Духовные основы российского кризиса ХХ века

[1]  [2]  [3] 

Лекция 1

Тема нашей лекции — «Духовные основы российского кризиса ХХ века». Нет никакой необходимости комментировать, что ХХ век стал веком кризиса для России. Для русского народа это был век поражения, по глубине своей сопоставимого только с тем, которое он пережил в XIII веке при монгольском завоевании. Даже Смутное время кажется сравнительно быстро преодоленным, коротким кризисом.

Игорь Шафаревич

Это было даже не одной катастрофой, а целой серией катастроф. Сначала во время Гражданской войны и террора был уничтожен образованный класс (как движущая, активная, сложившаяся сила общества). Культура начала создаваться в значительной мере заново. А потом, к концу века, опять была разрушена по экономическим причинам. Было уничтожено свободное русское крестьянство — основа, на которой стояла Россия. Война, по яростности и кровопролитности не имевшая прецедентов в русской истории, была выиграна с колоссальными потерями. А потом все достижения победы были утеряны. Россия распалась на части, и русский народ переживает демографический кризис, который ставит под угрозу его существование. Естественно возникает вопрос: эта серия катастроф, растянувшаяся на целый век, можно ли ее понять с какой-то единой точки зрения?

Вот такой взгляд я и постараюсь изложить. Т.е. мое собственное понимание, я хочу подчеркнуть, что оно в высшей степени мое собственное, а ни в какой мере не претендующее на общепризнанность.

Прежде всего, я хочу оговориться, что это череда катастроф — не какая-то особенность именно русской истории. Оговориться потому, что этот факт часто используется для создания образа какого-то неполноценного, нелепого, неправильного народа. Все у них не как у людей — то татары их завоевывают, то Иван Грозный бояр на кол сажает, то Смутное время, то революция. Например, в том же ХХ веке немецкий народ пережил не меньшую катастрофу, после 4 лет напряжения всех сил в Первой мировой войне и громадных человеческих потерь, — поражение, потом унижение Версальского мира, когда немцы обязаны были заявлять о себе, как виновниках войны и виновниках всех потерь, которые тогда человечество понесло. А потом голод и разруха, и смута, восстания. В Баварии то была Советская Баварская Республика, то попытка Гитлера захватить власть. Потом Саксонская Советская Республика, потом колоссальная безработица, череда совершенно безответственных министерств и наконец совершенно безумная мечта, которая увлекла весь народ — покорить весь мир, подчинение идее избранного народа, мирского избранного народа, не Богом, а своими мирскими качествами, ставящими их над другими людьми. И с отдачей всех сил, причем в начале с фантастическими успехами, и со страшным поражением в конце. Хотя под конец народу все же была сохранено существование и уровень достатка, но за счет того, что он уже добровольно выкорчевал у себя в душе представление о какой-то своей исторической роли и даже тенденции поиска этой исторической роли.

Примерно такую же череду катастроф перенесла Франция, начиная с конца ХVIII века, с Великой французской революции и кончая серединой XX века. Позорного поражения в войне, где они не понесли поражения ни в одной какой-то битве, а проиграли войну без единой битвы. И в результате всей этой серии катастроф с трагическими демографическими последствиями, перед Французской революцией французы были самой многочисленной нацией Западной Европы — население Франции, было в 3 раза больше Великобритании, а сейчас оно немного меньше. В то время как англичане за это время заселили два материка. И число англоговорящих людей в мире около 400 миллионов. Так что это ситуация, которая возникает в истории не раз.

Но возвращаясь к русской истории, чем же можно ее объяснить или как-то связать в единое понимаемое — эти катастрофы ХХ века? Я начну с того, что просто сформулирую свою точку зрения, которую буду постепенно разворачивать в этих трех лекциях. Как мне кажется, не только в ХХ веке, но и все 3 последних века главной опасностью, главным источником потенциальной катастрофы и реально произошедшей катастрофы для России, «жалом во плоти» для нее было давление со стороны Запада, очень многостороннее, и физическое, и идейное. Много комментариев требуется к этому тезису, и все 3 лекции будут этими комментариями.

Россия и Русь в течении всей своей истории имела соседей с Запада и часто отношения с ними имели форму конфликта. Всем это известно, например, еще со времен Александра Невского. И позже во время Куликовской битвы литовское войско шло для того чтобы ударить в тыл русским, и только то, что Дмитрий Донской начал сражение на день раньше, вырвал инициативу из их рук, но тем не менее они преследовали уходившие после битвы русские войска и добивали раненых, которых увозили на телегах. Потом Литва была подчинена Польше, и Польша стала главным противником России на западе. Ее вершиной успехов было в начале XVII века, когда польский король сидел в Кремле, но после преодоления Смуты баланс сил начал складываться в пользу России. И все же все эти столкновения имели для России не судьбоносный характер, а скорее военный. Война могла быть сегодня выиграна, а завтра или через сто или двести лет можно было отыграться. Такие же и более драматические конфликты у России были и с соседями с востока. Это были войны за определенные территории, за подчинение одних властителей другим. Но не за душу народа.

Но абсолютно другой характер приобрели отношения России с Западом, когда на Западе возник совершенно новый тип общества, совершенно новый тип цивилизации. Его иногда называют капитализмом, но это чрезвычайно расплывчато и неопределенно. Целый ряд классиков исторической науки, таких как Эдуард Майер или Макс Вебер и другие, утверждают что все компоненты, из которых обычно складывается капитализм: капитал, рынок, наемные рабочие и массовое производство на экспорт, — все это существовало и в Вавилоне, в Риме и в других обществах. Самый наблюдательный исследователь этого особого общества, сложившегося на Западе, Зомбарт предлагает термин «высокоразвитый капитализм» и тоже это не точно отражает даже мысли самого Зомбарта, потому что так кажется, что есть некая естественная линия развития капитализма, в которой это высшая достигнутая точка. На самом деле вот эти компоненты, которые играют роль для капиталистического направления развития, могут складываться совершенно по-разному в разных типах общества. И то, что сложилось в Западной Европе — это был исключительный, самый радикальный тип этой реализации. Это было гораздо больше, чем чисто экономическая формация, в значительной мере и духовный склад. У него есть несколько основных компонентов, из которых он складывается.

Прежде всего, он основывается на протестантизме кальвинистского толка. Кальвин, как вам известно, учил, что Господь до Сотворения мира предопределил судьбы людей: одних к спасению, а других к погибели. И никакие людские дела не могут на Божественное решение повлиять. Но успех в мирской деятельности для человека является знаком, убеждающим и подтверждающим его веру в то, что он относится к числу избранных, как они называли себя, «святых». Только к ним эта идеология обращается. Для остальных она ничего сказать не может. Я выписал для вас отрывок из так называемого Вестминстерского исповедания, принятого пуританами, кальвинистами в Англии в разгар Английской революции в 1647 году:

«Бог решением Своим и для прославления величия Своего предопределил одних людей к вечной жизни, других присудил к вечной смерти. Тех людей, которые предопределены к вечной жизни, Бог еще до основания мира избрал для спасения во Христе и вечного блаженства из чистой, свободной милости и любви, а не потому, что это имеет предпосылку в их вере, добрых делах или любви. И угодно было Богу, по неисповедимому решению и воле Его, для возвышения власти Своей над творениями Своими лишить остальных людей милости Своей и предопределить их к бесчестию и гневу за грехи их, во славу Своей высокой справедливости».

Как учили кальвинистские теологи, Христос был распят только ради «святых», другие люди не имеют никакой части в этом событии. Мне кажется, что это уже нельзя рассматривать как ветвь христианства. Как, например, католицизм когда-то отделился от Православия, потом все еще больше и больше стал отделяться. От католицизма потом еще более радикально отделился протестантизм лютеранского толка. Мне кажется, это какое-то другое в принципе исповедание. И многие исследователи пишут, что у богословов-кальвинистов христология практически не развита, что они апеллируют в основном к авторитету Ветхого Завета.

Здесь имеется фантастическое соединение полной предопределенности: до сотворения мира судьба человека предопределена, одних к спасению, других к гибели. Они никак не могут на свою судьбу повлиять — это было бы кощунством, считать что человек может изменить Божественное решение. А с другой стороны, именно эта идеология вызвала колоссальный всплеск энергии, именно люди, ею вдохновленные, организовали Английскую революцию, создали промышленную революцию в Англии и промышленное и индустриальное общество, создали Соединенные Штаты.

Вот как это соединяется? Что тут есть какая-то загадка, они сами это понимали.

Один из их ранних проповедников — Коттон из Массачусетса, в самой первой колонии, которую они основали в Северной Америке, писал, что прилежание в мирских делах и чувство того, что ты мертв для мира — соединение этого есть некая тайна, недоступная никому, кроме тех, кто ее пережил. Чувство какой-то тайны здесь было, у них самих. Действительно это загадочное явление. Причем это не единственная в истории, тоже самое существует и в исламе. То же в Коране говорится, что Аллах предопределил судьбу и все поступки каждого человека. Казалось бы, это тоже должно лишать всякого стимула к активности в жизни и в тоже время породило невероятный выплеск энергии, когда какие-то племена, где-то на окраине тогдашнего цивилизованного мира, кочевавшие, разбили две сверхдержавы того времени. Византию и Персидское царство, дошли до Испании и покорили ее, и только во Франции были остановлены.

И третий раз в истории аналогичную ситуацию можно видеть, мне кажется, в марксизме. Тоже ведь все история определяется «железными законами». История предопределяется как естественно научный процесс, как полет ядра, выпущенного из пушки, который можно рассчитать и в тоже время происходит апелляция к чрезвычайному напряжению воли и она вызывает действительно отклик и колоссальный всплеск энергии.

Отец Сергий Булгаков на эту тему даже пошутил, он сказал, что социалисты предсказывают мировую революцию, как астрономы солнечное затмение. И для того чтобы организовать это солнечное затмение создают партию. Но для нас, для России главную роль играл не кальвинизм, и не Ислам, а марксизм, который колоссально повлиял на русскую историю ХХ века. И я дальше коснусь этой стороны, и этого загадочного соединения предопределенности и волевого усилия, именно в связи с марксизмом.

Я начал с того, что я сам прервал себя этой цитатой на том месте где я говорил, из каких компонентов складывается идеология возникшего на западе индустриального промышленного общества. Один компонент — протестантизм кальвинистского типа. Второй — это построение жизни на основе чистого рационализма, то, что потом стало называться «научным мировоззрением». И третье — это агрессивное, волевое отношение ко всему миру, как объекту для завоевания, как материалу для свободного своего творчества.

Причем не только отношение к странам или народам, но и ко всей природе. «Победить природу» это был тезис, высказанный когда только это общество начало складываться, Фрэнсисом Бэконом. То есть отношение к природе как к врагу, которого надо победить, и в войне подчинить, причем подчинить себе ради материального использования. Лозунг: «знание — сила» в моей молодости висел во всех школах и на трамваях. Он тоже принадлежит Бэкону и тоже сформулирован в 17 веке. Все это вместе создавало, конечно, психологию крайней агрессивной нетерпимости, когда всякая другая, иначе построенная цивилизация, другая точка зрения воспринималась как кощунство, как нарушение Божественной воли. И до сих пор в Соединенных Штатах, часто, когда переходят на более высокий тон, говорят о своей стране: страна Самого Бога, собственная страна Бога. То есть то, что препятствует осуществлению их тенденций препятствует воле Самого Бога. И в результате это приводило к интеллектуальному, духовному оправданию геноцида и часто выражалось как физический геноцид — уничтожению целых народов. Но в тоже время это была и чрезвычайная продуктивная цивилизация. Она привела к колоссальному накоплению научных знаний, которые немедленно превращались в технические приложения. И давала колоссальную сравнительно тем, что когда-нибудь было у человечества, власть над миром. К ХХ веку это сложилось в то, что сейчас называется «технологической цивилизацией». Принцип, которой являлся в постепенном вытеснении всюду природных элементов техникой. Как сказал один немецкий социолог: цель западного прогресса это уничтожить природу, и заменить ее искусственной природой-техникой. И как частный случай взаимоотношения между природным и искусственным здесь происходил конфликт между городом и деревней. Эта цивилизация основана была на уничтожении крестьянской жизни и в каком-то смысле она была духовно с ней несовместима. В Англии началось развитие этого общества, с того, что крестьян массами сгоняли с их земель. Они толпами наполняли в виде бродяг всю Англию. Чтобы сдержать толпы этих людей, правительство издавало жесточайшие законы против бродяг: их клеймили, вешали, еще в начале этого процесса в 16 веке, в первой его половине. Точно говорить сложно, но по-видимому десятки тысяч человек были казнены, таких крестьян обращенных в бродяг.

И вопрос с которым столкнулась Россия при возникновении вот такого нового совершенно уклада он стоял перед всем миром: как относиться к этой новой цивилизации, в аксиомах, основных принципах которой была заложена тенденция власти над всем миром. Покориться ей или нет? Причем речь шла вовсе не о властвовании старомодном, когда речь сводилась к обложению данью. А именно навязывание всего своего духа или превращение в питательный материал. На этот вопрос Россия должна была дать ответ. И она вырабатывала, нащупывала этот ответ в течении всех трех последних веков.

Тут я могу сослаться на концепцию английского историка Арнольда Тойнби, в громадном произведении под названием «Постижение истории», из 12 томов, которое он писал несколько десятилетий подряд, постепенно издавал. Он ставит такой вопрос: что является движущей силой истории? Экономический принцип, как утверждает марксизм или движение, интеллектуальное развитие каких-то концепций, как говорят просветители или религиозные течения. У него своя точка зрения. Он считает, что история движется тем, что каждое общество сталкивается с каким-то вызовом и должно дать ответ на этот вызов. Эта его концепция «вызова и ответа» которые и есть движущая сила истории. Например, для спартанцев вызовом была жизнь среди населения гораздо более многочисленного ими покоренного. А ответ формировался в создании чисто мужского военного общества, в котором были подавлены семейные связи, где жизнь проходила в чисто мужских союзах с совместной едой, дети воспитывались в военизированных бандах молодежи. Где был чрезвычайно высок культ мужества, силы и самопожертвования ради общества.

А для эскимосов вызов заключался в жизни в арктических условиях, а ответ заключался особого образа жизни, связанном со строительством жилищ из льда, одежды из шкур, охоты на крупных животных, живущих в арктически водах и т.д. С такой точки зрения можно сказать, что последние триста лет Россия жила вырабатывая ответ на вызов западной цивилизации.

Какой же она выработала ответ? Конечно, в каком то смысле вызов относился ко всем другим народам не входившим непосредственно в эту западную цивилизацию или вошедших туда не сразу. И ответ вырабатывался разный и важно сравнить, чтобы понять, то как Россия на это реагировала. Важно сравнить с другими имевшими место вариантами. Центром, в котором сложилась западная цивилизация была Англия. Франция пыталась в конце 18 века, по-видимому наметить свой путь развития, основывающийся на таких же элементах капитализма, но в другом направлении. Но она была разбита Англией в нескольких войнах, потеряла свои американские и индийские колонии и в результате пережила серию катастроф, начиная с революции XVIII века. В результате она в конце концов приняла этот тип жизни, но уже в качестве не одного из лидеров, а в качестве, в некотором смысле второсортной державы. Примерно такая же судьба была и у Германии — роль революционного взрыва там играл национал-социализм. И вообще фашизм в Италии, Испании, Португалии, Австрии — это была форма несогласия, протеста этих стран, против наступающих на них западной, по существу, англосаксонской цивилизации, но окончилось это для всех западноевропейских стран полным включением в круг этой цивилизации, и принятием их основных принципов. Противоположный пример можно наблюдать в Северной Америке. Ее населял громадный народ североамериканских индейцев, не менее миллиона составлявший, сейчас называются разные цифры, вплоть до 8 миллионов. С очень своеобразной, глубокой развитой идеологией, мифологией, которая ставила и давала ответы на фундаментальные вопросы бытия: о происхождении мира, человека, смысле жизни. Со своими этическими нормами, с очень развитым представлением о чести, гордости, мужестве. И он полностью не принял эту западную цивилизацию, принесенную туда английскими переселенцами. И в результате оказался просто уничтоженным. Против индейцев вели войны, за их головы назначались цены. За скальп индейца англичане назначали цены: за мужской 5 долларов, за женский 3, а за детский 2. Индейцам подбрасывали муку зараженную чумой или оспой. И в результате нескольких веков борьбы они как народ перестали существовать. И конечно, в этом колоссальную роль, для английских переселенцев играло их кальвинистская идеология. Избранности их, согласно которой индейцы — это был народ не имевший права на существование. Своим существованием, как бы оскорбляющим Божественный Промысел. Это много раз у них формулировалось — сравнение людей с дикими животными. Например говорилось, что договор заключенный с индейцами, дикарями ни к чему не обязывает человека, как если бы он заключил договор с дикими животными.

В этом спектре возможных ответов на вызов западной цивилизации Россия выработала или пыталась выработать или пытается до сих пор свой собственный третий путь. Он заключается в том, чтобы усвоить некоторые продукты западной цивилизации, не теряя своей индивидуальности. Ну точно так же, как выучить немецкий или китайский язык, не становясь немцем или китайцем. Этот путь и развивался начиная с Петровских времен или даже немного раньше. Он далеко не был бесконфликтным и безболезненным для России. Он привел к расколу народа при котором высший образованный слой усвоил стиль жизни и мышления другой, чем остальная, большая часть народа, но все же он обеспечил стране 200 лет устойчивого развития, страна достигла своих естественных географических пределов, и избегла участи Индии или Китая, и в тоже время была создана великая русская культура XIX века. Но можно спросить: в чем же я вижу доказательства того, что Россия сохранила свою национальную идентичность?

Мне кажется, есть несколько четких, безусловных признаков. Во-первых, то, что она осталась православной, во-вторых то, что она осталась монархией, в-третьих она сохранила свое отношение к крестьянству и деревне. Принципиально противоположное тому, на котором основывалась западная цивилизация. И в ХХ век Россия вступила крестьянской страной, где 4/5, больше 80 процентов населения были крестьяне. И это был не стихийный процесс, это было сознательное устремление русской мысли, начиная с реформ 1861 года. Именно община и была тогда сохранена с этой целью, как тогда формулировалось, чтобы препятствовать пролетаризации деревни, т.е. сгону крестьян с земли — превращению их в пролетариев. После этого, когда стало понятно, что община ограничивает в какой-то мере развитие крестьянского хозяйства, начались разрабатываться проекты реформ. Прежде всего министром, самым может быть влиятельным министром Александра III, Бунге, потом Витте был долгое время во главе комиссии, которая разрабатывала систему реформ, и наконец она была реализована Столыпиным, т.е. с 1861 до 1907 года. Это была систематическая деятельность, по крайней мере, с одной целью. Можно сказать, что эти попытки были в разной степени энергичными, волевыми, действенными, но они все имели одну и ту же цель, одну и ту же ориентацию. Хотя, конечно, попытки реформ происходили слишком медленно и боязливо, что и сказалось в революции.

И наконец, я перечисляю пункты, по которым можно утверждать, что Россия не пошла по западному пути, последнее свидетельство — самого Запада, Запад всегда в течении XIX и XX века воспринимал Россию как нечто, себе чуждое и даже враждебное. От либералов до крайних революционеров. Для либералов Россия была препятствием на пути к прогрессу, для революционеров на пути к революции. От Маркиза де Крустина до Маркса и Энгельса. Маркс и Энгельс писали: «сентиментальным фразам о братстве обращенные к нам от имени контрреволюционных наций Европы (хочу обратить внимание на поразительный термин «контрреволюционные нации» — т.е. классовый подход, который является столь фундаментальным для их идеологии, в этом пункте даже отбрасывается). Так вот: в ответ на эти призывы мы отвечаем: ненависть к русским была и продолжает еще быть для немцев их первой революционной страстью».

Данилевский в книге, о которой буду подробно говорить позже, писал, что вешатели, кинжальщики, поджигатели становятся героями, коль скоро их гнусные поступки обращены против России. И так продолжалось вплоть до Первой Мировой Войны, когда в парламентах Франции и Англии правительство вынуждено было защищаться от упреков, что оно находится в союзе с «деспотической Россией», в то время как эти страны были бы раздавлены немцами, если бы не было пожертвовано больше миллиона жизней русских солдат. Вся острота противостояния Западу связана с тем, что он обладал колоссальной мощностью силами. Разного типа: прежде всего материального, в виде техники, развивавшейся с совершенно фантастической быстротой. Затем четкой и рационально сконструированной социальной организацией, и может быть наиболее действенной его идеологией. Самым мощным идеологическим оружием Запада была концепция прогресса. Идея о том, что история вся движется в одном направлении куда-то «к лучшему». Эта концепция сделалась настолько общепризнанной, общепринятой, что можно даже спросить: а как же иначе можно воспринимать историю? Разве это не само собой очевидно? Кажется, что это свойство человеческого мышления, по-другому и нельзя мыслить. Это совсем не так. Существовали очень устойчивые и совершенно другого типа взгляды на историю. Например, как на циклически процесс, который повторяется тысячелетиями. Возвращаясь назад через несколько тысяч лет. Его придерживались, такие известные люди как Макавели или Вико вплоть до 17 века. Или точка зрения упадка: известно, что когда-то существовал золотой век, потом худший-серебрянный, потом медный, и теперь мы живем в железном веке. Такого взгляда придерживалась практически вся античность, основные ее мыслители. И возникла она очень рано, например в поэме «Работа и дни» греческого поэта Гесиода, написанной по-видимому в 7 веке до Рождения Христова. Тогда философию излагали стихами, вот отрывок:

Ну и наконец он переходит к собственным его современникам и говорит:

Вот яркий пример концепции антипрогресса. Но вы спросите в чем же разница между двумя концепциями? И та, и другая исходят из того, что видит в истории осуществление некой единой тенденции. Только оценочный характерами носят разный. Одни считают, что движется к лучшему, другие считают, к что худшему. Но, когда Гесиод говорит, в каком смысле жизнь становится хуже, то можно ему верить или нет, но то, что он говорит понять вполне можно. Сначала люди жили долго, были здоровыми, со спокойной совестью, потом возникли между ними раздоры, они перестали понимать друг друга. Стали болеть и рано умирать. А вот в чем же точка зрения прогресса в собственном смысле? Жизнь становится лучше, это точка зрения в высшей степени неопределенная. Все зависит от оценки. Если мы оцениваем по количеству киловатт/часов вырабатываемых обществом, то оценка будет одна. А если оценивать, свежий ли, чистый ли воздух — оценка будет другая.

С чьей точки зрения мы смотрим? Если с точки зрения английских переселенцев в Америку, оценка будет одна. Если с точки зрения аборигенов, индейцев, оценка будет другая. И разгадка чрезвычайно простая: где ни это так прямо не формулируется, но всем изложением подсказывается такой взгляд, что хорошим, благом является то, что приближает к современному западному обществу. Т.е. эта концепция является прокламацией того, что это общество является идеальным человеческим состоянием, к которому закономерно все человечество движется. Только на этом пути возникают концепции передовых и отсталых наций.

Значит нужно предположить, что история движется по одной какой-то линии, причем в одну и ту же сторону. И одни нации ушли дальше, другие от них отстали. Конечно тогда мы можем сказать: вот эти передовые, а эти отсталые. Но если бы они двигались в плоскости в разные стороны, то, ясно, что эти оценки были бы бессмысленны. Вот в этом весь смысл всей прогресса. И приняв такую концепцию, такую идеологию народ становится духовным рабом стран западной цивилизации. Это идеология вырабатывалась долго, вероятно, начиная с гегелевской системы. И вопрос был основоположный для существования каждого народа: как глядеть на историю? Иначе говоря, какое место себе в ней определить.

И вот опровержение этой концепции прогресса и формулировка альтернативной точки зрения произошла в России, в книге Данилевского в «Россия и Европа», изданной в 1869 году. Мне, кажется в ней есть вещи совершенно основоположные для понимания истории.

Одна из первых глав так и начинается с вопроса, который мы обсужали. «Почему Европа враждебна России?». Он приводит ряд конкретных, очень ярких и поразительных примеров, когда Европа по отношению к России и европейским странам применяет, то что сейчас называется «двойной стандарт». Более того, Европа готова идти на какие-то для себя потери, если эти действия каким-то образом повредят России. И дает ответ: откуда это загадочное явление? Какая причина? «Европа не признает нас своими, она видит в России и в славянах вообще нечто ей чуждое, а вместе такое, что не может ей служить простым материалом, который можно было бы формировать и отделывать по образу своему и подобию. Как ни рыхл, ни мягок сказался верхний, выветрившийся слой, все же Европа понимает, или точнее сказать интуитивно чувствует, что под этой поверхностью лежит крепкое, твердое ядро, которое не растолочь, не размолотить, не растворить и следовательно нельзя будет себе ассимилировать, превратить в свою плоть и кровь, которое имеет силу и притязания жить своей самобытной, независимой жизнью».

После этого он ставит и вопрос: а какой же смысл этого противостояния в аспекте истории? И говорит, что единая тенденция, проходящая через всю историю является чистой фикцией. История с его точки зрения развивается как история отдельных цивилизаций. Или как он говорит культурно-исторических типов, каждый из которых живет как целостный организм: имеет эпоху рождения, молодости, расцвета сил, упадка и гибели.

Сейчас наибольшую силу имеет один такой тип, как он называет романо-германский или европейский, и концепция единого прогресса есть всего лишь идеологическое оружие, прокламирующее его право на власть над всем миром. И вот он формулирует чрезвычайно глубокую и красивую точку зрения на историю: «прогресс состоит вовсе не в том, чтобы идти все время в одном направлении, а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества во всех направлениях», т.е. такая картина истории, укладывающееся в одну линию, говоря математическим языком, одномерная, заменяется гораздо более богатой картиной, многомерной, движением идет по какому-то полю, в плоскости или может в пространстве.

Книга содержит две идеи: одна фундаментальная, которую я сформулировал, о культурно-исторических типах. Эта идея при жизни Данилевского не получила признания, но потом получила колоссальную известность, когда совершенно независимо немецким автором Шпенглером было изложена в книге «Закат Европы», появившейся сразу после конца Первой Мировой Войны. Шпенглер ни разу не упоминает Данилевского, и может быть, как немец, и правда о нем не знал. Позже же раз была развита такая же концепция, Тойнби, на которого я ссылался. Он гораздо многообразней развивает ту концепцию, больше различных цивилизаций насчитывает чем Данилевский, более многосторонне оценивает возможнее их взаимодействие. Однако принцип тот же самый. И он ссылается на Данилевского, но мне кажется совершенно недостаточно, не как человека, который первый высказал идею, которую он потом разрабатывал, а как на одного из людей, которые тоже на эту тему писали.

Я хочу сделать предупреждение, что в книге Данилевского есть и вторая идея, которую видимо история еще не подтвердила, по крайней мере в таком четком виде, в каком он ее формулирует. И благодаря этому она удобно используется для опровержения книги в целом. Их не в коей мере не следует смешивать. Вторая идея заключается в том, что на смену германо-романскому типу приходит новый культурно-исторический тип — славянский, и будущее принадлежит громадному славянскому союзу, центром, которого будет Россия, а столица в Константинополе. Это уже и при жизни Данилевского указывали, например Леонтьев, что например, поляки хоть и славяне гораздо ближе Западу. Скорее являются орудием западной цивилизации против России. Точно также и чехи ближе к Западу, чем к России. И может быть, наше время показывает, что возможна некая корректировка этой точки зрения. Некоторую общность и близость можно видеть может быть в славянско-православных странах. Например в Сербии. Страшное ожесточение, война была, даже не между славянскими народами, а между тремя ветвями одного и того же сербского народа: сербами, хорватами и боснийцами. Только потому, что они приняли все три разные религии: православие, католицизм и ислам. И вот мне кажется, что точка зрения Данилевского дает правильный исходный пункт для оценки того, что происходило в России, и происходит может быть даже до сих пор. И с чем Россия пришла к ХХ веку.

Это действительно было противостояние двух цивилизаций, причем Россия пошла по пути не полного отрицания, не закрывания глаз, завешивания всех окон. Принятие продуктов западной цивилизации, которые не разрушают ее национальную идентичность. И может быть благодаря этому, в России действовали как бы силы противоположного толка. И приводили к конфликтам, и эти конфликты мы наблюдаем.

Положение в России в начале ХХ века было такое: это была крестьянская страна. Больше 80% населения были крестьяне. Это была страна с колоссальным ростом населения. В этом смысле очень здоровая. Я думаю, что из всех вообще стран, которые обладали статистикой, в России был самый быстрый рост населения. В то же время Россия, будучи крестьянской страной, входила в пятерку наиболее развитых промышленных стран. Она имела один из самых устойчивых в мире годовых бюджетов. Промышленность росла и значительно в том направлении, которое нужно было деревне. Например, за лет так 20 до войны вдвое увеличилось потребление сахара, потребление кровельного железа. Все то, что нужно было деревне. Или увеличились примерно вдвое крестьянские взносы в сберегательные кассы. Но с другой стороны, все время слышатся жалобы крестьян на безземелье, и явно объективные жалобы, потому что при небольшом неурожае уже начиналось голодание, и крестьянские волнения, которые начались еще с 1902 года. А в тоже время средний урожай в России был в два-три раза меньше, чем во Франции, Англии, Германии, хотя в среднем почвы были гораздо лучше. То есть причина заключалась, очевидно, в том, что само сельское хозяйство было менее интенсивно. Но большая интенсификация сельского хозяйства требовала развития промышленности и роста городов, хотя этого можно было достигнуть не тем путем, не теми темпами которыми это когда-то произошло в Англии или происходило на западе.

Действительно проводилась очень большая деятельность для поддержки и оздоровления деревни. Например, начиная с эпохи столыпинских реформ, был активизирован очень сильно Кретьянский банк, который большие ссуды давал крестьянам для покупки земли и улучшения хозяйства. Громадного развития достигла кооперация при которой крестьяне кооперировались по тому или иному виду деятельности, в основном не связанному с непосредственно с производством. Например, по трепке льна, такой был Ленцентр, который был мировым монополистом по продаже льна. Или по сбиванию масла из сметаны, такой же был и Маслоцентр, тоже практически монопольно владевший рынком европейским. По закупке сельскохозяйственных товаров, по продаже и хранению урожая, по получению кредитов и так далее.

Один из крупнейших экономистов того времени, Туган-Барановский, уверяет, что Россия по уровню охвата кооперацией стояла на первом месте в мире, но другие говорят, что не на первом, на втором после Германии. Но во всяком случае, кооперация была колоссально развита. Если считать вместе с членами семейства, то кооперацией было охвачено больше половины сельского населения. Также все время совершенствовалось рабочее законодательство. Юридическое положение рабочих России было лучше, чем рабочих США и Франции.

Но изменения эти все время не поспевали за требованиями жизни. И произошло то, что часто по-видимому происходит в истории. Верхний, образованный слой как бы не выдержал испытание своей властью, своим привилегированным положением. И начало можно видеть гораздо раньше, в том, что освобождение дворян от их обязанностей, так называемое провозглашение «Дворянских вольностей» произошло почти ровно на сто лет раньше, чем освобождение крестьян от их крепостной зависимости. И когда произошло провозглашение дворянских вольностей, то крестьяне стали ждать что за этим должно произойти освобождение крестьян, а когда оно не произошло, то это вылилось в пугачевское движение. Так, по крайней мере, его причину толкует Ключевский, да и другие историки.

И мне кажется, что с этого момента и началось проникновение в Россию этой западной концепции. Концепции прогресса, разделение стран на передовые и отсталые, причем Россия оказывалась именно отсталой страной. Это как бы оправдывало такое пренебрежительное, если угодно эксплуататорское отношение к этой стране. То есть произошел в рамках высшего, образованного слоя, в самом широком смысле слова: дворянство, интеллигенция и т.д. произошел некий раскол. Выделилось это движение западников, которое при противостоянии России и Запада, как бы оказывалось союзником не России, а Запада вплоть иногда до парадоксальных, крайних примеров. Например, когда посылалось в оздоровительный центр поздравление Японскому императору, в связи с победой японского флота над русским при Цусиме. И Данилевский еще пишет: «взгляд на Россию, как на весьма трудно преодолимое препятствие, к развитию и распространению «настоящей» человеческой, т.е. европейской цивилизации. Этот взгляд в сущности распространен между корифеями нашего общества. С такой точки зрения становится понятным, да и не только понятным, но и в некотором смысле законным и пожалуй благородным сочувствие и стремление ко всему, что клонится к ослаблению русского начала на окраинах России».

А Розанов писал уже в 1911 году: дело было вовсе не в славянофильстве и западничестве. Это цензурные и удобные термины, покрывающие далеко не столь невинное явление. Шло дело о нашем Отечестве, которое целым рядом знаменитых писателей указывалось понимать как злейшего врага некоторого просвещения и культуры. И шло дело о Христианстве и Церкви, которое указывалось понимать как заслон мрака, темноты и невежества, заслон и в сущности своей ошибку истории, суеверие, пережиток, то чего нет. (И надо заметить, что в том, что касается Христианства и Церкви эта характеристика в очень в значительной степени относится к произведениям самого Розанова. И в этом и отражается двойственность жизни России в дореволюционную эпоху.) Дальше он очень ярко описывает западнический взгляд: «Россия не содержит в себе никакого здорового и ценного зерна. России собственно нет, она кажется. Это ужасный кошмар, фантом, который давит душу всех просвещенных людей. От этого кошмара мы бежим заграницу, иммигрируем, если и соглашаемся оставить себя в России, ради того единственно, что находимся в полной уверенности, что скоро этого фантома не будет и его рассеем мы».

Впрочем, как и во многих случаях, Пушкин намного раньше и намного короче эту мысль сформулировал:

Т.е. образовался в русском образованном ведущем слое общества как бы авангард, заброшенный западом в Россию. И всю историю того времени и невозможно понять иначе, если не рассматривать ее по Данилевскому, как некоторую борьбу, столкновение цивилизаций. Россия была препятствием на пути, но вовсе не трудноопределимого прогресса, а на пути западной цивилизации. И это только может объяснить тот загадочный факт, что русская революция в течении всей своей подготовки, развития, финансировалась банкирами, в основном западными, но так же находившимися в России. Хотя логически это казалось очевидным: а кто другой кроме банкиров может финансировать чтобы то ни было, только у них деньги? И как может революция развиваться без финансирования? Кто-то сказал, что для революции нужно три вещи: во-первых деньги, во-вторых деньги и в-третьих тоже деньги. Но это подтверждается не только логикой, а целым рядом поразительных фактов, впоследствии, выплывших наружу. Например, американский банкир Шиф, который в разговоре с Витте заявил, что если евреям не будет предоставлено равноправия в России, то мы тогда произведем революцию, которая утвердит республику, которая даст это равноправие. И финансировал, как и революцию, так и революционную деятельность среди русских пленных в Японии во время войны. Или существует такая книга на эту тему. Ее написал Сеттон, это книга американского историка по материалам госдепартамента, которые через пятьдесят лет рассекречиваются автоматически. И вот он поразительные материалы опубликовал, книга переведена на русский язык и издана Михаилом Назаровым. Она называется «Уолл-стрит и большевистская революция» и показывает, например, что очень скоро после большевистского переворота один очень крупный американский финансист в Петрограде перевел правительству миллион долларов (а он был представителем банка Моргана). То есть целый ряд американских банков финансировали таким образом революцию и после революции утвердившееся правительство. У Советской России не было тогда представительства, потому что она не была признана западными странами. Но они организовывали некое неофициальное представительство через которое оказывали давление на свои правительства ради того, чтобы они оказывали помощь большевистскому. Или был такой факт. Был старый большевик Валентинов, участвовавший в большевистской партии в период ее возникновения, а потом отошедший. Он написал очень яркие воспоминания и говорит, что он работал в Киеве, где-то в начале века и деньги шли от Бродского, миллионера киевского, который, как он говорит, «был великий революционер». Как это банкир может быть великим революционером? Эта загадка может быть разрешена на этом пути, если смотреть на все это противостояние как на средство разрушить цивилизацию, которая была препятствием для западной цивилизации, тогда это становится понятным.

Вот эти силы и обеспечили победу революции, причем на обоих ее этапах, на Февральском и на Октябрьском. Я хочу обратить ваше внимание, на то, что в Революции и в Февральской и в Октябрьской победило «западническое» направление. Что касается Февральской Революции, то тут уже никаких сомнений нет, с этим согласны были и ее руководители. Все руководители оппозиции в Думе и те, кто были во Временном Правительстве исходили из такой точки зрения прогресса, по которой Россия оказывалась отсталой страной, будущее ее зависело от того, что она будет догонять или копировать западные страны, перенимая их государственную систему, основанную на прямом, равном, тайном и общем голосовании, так называемая тогда «четыреххвостке».

На парламентской системе, основанной на борьбе партий, на власти парламента утверждать правительство и т.д.

Они и сами прокламировали, что они западники. Но и те большевики, которые пришли к власти в Октябрьской Революции они тоже были западниками, потому что марксизм конечно был чисто западным течением, только радикальным западническим течением. Марксизм прежде всего исходил из той же самой концепции прогресса, которая только в нем формулировалась как смена разных экономических формаций. Пять их было или шесть — это вопрос сейчас ни для кого не звучащий. В любом случае марксизм исходил именно из концепции прогресса, в свете которой Россия оказывалась отсталой страной. Так считали не только Маркс или немецкие социал-демократы, так считал и Ленин, даже уже после Октябрьской революции он писал, что да, у нас произошла социалистическая революция и вот в этом смысле мы временно оказались передовой страной, но через несколько месяцев уже безусловно произойдет революция в Европе и мы тогда уже опять окажемся отсталой, только в другом, социалистическом смысле страной.

Марксизм, будучи именно западным течением, впитал в себя внутреннюю враждебность к России. Например, Маркс писал, что «не в суровом героизме норманнской эпохи, а в кровавой трясине монгольского рабства зародилась Москва. А современная Россия является ничем иным, как преобразованной Московией». Причем эти высказывания Маркса были настолько яркими, что их даже не печатали в собрании сочинений Маркса.

Координальную близость к западной цивилизации можно видеть в марксизме, в его отношении к крестьянству. Согласно их основным принципам, в «Коммунистическом Манифесте» можно прочитать, что «общество все более раскалывается на два больших враждебных» лагеря, на два больших стоящих друг против друга класса: буржуазию и пролетариат. То есть крестьянству в этой картине вообще не остается места. Схема марксизма современная разворачивается, только тогда, когда крестьянства нет, когда оно частью превратилась в пролетариев, а частью в мелкую буржуазию. Это соответствует и взгляду западной цивилизации — крестьянство там фактически уничтожается, и даже рассматривается как посторонний элемент. Занятие сельским хозяйством играет роль такую же как работа с опасными, радиоактивными материалами. Например, в Соединенных Штатах на земле заняты 3-4 процента населения, но это неверно, что такая часть усилий на это тратится: от 25 до 30 процентов экономики работает на сельское хозяйство — машиностроительная промышленность, химическая промышленность и т.д. Но от этого «опасного» контакта с природой максимальное количество людей защищено. И также написано в «Коммунистическом Манифесте», что первые меры, которые должны быть приняты после прихода к власти, после осуществления пролетарской революции — это создание трудовых армий, причем особенно, в деревне, это в точности тот рецепт, который был у нас осуществлен. Были созданы трудармии Троцкого.

И крестьянство во всем марксизме воспринималось, как враждебная помеха. Во-первых, и Маркс, и все его последователи указывали вплоть до Ленина, что неудачи всех попыток пролетарской революции, которые были раньше, включая Парижскую Коммуну, были связаны с предательством «сельской буржуазии», т.е. подразумевалось предательства крестьянства. И в принципе, это бы не укладывающийся в логику класс. Есть письмо Маркса, в котором он называет крестьянство, «неправильным» или «неудобным» классом.

Какие эпитеты Маркс и Энгельс употребляют по отношению к крестьянству? Это «варвары среди цивилизации», «это варварская раса», «это озорная шутка всемирной истории», «непонятный иероглиф для цивилизованного мира», говорится об «идиотизме деревенской жизни» и т.д.

С этой и других точек зрения марксизм является чисто западнической теорией. И только является радикальной веткой идеологии западной цивилизации. Когда он творился активно, то имелось в виду, что в будущем он победит, как революция в наиболее развитой стране — это в Англии. Когда Чартистское движение не привело к революции, то стали думать о революции в Германии, в Германии не удалась, тогда революция во Франции — Парижская коммуна. И когда она не удалась, тогда были действительно у Маркса, с отчаяния попытки увидеть начало революционной деятельности в России. Но не как не связанные ни в какой единый взгляд. Таким образом, революция — это был один из этапов противостояния двух цивилизаций: одной, складывающейся в России, и другой, западной цивилизации.

[1]  [2]  [3]