О делании умном и... безумном
Подводные камни и искушения на путях православной умно-молитвенной традиции
|
|
Инок Всеволод (Филипьев)
|
Святая Православная Церковь, устами богоглаголевых отцов, стяжавших дар рассуждения, учит своих чад, что основанием стяжания благодати Божией является умное делание христианина, сущность коего сводится к непрестанной покаянной молитве (Иисусовой) и хранению ума от нечистых помыслов. Сие учение, заповеданное Самим Божественным Спасителем, сохранено и живо в лоне Православной Церкви даже до сего дня. Милостью Божией Российская Православная Церковь подарила миру целый сонм святых отцов-исихастов, подвизавшихся на ниве трезвения и непрестанной молитвы. Вселенская Церковь высоко ценит молитвенный подвиг таких наших отечественных святых, как преподобные Сергий Радонежский, Нил Сорский, Паисий Величковский, старцы оптинские и многие другие подвижники.
Благодаря им верные имеют живой и близкий пример умного делания, который воодушевляет со смирением и сознанием собственной немощи взяться за спасительный труд Иисусовой молитвы и трезвения. Но не всегда одинаковым было отношение к святоотеческому учению об умном делании. История знала периоды, когда сие делание претерпевало гонения, как от внешних, так и от лжебратий. Часто нападки на умное делание и на исихастов строились по следующей схеме. Сначала в церковной или околоцерковной среде возникало лжеучение, внешне похожее на исихазм, но по сути чуждое ему. Оно вызывало ответное действие со стороны лиц, которые, будучи неискусными в умном делании, не могли отличить истины от лжи и уподоблялись тем безумцам, которые, стремясь покончить с плевелами, уничтожали и плодоносные колосья.
Так, на востоке, в начале XIV века еретики-богомилы, восходящие в своих заблуждениях к лжеучению мессалианства, призывали «к молитве ради молитвы», неверно полагая, что непрестанная молитва (сама по себе) способна приводить и удерживать в благодатном состоянии. Они пренебрегали ради такой псевдомолитвы не только всем христианским укладом жизни, освященным Церковью, но даже канонами и догматами. Философ Варлаам, ополчившись против ереси богомильства, безрассудно обвинил в ней вообще всех исихастов, якобы усмотрев у последних черты богомильства и мессалианства. В то время как истинная мудрость состояла в том, чтобы, отвергнув богомильскую ересь, вместе с этим не превратиться в противника святоотеческого предания. Каковую мудрость и проявил свт. Григорий Палама, защитивший от нападок Божественное учение об умном делании и доказавший его глубокую православность.
Однако и в наше время ветер лжесловия и суемудрия тщится поколебать живящий огонь и задуть лампаду умного делания. Лукавый враг, не имея возможности отрицать исихазм как таковой, стремится выхолостить его Божественное содержание, отдав святыню псам, пытаясь сделать сие сокровенное искусство общим достоянием постхристианского, развращенного и разлагающегося мира. Так, уже в первой половине XIX века мы встречаем в среде инославных проявление интереса к традиции умного делания. А в настоящее время этот интерес перерос уже в модное и поголовное увлечение, вписывающееся в псевдодуховный «ренессанс», не имеющий ничего общего с духом истинного христианства. В Америке, Европе, России проходят бесконечные богословские конференции, семинары и съезды, посвященные исихазму, аскетизму и старчеству. Наверное, иные возразят: «Ведь люди пытаются приобщиться к православной духовности, что же в этом плохого?» Чтобы разобраться, плохо сие или хорошо, познакомимся поближе с одним из постоянных мест таких встреч и с участниками этих мероприятий.
Зачастую подобные встречи окутаны ореолом загадочности, что сразу же должно насторожить христианина, трезвящегося по-настоящему, а не ради моды. Так и в нашем случае место выбрано очаровывающее. Вот как начинает свой рассказ один из очевидцев: «Уже от нескольких людей в России и в Италии я слышал почти былинную историю о том, что где-то в Альпах, в каком-то монастыре, раз в год со всего христианского мира собираются люди для чествования русских святых...» (все цитаты о встрече взяты из газеты «Русская мысль», 9–15 ноября 1995 г.). Начало многообещающее, но вот первое недоразумение: монастырь-то, оказывается, римо-католический... Оставив пока без внимания сию подробность, познакомимся с участниками этих ежегодных чествований. Итак, в альпийское местечко Бозе, где и находится монастырь, на чествование, посвященное преп. Паисию Величковскому, в 1995 году съехались для общего «богомыслия и молитвы» «греческие епископы, итальянские кардиналы, монашествующие из Румынии, Швейцарии, Бельгии, Калифорнии, Костромы, священнослужители Москвы, Рима, Милана, патрологи, литургисты, экклезиологи, архивисты, русисты разных толков».
Естественно, что у выступающих докладчиков не сходили с уст слова о духовности, внутреннем делании, старчестве. Единомыслие участников съезда подкреплялось общей молитвой. Очевидец восторженно свидетельствует: «Научные сообщения... гармонично перемежались с богослужениями». Да, но ведь среди участников было множество православных, ведь это строго воспрещено церковными канонами... И вот тут-то выясняется, что ради этого самого запрещенного молитвенного опыта и съехались сюда экуменисты различных конфессий. Тем паче что некоторые официальные представители Православной Церкви прислали участникам съезда свои благословения и приветствия. Так, Константинопольский патриарх Варфоломей в своем послании, поддерживая участников, указал, что «истинный дух христианства... не зная церковных... границ, расширяет по-настоящему экуменическое пространство, обнимает всех». А один видный русский православный иерарх заявил, что «подобные конференции... наполняют реальным содержанием понятие «церкви-сестры» (то есть он считает сестрой папистскую церковь, которую святые отцы прямо называли — еретической).
Таким образом, честному православному наблюдателю становится очевидно, что все разговоры об исихазме лишь ширма, за которой скрыта иная цель. Эта цель — соединение православных с еретиками без покаяния последних. Экуменисты давно уже поняли, что искать единства на путях богословского диспута бессмысленно: слишком велика сия пропасть. Поэтому их стратегия переменилась, ее суть раскрыл один из участников съезда в Бозе в следующих словах: «Соединение начинается в молитве и в осознании необходимости соединения. Богословские разговоры создали «технический» язык... такие же встречи, посвященные духовности и проходящие в молитвенном общении, очень помогают единству христиан» (возможно ли единство христиан вне Христовой Церкви?).
Итак, искусственность моды на православную святость, изучение коей призвано привести христиан к единству в лоне экуменической лжецеркви, вполне выяснена. В действительности это не более чем заказ определенных кругов... Но, помимо лукавых паяцев, на таких встречах, безусловно, большинство принадлежит все-таки людям откровенно заблуждающимся, хотя и искренне интересующимся православной традицией исихазма. О них-то и пойдет речь далее.
Немудрено, что инославные испытывают тягу к потерянной в их конфессиях традиции умного делания. Тем более что некоторая шелуха или следы прежнего присутствия исихазма у них имеются, хотя добрых плодов давно уже не видно. Например, у латинян большое распространение имеют четки розарий, а молитвенное правило, совершаемое по ним, можно было бы отнести к роду непрестанной молитвы, если судить по внешним признакам. Но при ближайшем рассмотрении бросается в глаза совершенно извращенный смысл латинского молитвенного делания. Например, в официально благословленном «Католическом Катехизисе» в разделе о молитве читаем: «Молитва есть возношение души к Богу, чтобы воздать ему славу, благодарить его за благодеяния и просить о благах, в которых мы нуждаемся». Далее с законнической точностью перечисляются различные виды молитвы, но нет ни слова о покаянии! (священник С. Тышкевич. Католический Катехизис. Харбин, 1935).
В противоположность латинскому взгляду, епископ Игнатий (Брянчанинов), обобщая святоотеческий опыт, писал, что «истинная молитва есть голос истинного покаяния. Когда молитва не одушевлена покаянием... тогда не благоволит о ней Бог» (СПб., 1905. Т. 2. С. 128).
Об умной молитве тот же «Католический Катехизис» сообщает, что в ней «главную роль играют ум и воля (что же, падшие ум и воля уже не нуждаются во врачевании покаянием? — Авт.): ум при помощи свыше проникает в божественные истины и приходит к соответствующим заключениям в... желании исправиться». Трудно представить себе более сухое и мертвое определение. Вот примерно тот скудный теоретический запас, с коим приступают римо-католики к умному деланию, наименованному православными подвижниками святым и Божественным таинством. Понятно, что с такими схоластически холодными убеждениями даже самый ревностный католик ничего не приобретет, кроме прелести. Устав от мертвящего рационализма катехизических установок, ревностный молитвенник начнет искать выхода на сомнительных путях неправославного мистицизма. Вот почему именно с прелестью в большинстве случаев мы, к сожалению, и встретимся при близком знакомстве с опытом поздних латинских мистиков. Мистическая экзальтация, замешенная на повышенной самооценке, ошибочное принятие душевно-психического опыта за духовно-откровенный, болезненная восторженность — вот чем подменено православное умно-молитвенное делание в латинстве.
Мы умышленно остановились здесь исключительно на римо-католическом представлении о молитвенном делании и его плодах, так как большинство прочих конфессий, отколовшихся уже от самого католицизма, только еще глубже забрели в дебри лжеучений в псевдодуховности.
Вообще, для западного мировоззрения характерно понимание православной традиции умного делания как некой «христианской йоги». К сожалению, такой взгляд встречается и у «православных» модернистов в их богословии. Не будем подробно обсуждать вышеупомянутую трактовку исихазма, укажем лишь на прямую противоположность умного делания и различных восточных йог.
Непрестанная Иисусова молитва, являющаяся сердцевиной исихазма, всецело обращена к Господу Иисусу Христу, в то время как любые виды языческой медитации обращены к идолам и через них — к бесам. Поэтому если сие и можно назвать деланием, то только сатанинским. Популярная ныне так называемая внерелигиозная медитация имеет ту же природу, ибо происходит от того же корня. Соответственно, итог таких упражнений и опытов всегда бывает трагичен. Вспоминается случай, свидетелем которого был автор этих строк, происшедший недавно в России с одним молодым православным музыкантом. Этот музыкант решил использовать Иисусову молитву как какую-то волшебную палочку, с помощью которой можно достичь новых высот в творчестве. С этой целью он занимался Иисусовой молитвой под музыку, а также вызывал в воображении разные образы и, как ему казалось, Божественные мелодии. Кончилось это тем, что юноша просто стал одержимым, ему начали являться бесы, всячески мучившие его (между прочим, часто бес появлялся под видом безбожницы Н.Крупской). Милостью Божией юноша осознал причину своей одержимости и, покаявшись, стал искать спасения в Церкви. Но финал мог быть и другим... А посему необходимо предостеречь тех наивных людей, которые, устремляясь в пасть дьявола, думают получить благодать Божию. Следует со всей ответственностью заявить им, что истинная православная традиция никогда не имела и не имеет ничего общего с нецерковной или лжехристианской мистикой. Безусловно, для апостасийного мышления, живущего туманной идеей некоего «всеединства», такой подход кажется узким и неудобоприятным. Но ведь Господь и не обещал любящим Его широкого пути. Конечно, если даже некоторые из учеников Христовых не могли вместить учения Его, говоря: «Какие странные слова! Кто может это слушать?» (Ин. 6, 60), то чего ожидать от современного мира, не желающего верить в то, что есть нечто недосягаемое для его извращенного и плотского восприятия. Однако для людей, стремящихся воспринять сердцем и разумом святоотеческую премудрость, евангельское учение во все времена живо, непреложно и истинно. В нем они черпают наставления для себя и для своих ближних.
Прислушаемся к голосу одного из достойнейших приверженцев святоотеческого пути — святителя Игнатия (Брянчанинова). Его нижеприводимые слова можно было бы назвать «золотым правилом» для имеющих дерзновение вступить на путь умного делания: «Желающий приступить к Богу и усвоиться Ему постоянным пребыванием в молитве, осмотрись! Исследуй тщательно твой образ мыслей: не заражен ли ты каким-нибудь лжеучением? В точности ли и без исключения последуешь учению Восточной Церкви, единой, истинной, святой, апостольской? (Требник, Последование исповедания). Если кто Церковь преслушает, сказал Господь ученику Своему, буди тебе якоже язычник и мытарь (Мф. 18, 17); чуждые Бога — враги Божии. Какое же может иметь значение молитва того, кто находится в состоянии отчуждения от Бога?» (т. 1, с. 67).
Задумаемся над этими богодухновенными словами. Они звучат предостережением не только неправославным, но и нам, православным христианам. Поставить отвлеченное молитвенное делание или абстрактное благочестие в независимое положение от церковной жизни есть еретическая тенденция. Такое заблуждение ведет к уверенности в том, что спастись можно якобы за усердную молитву, независимо от того, попраны догматы и святые каноны в той Церкви, где ты спасаешься, или нет. Сие преступное равнодушие есть залог погибели. А ведь святые отцы, перечисляя достоинства Иисусовой молитвы, указывали и на то, что она есть непрестанное исповедание веры во Христа. Как же можно заниматься молитвой-исповеданием и при этом закрывать глаза на явно апостасийные процессы!
Наш современник схимонах Никодим Карульский, подвизавшийся на Афоне и преуспевший в умном делании, рассказывал: «Ко мне пришел один немец... Искал, нашел меня. Просит: я хочу научиться по «Добротолюбию» Иисусовой молитве. А я говорю: ты не православный. Эта книжка для православных людей. А как ты будешь учиться Иисусовой молитве по «Добротолюбию», когда ты протестант? Тебе надо впредь православие принять, тогда о книге «Добротолюбие» разговаривать будем с тобой» («Непрестанно молитесь». Мюнхен, 1990). Вот практическое применение святоотеческого учения о том, кто может и кто не может приступать к сокровенному умному деланию.
На такой же строго православной позиции стояли и другие общепризнанные духовные мужи-аскеты Русской Церкви в XX веке.
Но есть и еще один важный момент духовного делания: делателям непрестанной молитвы необходимо постоянно трезвиться и смиряться, ибо даже принадлежность к истинной Церкви не спасает механически. Нужно помнить сие, дабы не впасть в фарисейское самообольщение.
Возлюбим же непрестанную молитву Иисусову, приступим к сему Божественному деланию, завещанному Спасителем всем христианам. Почитая себя за негодных учеников, поступим в сие «училище благочестия». Поверим преп. Исааку Сирину, этому столпу молитвенного делания, говорящему: «Иначе как непрестанной молитвой невозможно приблизиться к Богу» (Слово 69-е). Эта мысль, непостижимая плотским разумом, да станет для нас свечою путеводною.
Поревнуем же о спасении своих душ и очищении сердец, но так, чтобы наше умное делание не оказалось перед нелицеприятным судом Божиим деланием безумным. От чего да избавит нас всемилостивый Господь наш Иисус Христос.
Опубликовано: 11/11/2007