Православная этика и дух «социального капитализма»

Один из ключевых антицерковных мифов, пропагандируемых сегодня — это миф о «протестантской этике», как о некоем чудодейственном средстве, с помощью которого современный Запад создал свою индустриальную экономику и процветание

Вульгаризованный вариант теории германского социолога Макса Вебера предполагает, что в основе «духа капитализма» лежит взгляд на спасение души как на результат божественного предопределения, которое выражается во внешнем, мирском успехе «избранного к спасению» человека. Стремившиеся увериться и уверить других в своем спасении протестанты старались добиться относительно честным трудом максимально большего материального благополучия, которое являлось символом их спасенности. Развитие капитализма было связано с необходимостью технологизировать и поставить на индустриальные рельсы процесс собственного спасения, что, якобы и привело к расцвету современного протестантского Запада и, прежде всего, США.

Православию же в этих воззрениях приписывается «негативная» хозяйственная этика, связанная с тезисом, что «духовное выше материального», с тенденцией к оценке труда как неизбежного зла, опрощению, пренебрежению богатством... Отсюда делается вывод, что Православие программирует хозяйственную и экономическую отсталость России и является тормозом на пути развития страны.

Не будем рассматривать сейчас социологическую оправданность теории Вебера и, тем более, её вульгаризованной интерпретации. Не меньшее право на существование имеют и критическая по отношению к капитализму теория Маркса, и теория Вернера Зомбарта о «буржуа» как о социо-культурном типе, не привязанном к протестантизму и вообще к религии. Но, в любом случае, выводы, которые делаются из веберовской теории относительно Православия являются совершенно ложными. Православие было не тормозом, а локомотивом экономического и культурного развития и именно Церковь развивала наиболее передовые для своего времени общественные формы. Подлинное отставание России началось с момента, когда хозяйственные и религиозные мотивации к деятельности были разведены и связь между ними прервана. Напротив, православные группы, которые сохранили единство мотивации, например, русские старообрядцы достигли больших успехов в экономической деятельности.

«Протестантская этика», как и православная, провозглашает приоритет духовного — спасения, над материальным — мирским успехом. Однако предполагает, что спасение символизируется материальным успехом и предусматривает создание определенной «индустрии спасения», производящей материальные символы «спасенности» и «избранности». Для Православия же характерно понимание спасения как соединения с Богом и овладения собой, с целью изгнания греховных страстей. Принадлежность к святым предполагает обладание не символами успеха, а определенным аскетическим типом поведения и духовными навыками, недоступными греховному человеку.

Православие предполагает спасение не как одностороннее и исключающее свободу воли «избрание» человека Богом, а как добровольное личное достижение человека, принимаемое и поддерживаемое Богом, а значит, и более высокую «достижительную» установку, не исключающую даже элемента соревнования. При этом Православие не только не исключает, но и, наоборот, предполагает и требует развития развернутой и рационально организованной индустрии спасения, связанной, однако, не с производством «символов успеха» (то есть, в конечном счете, денег), а с производством «аппаратуры спасения», то есть условий и образа жизни, благоприятствующих спасению максимально большего количества людей. Эти условия являются отнюдь не минималистскими. Православное понимание материальной «аппаратуры спасения» отнюдь не предполагает нищеты (нищета выступает только как один из возможных добровольно принимаемых путей) — напротив, это определенный уровень достатка, освобождающего человека от рабства поиску средств к существованию, это доступ к средствам, содействующим спасению — храму, монастырю, православным святыням, и это определенный уровень избытка, который может и должен быть направлен на содействие спасению других людей.

Богатство необходимо не для демонстрации личной успешности и спасенности, а для обеспечения продвижения к спасению и усовершенствованию духовной жизни общества в целом или его частей. «Православная этика» значительно больше способствует развитию социального государства, чем даже этика коммунистическая, поскольку последняя предполагает сковывание естественных сил мелочным планированием, в то время как православная этика способствует спонтанному структурированию национальной энергии на стратегически направлениях.

Мобилизующая сила Православия исключительно велика, для подтверждения можно указать на колоссальный процесс «сакральной индустриализации» Северо-Восточной Руси в XIV—XVI веках, в ходе которого монастырская колонизация обеспечила хозяйственное освоение огромного и казавшегося малопригодным для жизни Русского Севера. Отпочковываясь один от другого, возникали на этом пространстве общежительные монастыри, образцом для которых служила Лавра, созданная преп. Сергием Радонежским, то есть, фактически, товарищества по совместному спасению. Эти монастыри привлекали к себе и мирян, создавая благоприятное и в духовном, и в материальном смысле пространство обитания. Руководствовавшееся идеологией Святой Руси, русское общество делало колоссальные инвестиции в этот процесс «сакральной индустриализации». Расширение государства и хозяйственное освоение территории шли во имя создания благоприятных условий спасения. Лишь колоссальный религиозно-идеологический кризис России в XVII—XVIII вв., приведший к принятию европейской цивлизационной модели, обесценил эти достижения, прервал дальнейший процесс и привел к изъятию материальных средств в пользу государства. Однако уже в XIX веке пошли восстановительные процессы, вновь прерванные большевистской революцией.

В столкновении с современной Западной цивилизацией, стоящей уже не на протестантской, а на выродившейся атеистически-секулярной основе, Русское Православие имеет неоспоримые преимущества.

• Идея спасения не как манифестации «избранности» через мирской успех, а как личного «делания», связанного с аскетическим овладением собственным поведением более соответствует ситуации преодоления материального и духовного кризиса, поразившего современную Россию
• В отличие от чисто индустриальной культуры западного протестантизма, Православие обладает культурой, дающей преимущества на постиндустриальном этапе, связанным уже не с техникой материального производства, а с использованием культурных смыслов и символов, и с овладением человеческим поведением. Индустриальный этап предполагает производство «прибавочной стоимости» в денежном выражении, в то время как постиндустриализм предусматривает приращение идей и смыслов.
• Православие обладает не менее эффективной, чем протестантизм, индустриальной культурой, предусматривающей сложную и многоуровневую кооперацию в деле материального или духовного производства. При этом кооперация является не индивидуально, а социально ориентированной, то есть предполагает необходимость честной работы на общее благо.

Если проецировать основы «православной этики» на хозяйственную и социальную жизнь, то можно сказать, что её внедрение (точнее — восстановление) приведет в России к формированию постиндустриального социального капитализма.

Его «постиндустриальность» будет связана с тем, что индустриальная рациональность будет направлена не столько на материальное, сколько на духовное, когнитивное производство, являющееся доминирующей производственной сферой новой эпохи. Капиталистическое начало выражено в установке не на простое воспроизведение необходимых и достаточных жизненных условий, а на создание значительной прибавочной стоимости, получение прибыли, в процессе подобного производства. Социальное же начало задаваемое православной этикой предполагает направление значительной части произведенной прибавочной стоимости не на индивидуальное потребление (точнее — сверхпотребление), а на улучшение общих социальных условий, формирование более благоприятных условий спасения — и в виде обеспечения достойной жизни, и в развитие церковной «аппаратуры спасения». Подобное тройное целеполагание социально-экономической системы не только стимулирует, но и требует инновационного характера во всех областях человеческой деятельности, что прямо отклоняет упреки Православию в противодействии модернизации (точнее, в нашем случае, сверх-модернизации).

Россия не должна ставить перед собой задачу «модернизироваться», то есть перегнать Запад и усвоить парадигму «Нового времени». В рамках этой парадигмы достойного места ни для Православия, ни для России нет. Задача будущей России состоит совершенно в ином — русской цивилизации необходимо осуществить «сверх-модернизацию», то есть создать новую цивилизационную парадигму, привлекательную для других народов цивилизационную модель. На путях навязываемой нам «протестантской этики» это совершенно невозможно, а вот обращение к православному мировидению дает нам прочный фундамент для осуществления подобной сверх-модернизации. Россия не должна быть современной сегодня — тогда она отстанет завтра. Россия должна быть «современной» завтра и тогда она будет современной в вечности.

rus-obr.ru