желаем своего саморазрушения, потому что разочаровались в том, что вокруг нас, даже в самом дорогом — в наших детях, супруге, здоровье, доме.

Что же это происходит такое? А это обнаруживается, кому мы отдали все свои жизненные силы, — по Божией ли заповеди жили. И если да, тогда, знайте, с великой сдержанностью и терпением встретим всё, выдержим, не отчаемся — почему? Потому что надеялись не на какого-то человека, пусть это даже наш супруг, ребёнок или мы сами, но возложили свою надежду на Бога, а Бог — единственный, Кто никогда не разочаровывает человека, и не только не разочаровывает, но и остаётся его единственной надеждой.

И даже в час смерти Бог — единственная его надежда, которая не исчезает, а только более укрепляется, тогда как все остальные — в час смерти — немощны. Кто может помочь тебе? Ни твой ребёнок, ни супруг, ни твоё «я», ни твои деньги, ни твоё положение. Будь ты хоть президентом Америки, ты тоже умрёшь, как умирает последний человек, — никто тебя спасти не сможет. Отдай сколько хочешь миллионов — ничего у тебя не выйдет. Ты пройдёшь через этот час и через эту дверь, которая приведёт тебя к Богу и поставит нагим и бессильным пред Ним. Один только Бог в этот час может помочь человеку, и никто больше. Поэтому Бог — наша непостыдная надежда, надежда, которая никогда нас не посрамит и не оставит.

Когда человек ощутил веру, знаете, какой уютной становится его жизнь? Очень уютной, ибо он не ужасается, не боится. Кого ему бояться?

Сказали как-то святому Иоанну Златоусту:

— Знаешь, царица настроена против тебя, потому что ты её изобличил, — она причинит тебе много зла!

А он ответил:

— А что она мне сделает? Что она может сделать мне? Я не боюсь ничего, я боюсь только одного — греха. Греха мне нужно бояться, потому что грех может отделить меня от Бога, как говорит Христос: не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу, и тело погубить в геенне (Мф. 10:28).

То есть, бойтесь греха, который может довести вас до вечной погибели, а всё остальное не имеет никакого значения. Так или иначе, но всё настоящее — преходяще, суетно, тленно, и что бы ты ни делал, ты не можешь этого сохранить.

На днях приходит ко мне знакомый и говорит:

— Недавно я был на одном официальном обеде, там были разные важные лица. Среди них был некий господин, у которого свой телеканал; может, у него есть и радио, не знаю, но телеканал есть, причём, с большим радиусом вещания. Он сказал мне (и он говорил это очень потрясённый и огорчённый), что — отче, внимай, — что сейчас, как только закончит скандал с Лимассольским митрополитом (речь идёт о предыдущем митрополите Лимассольском, когда нынешний митрополит Афанасий был архимандритом и игуменом монастыря Махерас^[4]), он примется за тебя! И вынудит тебя покинуть Кипр! И прекратит твои беседы! «Мы уже готовы, только вот закончим эти скандалы, которыми занимаемся сейчас, и возьмёмся за него!»

Я отвечаю ему:

— Прекрасная возможность для рекламы!... А нас давно уже не рекламировали. Да что он мне сделает? Скажи ему, пусть начинает! И ты не волнуйся. Сейчас пока еще рано. Что он сделает мне? И чего мы ждём на этом свете? Что я собираюсь стать депутатом и лишусь своих сторонников? Да хоть бы он уже заставил всех отвернуться от меня, чтобы меня оставили в покое!

Когда мы не ждём ничего на этом свете, мы не чувствуем никакого беспокойства. Что может сделать один человек? Это мы думаем, что мы всесильны. Один человек говорил: «Благословляю тебя обвинять меня! Где хочешь, как хочешь и когда хочешь! Без колебаний! Без всяких угрызений совести! Ты совершенно свободен делать, что хочешь».

Знаете, таков наш путь на этом свете, таково положение дел. Мы, и каждый из нас, там, где мы находимся, не можем принять образ мыслей мира сего, отречься от своей сущности. Вот если бы мы лет 100—150 назад жили здесь, в этой стране, или если бы завтра нами овладели турки, то что же нам, священникам, отуречиться и перестать проповедовать слово Божие, а не то турок разгневается? А если бы мы жили в России лет десять тому назад, или в Албании, или в тех странах, где было гонение на Церковь, то что же мы должны были бы делать? Закрыть рот и не проповедовать слово Божие, потому что другие будут раздражены этим? Такова природа вещей, таков наш путь. Нет иного пути, это наш путь — и мы пройдём по этому пути.

А всё это не сможет ни сломить нас, ни запугать. Почему? Потому что у нас есть средство передвижения, которое взмывает над облаками, как самолёт, который поднимается над тучей и летит выше бури. Он летит над, а не под облаками. Ты знаешь, что идёт буря, но она тебя не касается.

Вспоминаю одного добродетельного человека. Какой-то журналист каждый день писал против него, писал-писал-писал, постоянно. И вот однажды они встретились, и он ему сказал:

— Чадо, хватит тебе уже стрелять по мне! Ты стреляешь как в мертвеца: только пули свои расходуешь, а мне хоть бы что.

Стреляй по трупу сколько хочешь, с ним ничего не случится. А что с ним может случиться, если он мёртв и ему ничего от тебя не надо?

Почему так? Потому что вся надежда его на Бога.

Так и мы, если в жизни своей целиком уповаем на Христа, тогда уже ничего не ждём от людей, не боимся абсолютно ничего. Что бы ни происходило вокруг нас, это не может возмутить наш мир, который установился не тем, что люди нас хвалят, а потому, что мы надеемся на Бога.

Вы видите, что мир на свете покоится на определённых данностях, то есть, мы говорим: для того, чтобы иметь мир, не должна идти война, наша жизнь не должна находиться в опасности, не нужно, чтобы нам угрожали, чтобы захватывали нашу Родину, чтобы мы жили каждый день в тревоге, боясь, что завтра произойдёт взрыв, война, землетрясение, болезнь, — только тогда у нас будет мир. Однако это не относится к церковным людям. Церковный человек не зависит от внешних обстоятельств. Мир Божиего человека зависит от того, в нём ли Христос. Если в нём, у него мир, потому что Сам Христос есть мир наш. Внешне всё может обстоять не в нашу пользу: может, вокруг нас война, рабство, плен, угнетения, гонения, смерть, но внутренне мы имеем мир, и это реальный мир человека, так же как и реальная свобода человека.

Мы говорим о свободе каждый день, и на Кипре тоже: «свобода или смерть», «улица Свободы», «площадь Свободы», «борьба за свободу»... Хорошее это дело — борьба, честное и славное, но борьба за свободу начинается не с внешнего, а с внутреннего. Если внутренне ты не станешь свободным, то какой смысл тогда во внешней свободе? Когда внутренне ты несвободен, внешняя свобода постепенно становится опасной, а иногда и гибельной.

Вы помните, когда весь Кипр был свободным, от одного своего конца до другого? Я это время еще застал, мне было тогда 15 лет. Кипр был свободным, и мы свободны. А свободны ли мы? Мы порабощены своими страстями, так какая же свобода у Кипра? Куда ни кинь взор, всюду можешь увидеть признаки внутреннего духовного рабства, как это происходит сейчас. Мы говорим «свободный Кипр» или «свободная Никозия, Лимасол, Пафос, Агия Напа»^[5] — но свободны ли они? То, что имеет быть сейчас, это свобода? Это ли обращение нашей свободы на пользу? И если это свобода, то что же такое рабство?

Очень важно понять, что всё начинается с внутреннего человека. Если в человеке нет этого преображения и перемены, тогда ничего не выйдет. Тогда и внешнее идёт вкривь и вкось и ничуть не помогает.

Как человек получает эту надежду на Бога и предаёт свою жизнь Ему? Хорошо, мы с вами уже знаем, что, когда возлагаем всё на Бога, мы всегда имеем мир, но как и каким образом? Как духовное воспитание вообще начинается с простых вещей, так и это — чтобы человек предал себя Богу — начинается с простых вещей: с повседневных дел, с молитвы, которую мы совершаем вечером, с распорядка нашего дня, с того, что мы научимся говорить: «Если Богу угодно». Это написано и в Писании — чтобы мы говорили: «Если Богу угодно и если будем живы, то сделаем то-то и то-то»^[6]. Знаете, даже и вот эта фраза. Мы говорим: «Я сделаю, я построю!» Да скажи ты: «Если Богу угодно», чадо моё! «Если будет на то воля Божия!»

Когда мы поступаем так, в нас начинает действовать эта надежда на Бога. Мы понимаем, что ты не можешь сам сделать всё, ты не делаешь, что хочешь, не всё зависит от тебя, а берешь за основу Божию волю. Вот и в другой раз мы с вами говорили, что если мы научимся говорить: «Слава Богу», благодарить Бога, тогда в нас начинают действовать эти слова. После этого какое бы дело мы ни совершали, мы его не абсолютизируем: знаем, что оно относительно и ограниченно: отсюда и дотуда, оно — не абсолютная величина.

Если мы поймём это, тогда мы приобретём правильное суждение о вещах. Например, ты знаешь, что для тебя учиться в вузе — это ещё не всё, и если ты не сможешь его окончить, то не будешь отчаиваться; что произвести на свет детей — это ещё не всё, и если ты их не произвёл, не будешь считать себя несостоявшимся человеком; что иметь счастливую семейную жизнь — это ещё не всё; для тебя всё — это Бог. Только Он, а всё остальное относительно. Тогда всё встаёт на свои места; а когда человек научается пользоваться мирскими вещами, а не только судить о них, тогда он ограничивает себя в человеческом и знает свою меру, то есть, он не предаётся безрассудно материальному. Да, мы люди, мы живём на свете, нуждаемся во всём, что вокруг нас, используем всё это, но в меру. Мы не ненасытны в употреблении.

И, как всегда, та жизненная сила, которая помогает нам в том, чтобы надеяться на Бога, — это молитва. Когда мы молимся и полагаемся на Бога в молитве, тогда мы видим Божию длань в своей жизни. Мы видим её, когда научаемся молиться. Когда человек молится, тогда в душе его действует Божия благодать, она укрепляет его, он приобретает другой вкус к этой жизни, приобретает другие чувства, открываются очи его души, и он судит обо всём иначе.

Но наступает час испытания. И в этот час испытания видно будет, чему ты научился, выучил ли ты свой урок. Приходит час, когда человек бывает судим, или в его жизни наступает какой-то кризис, какое-нибудь искушение, какой-то трудный момент, который может быть исключительно тяжёлым, и в этот час вся твоя жизнь меняется в зависимости от того, какую позицию ты займёшь в этой ситуации. И как я много раз говорил уже, есть такие моменты в нашей жизни, когда решается вся наша жизнь — и настоящая, и будущая — одним «да» и одним «нет», и это может длиться всего несколько минут. Человек может погубить себя, сказав одно «да», и спастись, сказав одно «нет», — одно слово может означать жизнь или смерть.

Так поступали мученики. Они были одно «да» и одно «нет». Их спрашивали:

— Ты христианин?

— Да!

«Да» означало смерть. Если он скажет «нет», это означало, что он будет жить.

Скоро мы будем праздновать память одной матери, святой Софии, и трех её детей — Веры, Надежды и Любови. Вере было 12 лет, Надежде — 8, а Любови — 7 или 11. Тогда шло гонение, их схватили, привели к правителю, мать их тоже присутствовала при этом. Её спросили:

— Твои дети христиане?

— Да, — ответила она.

Они были маленькими, они были детьми, но понесли мученическую смерть на глазах у матери, и святая София не стала этому противиться, она не сказала: «Да они же ещё дети!» Как мы говорим: «Да он же ребёнок, бедненький!» Она не велела им отречься, а, напротив, предпочла увидеть смерть своих детей. Почему? Потому что прежде смерти своих детей она сама умерла ради любви Христовой.

Вы родители и знаете, как это тяжело — потерять ребёнка. Представьте же себе, насколько тяжелее видеть смерть своего ребёнка и знать, что ты можешь его избавить от неё. Почитайте жития святых мучеников и увидите в них подвиги, увидите героев, героинь, главным образом матерей, которые поощряли детей своих на мученичество и стояли рядом, поблизости, чтобы ребёнок не испугался и не отрёкся от Христа. Почему? Может, они были чудовищами? Разве они не были матерями?

Вспоминаю, как раз некий молодой человек, желая стать монахом, пришёл к одному великому старцу, весьма великому, который славился строгостью своей жизни. Тот молодой человек был очень хороший, он закончил университет и пришёл, чтобы стать монахом, в пустыню, в Катунаки^[7]. Пришёл он к старцу, а через месяц приехали его близкие: мать, сестры — которые, естественно, не могли войти на Святую Гору, а остались за её пределами, — и его отец. Дали ему знать: «Твои родители в Уранополисе, пойди повидайся с ними». Он спросил старца:

— Геронда, мне пойти повидаться с ними?

— Чадо моё, как хочешь! Ты свободен, ты ещё послушник и совершенно свободен, сделай, как сочтёшь нужным!

Он счёл, что нужно пойти. Пошёл, повидал своих родителей и вернулся обратно. Когда он вернулся обратно, я тоже был там:

— А, пришёл!

— Да, пришёл.

— Видел своих родителей?

— Да, видел.

— С мамой всё в порядке?

— Всё в порядке, отче.

— А как сестры, отец?

— Всё хорошо!

— Ну и хорошо, чадо моё! А сейчас, когда ты вернулся, собирай свои вещи и уходи!

Он оцепенел:

— Куда же мне идти?

— Ты не можешь, чадо моё, тут оставаться, не можешь!

— Но почему же, геронда?

В ответ — ничего. Он плакал, рыдал. Старец ему сказал:

— Послушай, чадо моё! Не плачь. Хоть чудеса совершай передо мной, хоть мёртвых воскрешай, но здесь ты не сможешь остаться! Здесь пустыня, здесь требуется строгость. Меня тоже мать рожала, как и тебя, но ради Христовой любви я понёс это.

Ты скажешь мне: «Это строго!» Да, строго, но это место обязывает к строгости. Если кто хочет достичь больших высот, он должен соблюдать большую строгость.

Проведём связь с тем, о чём я говорил до этого. Когда кто-нибудь говорил: «Моя мама, моя сестра!» — этот старец часто отвечал:

— Чадо моё, нас тоже матери рожали!

Надо знать, как с пользой строить свои отношения, — знать, что значит твоя связь с Богом, твоя связь с родителями, твоя связь с миром. В семье, когда ты женишься, ты не можешь без конца твердить своей жене:

— Моя мать то-то и то-то!

Сказал ей раз: «Моя мать вот так-то», второй раз: «Моя мать иначе», а на третий она тебе скажет:

— Ну так и иди тогда к своей матери!

Вот так вот. Она тебе скажет:

— Да что же это такое? Без конца «моя мать» да «моя мать»!

Это задевает. Мужчинам нужно научиться быть осторожными. Слово «мама» запрещено для мужчин, если они женаты! Если, конечно, они хотят, чтобы у них всё было в порядке. Муж не может постоянно говорить дома: «Моя мама!» «Моя мама то, моя мама это! Моя мама готовила так и делала так!»

А теперь представьте себе всё это и в других ситуациях, когда человек должен преодолеть границы своего естества. Даже и в браке. Даже там человек должен — и Христос говорит об этом: «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть» (Быт. 2:24; Мф. 19:5), — и в браке ты должен оставить своих мать и отца. Твои мать и отец не имеют права вмешиваться в жизнь твоей семьи, и если твоя мать упорствует, то ты должен указать ей на дверь! Сказать ей:

— Сюда ты не можешь больше приходить! Хоть ты и мать мне, но в мой дом ты больше не войдёшь, тебе нет здесь места, потому что твоя власть простирается только вот досюда.

То же самое и в отношениях с Богом — туда не может вмешиваться ничто другое, и это доказали святые, лики миллионов святых, которые преодолели законы природы. Ребёнку легко отречься от своей матери, но чтобы матери отречься от своего ребёнка — это, думаю, невозможно. Но вопреки этому среди святых мы имеем такие примеры, где сами матери предавали своих детей на мучения и стояли возле них — именно потому, что получили эту уверенность в вере и превозмогли настоящее. Потому что вся их вера, надежда и любовь была в Боге, и они не испытывали болезненной любви к своим детям, подобной той, с какой любим их мы...

Перевела с болгарского Станка Косова
pravoslavie.ru