Пещное действо

В Священном Писании, в книге пророка Даниила пророчествующей о пришествии в мир Сына Божия, в которой впервые прозвучали термины Сын Человеческий и Царство Божие есть еще нечто важное для вселен христианской Церкви. В ней драгоценным камнем сверкает повесть-история о том, как царь Вавилонский Навуходоносор сделал золотой истукан и пригласил на его торжественное открытие представителей тогдашней, широкой общественности. Съехались со всех концов страны областные правители, князи, военачальники, министры, судьи, народы и языки. Грянула музыка, суть всякого рода согласия «мусикийского» музыкального, покрывало с монумента поползло вниз и взорам многотысячной толпы, предстал грандиозный златосотворенный, бездушный истукан — золотой болван. Бурные, долго несмолкающие аплодисменты, переходящие в овации сменились всеобщим падением ниц и поклонением идолу. Каждый из присутствующих знал, что если не последует примеру других, его ждет крематорий — пещь огненная и есть ли среди нас смельчаки?

Но, три молодых человека, верующих в Бога наотрез отказались участвовать в массовом психозе. Их имена: Азария, Анания и Мисаил. Царь исполнился ярости, да так, что «вид лица его изменился». Он строго приказал, немедленно связать строптивцев и швырнуть в раскаленную печь. И случилось чудо. Бог живой, не допустил, что бы пламя убило отроков, и вот, внутри печи раздался благодарный гимн Богу, был послан ангел, который росою оградил их от огня.

Металл в наши дни плавят в доменных печах, где температура достигает свыше тысячи градусов. Остановка домны на ремонт весьма дорогостоящая операция. Поэтому сконструирован специальный костюм, в котором человек может без риска для собственной жизни устранять поломку, находясь в печи под защитой огнеупорных доспехов, когда вокруг бушует пламенная буря.

Но, что возможно человеку, тем паче доступно Богу. Нет ничего удивительного в том, что обреченные отроки спокойно двигались внутри печи и славили вместе с ангелом Господа. Давнее предание святой Библии.

В первой половине шестнадцатого века на Руси существовал один из самых древних и интересных обрядов, нечто вроде духовной драмы под названием «Пещное действо». Его ставили в Москве, Киеве, Новгороде, Вологде и других городах накануне Рождества Христова. Торжества были неимоверные. В те времена, когда не было еще театра, кино, телевидения: «Чудо отроков» было для народа сильнейшим зрелищем, поднимавшим его высоко над сумраком тяжелых безысходных, сумрачных будней, работы и заботы о хлебе насущном.

В церкви посредине, на месте амвона, сооружали массивную, круглую деревянную печь, напоминающую трех-четырехъярусный иконостас. Часовня внутри церкви. Ее искусно расписывали золотом и красками, изображали святых, ярко освещали внутри свечами. В первом ярусе были большие проемы, отверстия, через которые можно наблюдать, что творится в печной утробе.

Шили по заказу костюмы. Для отроков — белые стихари с бархатными оплечьями; для мучителей халдеев, платья из красного сукна, отороченные горностаем. Шапки — венцы украшали крестами, литыми из серебра. На роли Анании, Азарии и Мисаила тщательно выбирали трех красивых парней, из певчих архиерейского хора. Весь город, плюс народ из окрестных деревень, миряне, диаконы, священники, епископом, а в Москве патриарх, царь и царица, с радостной серьезностью отправлялись на праздник. Начиналось действо в субботу на повечерии и продолжалось на другой день в праздник Рождества.

После острой перебранки, халдеи втаскивали связанных противников идолобесия в печь и затворяли двери. Под печь влазил огромный детина — халдей мучитель и раздувал там горн с горящими углями. Отроки же пели: «Благословен еси Господи Боже отец наших и хвально и прославленно имя твое во веки…» Халдеи ругались, грозили им кочергами, жердями и кочегарили еще жарче. Но вот в пещь слетал дивный контур ангела, заранее искусно, ясно, написанный как икона. Халдеи, завидев его, падали от страха ниц, диаконы искусно подпаливали им края одежд в память о том, как сгорели настоящие палачи, когда бросали в жерло топки друзей Даниила. Действо продолжалось.

Отроки крестились и вместе с ангелом триумфально шествовали в печи по кругу. Затем ангел улетал под высокие своды купола. Халдеи исступленно кричали хором своим жертвам: «Не ймет вас ни огонь, ни нафта, ни сера!» — и выводили мучеников по одному к архиерею. Юноши кланялись владыке, брали благословение, пели «Многая лета» и удалялись в алтарь. Богослужение продолжалось: в положенный момент в печи, на возвышении, устанавливался аналой, и диакон во всеуслышание читал литургийное Евангелие Рождества.

С 17 века, когда по указу Петра I по России всюду начали строить театры, «Пещное действо» к сожалению, перестали инсценировать в церкви. Оно перешло из церкви на театральные подмостки. Очень жаль! Эта постановка наглядно учила людей величию веры, призывало каждого человека быть преданным единому истинному Богу и отвергать лживых мирских богов.

В начале двадцатого века к истории «Чуда трех отроков» проявил внимание видный русский композитор Александр Кастальский, автор многих церковных оригинальных духовных песнопений, звучащих и поныне в наших храмах. Он предпринял попытку реставрации обряда. Одновременно художник Дмитрий Стеллецкий написал картину на эту тему. Ленинградский композитор Валерий Гаврилин написал оперу на событие «Пещного действа» и 1970 году состоялось концертно-театральное ее исполнение. В декабре текущего года Гаврилин намерен вновь заняться сим произведением, сделать новую, более полную и современную редакцию. Не так давно в далекой, безумной Америке, в Нью-Йоркском кафедральном соборе апостола Иоанна Богослова возрождено и поставлено вновь «Чудо трех отроков». Но, это в безбожной Америке, куда нам до нее! Следует добавить, что «Действо» намного лучше, чем новогодняя елка.

События, казалось бы, давно минувших дней, далекой эпохи, не могут быть однако безразличны нам, современным верующим. Ибо, не попадаем ли мы порой в раскаленную печь искушений и соблазнов современного безбожного мира, внутри которой ходит малая горстка нас, христиан?

Итак, стоим, держимся и побеждаем!
И устоим в своем уповании!

Елка новогодняя

Происхождения обычая, кто, где и впервые учредил

Ее впервые в Европе учредил перво-протестант Лютер. Разрушив западную церковь, истребив ее богослужение и обряды, Лютер остался, ну совершенно тебе, на голом месте. Надобно было составлять и вводить новые обряды, так как люди не вынесут зияющей холодной пустоты. Однажды идя по зимнему лесу, среди совершенно голых обмерзших лиственных деревьев, он увидел стройную ель необычайной красоты, густо и нарядно украшенную природой инеем. В Рождественский утренник эта елка уже спиленная стояла в доме, убранная детьми в бумажные великие снежинки и конфеты на ниточках.

И это действо пошло, поехало по тогдашней протестантской Европе…

Оттуда при Петре елка проникла в Россию. В 1830 году о моде на елку еще говорилось как простой, милой немецко-протестантской затее, а уже в 19 веке, начале 20 го века елка у нас стала незаконно именоваться рождественской. Сначала ее поставляют в домах петербургской знати, помещиков и чиновников рангом помельче. Только в домах священников, диаконов и глубоко преданных православию, верующих людей елка не устанавливалась. В храмах звучали страстные проповеди против чуждого, не православного обычая. Духовники на исповеди, строго карали отлучением от исповеди и причастия, людей явно устанавливавших ее в своих домах, как за поклонение антихристу. Ей долго и упорно противились монастыри и скиты, но, увы, не устояли. Сейчас ее можно видеть всюду и в домах духовенства. Елка опасна обмирщением людей, которые вместо того, что бы идти в церковь и участвовать в Рождественском богослужении, устраивают под деревом мирские гуляния, начисто чуждые духу Рождества Христова. Большинству людей елка нравится, но только отнюдь не глубоко церковным, преданным великим идеалам Святой Руси.

Церковно-православные, мы, и поныне ее сторонимся. И на это у нас есть очень веские основания. Дело в том, что вместе с елкой в сознании многих неискушенных людей под видом Санта Клауса профанируется великое имя святителя Христова Николая. Лютерский Запад перестав почитать святых, сделал из них сказочных персонажей, детских шутов и скоморохов одетых в красную шапочку отороченную белой ватой. Санта Клаус (Николаус), это тот же святой Николай, низведенный безбожной Европой до уровня детских сказок-развлекалок. Такое не может нравиться нам, православно-верующим людям. Никаких Санта Клаусов мы не знаем и не желаем знать. У нас есть Святитель Николай, великий епископ, живший в четвертом веке в Малой Азии и добре водивший, правивший церковь Мир Ликийских (территория Турции).

Еще о елке. И прежде, на Руси это дерево не пользовалось большой симпатией. В древнеславянском мире, елка символ смерти, связи с «нижним миром», перехода в него и необходимый элемент похоронного ритуала. Так как наши прародители язычники сжигали своих умерших, то ель, как хорошо горящее в любое время года смолянистое дерево и использовалось при кремации. Умершего славянского князя или княгиню густо обкладывали ветками из ели и шишек, при завершении погребальных молитв волхвов, при осыпании злаками овса, ржи и «голосении» многочисленных плакальщиц скорбный костер поджигали. Горящий пламень устремлялся в небо.

Во времена христианских великих князей, а затем уже и царей: особенно при Иоанне Грозном и царе Алексее Михайловиче был обычай ставить елку на крышах питейных заведений — кабаков, как отличительный знак, где можно остановиться и выпить. Ее украшала единственная игрушка — пустая бутылка.

Процесс христианизации елки проходил в России не столь уж гладко. Он встречал сопротивление со стороны православной Церкви. Священнослужители видели в еловом древе возврат к тьме мрачного праславянского язычества, усматривали в елочных хороводах «бесовское действо», языческий обычай ничем не напоминавший Рождество Спасителя мира. В Палестине, в Вифлееме Иудейском елки отродясь не растут и никогда не росли, вследствие специфики климата Святой Земли. Там есть хвойные сорта деревьев, но по форме они очень мало напоминают северные, густые и стройные ели.

После Октября 1917 года новая Советская власть стала проводить политику массового атеизма. Из за религиозной подоплеки Нового года и Рождества, были напрочь запрещены Дед Мороз и рождественская елка. Так продолжалось не мало, ни много, а аж целых 18 лет, до 1935 года. После 1935 года Новый год и елка были разрешены, как допустимый элемент гражданского праздника. Елка украшалась, как и раньше, но в игрушках не было и намека на религию. Теперь, после 1935 года игрушки отражали развитие народного хозяйства в СССР. В популярном в те годы советском журнале «Вокруг света» объяснялось: «По елочным игрушкам можно проследить историю строительства новосветлого коммунистического общества разных годов. Наряду с банальными зайчиками и белочками, сосульками и колобками, выпускались игрушки в виде пятиконечной звезды, серпа и молота, трактора, самолета; позже им на смену пришли игрушки в виде космонавтов, и космических кораблей, ракет.

Рождество же оставалось под запретом аж до 1989 года. Но, со свободой вероисповедания елки стали устанавливать уже не только в домах но и в храмах. Стали сооружаться вертепы из выделанных в большей или меньшей степени искусности фигурок святых. Нас православных, коробит слово вертеп. Уж очень много оно имеет в себе негативных обертонов. Праздник все больше и больше из года в год обмирщается, профанируется, комерциализируется.

Да не будет у нас так!

Мы — Церковно-верующие люди имеем прекрасную икону Рождества Христова с предносимым вожженным светильником. Аскетизм в выражении, культура чувств. Но, помните — все гениальное просто! Для великого христианского праздника этого достаточно.