«Претерпевший до конца спасётся»

— Для больного ситуация, в общем, выглядит так: жить тяжело, больно, можно сказать, что жизнь — сплошное мучение. Пока эвтаназия не легализована у нас. Если возникнет возможность эвтаназии, возникнет вопрос: продолжать или не продолжать свою жизнь? Какие решения и аргументы вы предложите человеку?

— Конечно, я скажу, что продолжать.

Я же смотрю на смерть не как на окончание, а как на начало, прежде всего. И мне гораздо важнее то, что начинается, а не то, чем заканчивается. Для меня смерть это, прежде всего, встреча с Богом. И на эту встречу я могу прийти только тогда, когда Сам Господь меня на эту встречу позовет.

Если я явлюсь к Нему раньше времени, по своей инициативе, ничего хорошего меня не ждет. Человек, уходя из этой жизни, мучительной и болезненной, думает, что он избавляется от этих мук, совершенно не понимая того, что он ни от чего не избавляется, что жизнь не заканчивается смертью...

Если бы смерть была просто переходом в небытие, то и тогда я бы, конечно, был против эвтаназии, все равно. Но тогда у защитников ее, с моей точки зрения, была бы все-таки своя логика какая то: да, действительно, когда в жизни уже ничего не осталось, кроме страданий и мук, то зачем ее продолжать. Но если я верю в то, что это иллюзия, нет никакого небытия, никуда мне не деться, то у эвтаназии нет оправданий. Если я действительно верю в то, что моя жизнь в руках Божиих, и что ни единый волос не упадет с моей головы без Его воли, то я должен довериться Богу и в этом.

В конце концов, мы не приветствуем, когда люди молятся Богу: «Господи, забери меня, я уже не могу». Это тоже, наверное, не самая правильная молитва, но он все-таки признает за Богом право решать.

А потом, нельзя забывать, что страдания часто имеют искупительный характер, что страдания очищают человека от той неправды, которую он в этой жизни вольно или не вольно сделал. Так от чего я хочу его избавить, если я методом эвтаназии прекращаю его страдания?

Поэтому, когда мы видим, что человек мучительно и долго умирает, то у нас есть дерзновение надеяться, что эти страдания целительны. Даже при отсутствии у человека осознанного покаяния эти страдания могут вмениться ему как искупление, потому что, ну не наказывает Бог два раза за одно и то же.

Страдание очистительно само по себе, даже без особого покаяния, если человек, конечно, в этом страдании не стал проклинать и ненавидеть всех, а нес страдание мужественно. Я видел людей, очень тяжело страдающих и не очень церковных, которые эти страдания принимали так благородно и достойно.

Поэтому мне думается, что ни самому человеку, ни его родным и близким нельзя торопить тот момент, который только в руках Божиих. Смерть — это дело Божие.

— Для нецерковного человека может быть новостью то, что он не обладает правом на свою жизнь. То есть право нам дано, но наш выбор наказуем.

— Нецерковный человек вообще может не видеть ни в чем логики и смысла, даже в самой жизни. Но смысл в жизни есть.

Если жизнь является даром Божиим и подготовкой к встрече с Богом, то каждому из нас в нашей жизни должно испить до дна ту чашу, которую нам нужно испить. Мы не знаем, что это за чаша, но мы знаем, что Господь каждому из нас эту чашу дает. И, если я, не допив ее до дна, просто отброшу ее от себя, то это будет предательством по отношению к самому себе. Если жизнь — это служение Богу, ближним, то в мое служение входит вытерпеть и пронести до конца все то, что мне суждено пронести до конца. Сказано в Евангелии, что претерпевший до конца — спасется. Не до середины, не до первой серьезной боли и даже не до десятой, а до конца.

— Т. е., если сказано, что «претерпевший до конца — спасется», значит, есть некая мера страданий? Страдание не то, что безмерно, что терпеть бесконечно, а есть некая мера, до которой надо вытерпеть?

— Да, конечно. Конечно, есть мера. Иногда эта мера бывает очень тяжелой. Но все равно, всему когда-то приходит конец. Если Бог медлит призывать нас, то это не значит, что Он про нас забыл.

— Существует такой миф о «несвоевременной смерти». Вот, мол, он умер рано. А сторонники эвтаназии думают наоборот, что смерть может опоздать. Наверно, в пробку попала...

Я верю, что ни один волос с головы человека не упадет без воли Божией. И что Господь призывает человека предстать именно в тот момент, когда это лучше всего для него. Может, не в самый приятный момент для него, а когда человек раскрыл по-настоящему то, что он есть.

Дело в том, что есть вещи, которые человек может делать и переживать только в этой земной жизни, в этом теле, в этих именно условиях. И то, что он не сделает или не переживет здесь, он уже не сможет этого ни сделать, ни пережить никогда. И мы не знаем, все ли сделал человек, все ли пережил человек, все ли отстрадал человек в этой земной жизни, что еще необходимо ему для того, чтобы чистым предстать пред Богом.

Потому что на самом деле, если смерть — это дверь, то не так важно, когда я в эту дверь войду, важно, чистым я туда войду или недостаточно чистым. И, как знать, может быть, те страдания, которые продолжает терпеть человек, это и есть те очистительные заключительные страдания, которые помогут человеку совершенно очиститься и предстать перед Богом уже без единого пятнышка?

Допустим, мне нужно войти в какое-то общество, к какому-то достойному человеку, а я в грязной одежде. Я начинаю переодеваться, умываться, а мне кто-то говорит: «Да ладно, спешим, давай, прямо такой! « — и вталкивает в эту дверь его, грязного. Ну и что хорошего? Примут ли его в этом обществе таким? И, может быть, страдания дают возможность человеку переодеться в ту праздничную одежду. Ведь мы видим, что мы видим внешне: видим боль, видим муку, а что происходит, какие механизмы в душе человека и как это действует — это тайна.

— По статистике тех стран, где эвтаназия разрешена, большинство эвтаназий совершается не по воле больного, а по решению родственников, тогда, когда больной даже не может выразить сам отношение к этому вопросу. Что вы можете сказать тем родственникам, которые поставлены перед необходимостью принять решение о том, поддерживать жизнь больного или прекратить ее?

— Я просто хочу сказать, что они будут убийцами, если они на это дело пойдут. И они это, рано или поздно, поймут.

— Даже, если человек без сознания, на искусственном...

— Это, в любом случае, убийство! Которое не может быть оправдано ничем. Если больной сам «заказал» эвтаназию — это самоубийство. Если это сделали другие — это убийство.

Сначала будем убивать тех, кто без сознания, а потом зададимся вопросом, почему нельзя убивать того, который в сознании... Есть, в принципе, некое табу, которое должно быть закрыто полностью. Нельзя убивать людей! Никогда. Любое убийство, даже по самому основательному поводу — это прецедент.

Все должно быть названо своими именами. Мне думается, что люди придумали всякие слова-заменители — «эвтаназия», «аборт» и т. д. — именно для того, чтобы разрешить себе делать то, что делать нельзя. А если бы начали все называть своими именами: «Будете рожать ребеночка или убьем его?» И ответ — расписка: «Прошу убить моего ребенка». Может быть, это кого-нибудь и остановило.

Так и здесь. Вы готовы написать заявление, что просите вашего родственника — убить?

boleem.com