Церковь и богатство

Рубль в конверте на богатых похоронах

Пригласили нас, это было, помню, поздней осенью, на похорон. Ну, подъехала за нами какая то роскошная машина, помню, черная и с серебряными ободками. Вот выходим мы из машины и смотрим: Боже! Все в цветах и венках. Цветы стоят не в ведрах и банках, как у нас Кременчужан зачастую бывает, а в стилизованных под мрамор белых ажурных ионических вазах-амфорах. Гроб оббит красным бархатом с золотой инкрустацией. Тогда, в те 90-е годы это было очень большой редкостью. Гроб стоит на постаменте убранном большим цветасто-ярким ковром, такие же ковры застеленные по асфальту вокруг, аж жалко на них было ступать. Боже, такая помпа, такой шик, блеск, цвет, шарм! Мы стоим, правим похорон, а кругом родственники и собравшиеся одеты хорошо: ухоженные прически, ухоженные светлыми кремами лица, строгая дорогая черная и темно бордовая и темно зелено-бархатная стильная одежда присутствующих подчеркивается поблескиванием шикарных колец и серёг. И еще: все присутствующие мне выдались, какими то, высокими, высокорослыми, с мощными постаментами и осанистыми бюстами. Мы, поющие погребение, на этом фоне выглядим, ну — сущие тебе бомжички со свалки. Было аж неловко за себя и моих бабушек: птичек певчих, такие они невзрачные, серые, приземисто-согбенные и мешковато-болонковые.

Мы не пели, а аж разрывалсь — так сильно угождали. Это тот случай, когда вместе с классиком Степаном Руданским можно сказать: «А що в церкві тільки дяк іже заспіває, бідна баба у кутку мало не вмліває… Так колись моя коза, на льоду кричала, як там її звірина бідну розривала!»

Вот закончилось отпевание, мы садимся в машину, ну, ехать назад, нам кто то из родственников дает деньги и не обычно, как у нас кременчужан заведено: десятку в руку тыкнул, сунул, да и езжай с Богом. Но, здесь конверты, главное белые и заклеенные. Едем назад строго удовлетворенные, умиротворенные и какие то даже транквилизировано успокоенные. Не разговариваем, конверты не распечатываем, при шофере, который похож на мера нашего города. Такой себе импозантный, представительный мужчина. Все таки неудобно как то.

Распечатали конверты аж в церкви. Слышу стук, шум, гам. То певчая бабка Людмила или просто — Семеновна, она у нас была очень эмоциональная, как пырснет, как плюнет. Я думаю: Чу? Что такое? Похужало отам совсем, что ли? В церкви плеваться. Слышу и ее голос — приговор:

«От «давыскупы!» Щоб їм отой покойник на ніч встав і додому вернувся, прийшов, шоб він їм цілый год приходя спать не давав! По рублю заплатылы ще, о, людочки сміх, й в білый коноверт положылы!» И тут как печать, звучит ее грозный приговор и новое слово, которое я в тот день впервые услышал: «Давыскупы!» Глянул я и себе тайком в свой конверт, может, думаю, хоть мне, батюшке больше дали? Смотрю, а там тот же рубль, потрепанный, еще и надорванный, выглядывает, а с него князь Владимир обнадёживающе как то мне подмигивает, словно насмехается над моим неуемным любопытством.

С притяжением денег, накоплением, жадностью и скупостью человечество борется, вот уже на протяжении всего периода бытия, сколько помнит себя. Эти явления считаются пороками, язвами на духе человеческом. Но, следует честно сказать — они непобедимы, неистребимы и человечество эту войну с жадностью и скупостью проиграло и проиграет в дальнейшем. Жадность и скупость биологически запрограммированы во всех живых существах, а не только в человеке, как средство сохранения энергии и выживания в этом холодном, суровом мире.

В них заложена генетическая память голода и холода, бедности и нужды, подстерегавших живые существа, индивидуумов на протяжении многих тысячелетий. Человеческое сознание разрывается между биологическим инстинктом притяжения, приумножения жизненных благ, богатства и общественным грозным судьей — моральным «сверх эго», требующим не быть скупым и распределить жизненные блага поровну. Это очень болезненный внутренний конфликт. Общество требует — отдай, природа шепчет — жизненных благ мало, прибереги, сохрани.

Это в полной мере касается и животного мира. Милая зверушка белочка, которой восхищаются как взрослые, так и дети, прячет на зиму, сколько орехов, что хватило бы на пять зим.

Я наблюдал за обычной вороной. Вот она взяла в свой клюв орех. Походила с ним по огороду и сделав клювом в земле ямку положила туда и загребла. Но, потом продолжает ходить по тому же огороду. Что то ей «сугубо» мнется, не ймется. Видно по всему, что ей не по себе. Плохо спрятано. Вдруг ее осенило! Она вырыла орех назад. Взяла в клюв перенесла под забор, в угол двора и там зарыла вторично.

Ну, теперь уже ей видимо стало на душе спокойно и она радостно крякнув улетела во свояси.

К чему я все это веду?

Недавно наш украинский телеканал «1+1» показал цикл передач «У Бога за пазухой».

Уж показал, так показал. В общем то нового ничего там нет, об этом мы церковники между собою давно уже шушукаемся, а кое-где и открыто говорим. Но, здесь один завиток есть! Надо, что бы наши церковные проблемы, дела начинали обговаривать и решать мы сами, духовенство, а не то, что бы нас опережали журналисты, да и еще не всегда положительно настроенные, а то и попросту злобные.

Как нибудь, сами между собой разберемся!

Пришла, пришла пора в рамках свободной, открытой, общецерковной дискуссии и мне высказаться и поговорить на эту тему. Быть строгим к себе и очень снисходительным к другим! У нас же наоборот.

В данном вопросе, мы заняли проигрышную оборонительную позицию: скрывать, не пущать, держать, сор из избы не выметать! Всякому видно, что так долго продолжаться не может. Складывается ситуация, когда за нас сор из нашей избы начинают убирать, выметать мирские…

Теперь к делу. Мой знакомый владыка сказал мне после просмотра цикла, ну, и что же здесь такого? Что архиерей не может себе позволить? Все было бы ничего, все можно себе позволить, если бы не Евангелие! Ох, уж это Огненно-обличительное Евангелие! Евангелие молчаливо, величественно лежит на престоле в церкви. В дни торжественных богослужений из него мы читаем, из него же извлекаем темы для проповеди в храме. В нем заповедь Спасителева прямо повелевает: «В путь идите, не берите ни сумы, ни посоха, ни меди в поясе!» И здесь налицо видно, как зияет вопиющая пропасть, бездна между тем, как мы живем и что проповедуем! Между заповедью Христа, который на колесницах не ездил, и нашими собственными преданиями. Честно признаемся: не исполнить нам Евангелие.

Мы слабые, мы немощные, мы грешники.

Евангелие так и остается для нас земных тем высоким Идеалом к которому стремимся, но достичь его не в силах. Как только делаем рывок к первоевангельской простоте и ясности, стремимся разломать косные рамки реальности, как тут же нас настигает, побеждает инерция покоя, накопления богатства и не можем мы выдержать экзамен на евангельскую истину. Повторюсь: мы немощные и грешники.

Тут, проблема и нравственная и богословская вместе взяты. Как примирить древнее с современным?

Как сопоставить идеал древнего человека с современным, Иоанна Крестителя и Ирода Великого? Складывается патовая ситуация: изменить положение не хочется, но и жить так дальше нельзя!?

Что делать? Никто пока не знает. Это, я думаю, подскажет сама жизнь в будущем.

И тут одна и та же мысль постоянно сверлит знающего Св. Писание: нам, сегодняшним, архиереям и священникам нельзя проповедовать Евангелие. Вот что! Евангелие провозглашает бедность как идеал совершенства, блаженства нищих. Так в Евангелии от Луки в нагорной проповеди в древних оригинальных греческих текстах стоит Спасителево — «Блаженны нищие!» Без никаких там нищих духом, как у Матфея. Не верите? Отвлечемся хоть на малое время от торжеств и обрядов, и займемся исследованием Писаний и убедимся воочию. То уже позже, какой то христианский переписчик дописал, дабы не было расхождения с Матфеем. Идеал бедности, как счастье, как совершенство духа находящегося в добровольной нищете Христовой. Как часто слова богослужебных тропарей, где святым поется «Нищету Христову возлюбивше, безсмертныя трапезы ныне наслаждаешися…», или древний святительский тропарь: «Правило веры, образ кротости, воздержания учителя… сего ради стяжал еси смирением высокая, нищетою богатая…» наглядно показывают, что мы реально удалились от духа Евангельского. Наши собственные литургические тексты обличают нас! Наша богослужебная литература является нашим злейшим врагом. Надо же до такого дожиться, дослужиться. Так стойте! Мы сами показываем, что не верим тому, что поем и проповедуем, не стремимся к простоте Христовой в обряде и в быту, не подражаем ей?

Совсем другой вопрос этот мир, который мы так обличаем и который, в свою очередь, обличает нас.

Там, в миру, установка на богатство, конкуренцию, бизнес. По крайней мере мир уродлив, но естествен. Он живет так, как ему подсказывает инстинкт выживания, наслаждения, конкуренции, страсти и денег. Нас же разрывает вопиющее противоречие между проповедью Евангелия и нашим образом жизни. Мы неестественны. Сегодня мы льнем к этому обличаемому нами миру, просим себе у него материальных благ, а он мир накладывает свою когтистую лапу нам на плечо, заставляет совершать действия идущие в прямое противоречие с Евангелием. Чего стоят одни политические игры с выборами президента.

Почему я так много повторяюсь, что нам нельзя проповедовать Евангелие.

Как говорил бдительный полицейский у Лескова: «Эту книгу надо запретить, она тем и опасна, что в ней, что ни слово, то правда!» Евангелие обличает нас церковников на каждом шагу. Сейчас, в современном мире нет ничего тайного, дабы оно не стало явным. Наш патриарх Кирилл на Украине очень много и страстно проповедуя не прельщаться европейскими ценностями, обществом массового потребления, в свою очередь прокололся немилостивно со Швейцарскими часами. На проповедях очень вдохновенно он убеждал простых людей не прельщаться европейским образом жизни, призывал наш простой люд, сказать решительное нет, западному образу быта, обществу массового потребления, предметам роскоши. А в это время объектив фотокамеры беспристрастно искал, искал и остановился на руке святейшего фиксируя циферблат роскошных часов в 30 тыс евро. Вот нелепость! И еще, почему, то вилла у него в Европе, в самой горной Швейцарии, а не в каком нибудь Кисловодске? Вот заковыка! Здесь, нам, апологетам восточнославянского мира, противники вопрос ставят в лоб, на поражение.

Что сказать нам на это? Мы безответны! Покажи мне веру от дел твоих…

Такое мог бы говорить Антоний Сурожский или патриарх Павел Сербский, которые жили так, как проповедовали, но только не патриарх Кирилл. Мы же священники ведь не глупые, молча, все видим, понимаем условность проповедей. Время неистовых Златоустов, Савонарол и Францисков кончилось. Наши проповеди сегодня, это просто особая форма праздничного церковного искусства речи, которую никто не собирается ее воплощать в своей жизни. Так себе, искусство ради искусства.

Преданный делу епархии епископ, что-то там перетрудился, заболел и слёг в постель.
Его лечащий врач был неверующий. Ох, уж эти неверующие врачи у верующего духовенства! Доктор посоветовал ему, чтобы владыка устроил себе длительный отдых на курорте, немного расслабился, отдохнул, поразвлёкся. Он сказал, что для выздоровления это совершенно необходимо. Епископ начал протестовать и сказал: «Это только у вас, неверующих врачей курорты, отдыхи, развлечения. У нас непрестанная служба в церкви, служба вне церкви, работа и еще раз работа с людьми! Я не могу оставить свою работу и служение церкви!» «Хорошо, — сказал врач, — мне то что, я вам приказать не могу. Тогда, ваше преосвященство, можете сейчас тут же сделать выбор между Швейцарией и небесами. Итак, покуда я стану писать направление, вы подумайте хорошенько и решите, куда делать вам это направление в Швейцарию или на небеса?»
Епископ забегал, замотался по епархии, как укушенный. Какое то время, подумал, подумал, почесал сначала гладкую лысину, затем толстый затылок. И потом, крякнув, сказал: «Вы безбожники и здесь выиграли. Ладно! Согласен, да будет Швейцария!»

Когда вопрос касается жизни, страха смерти, обеспечения, социальной защиты, даже мы, духовенство, к кому идут спрашивать совета люди, встречаемся с теми же трудностями. Мы все находимся за порогом последней Тайны, и больше вероятности в том, что мы не осознали ее даже так, как простецы. Люди идут спрашивать у нас, а мы то и сами, большинство из нас — трепещем, боимся того великого и вечного, неразгаданного и далекого бытия, жизни и смерти.

Здесь и с другой стороны нужно взглянуть. Как ни крути, верти, а мы люди плотские. И да не будет у нас жесткого ригоризма и категоризма. Факт, все мы живые люди и действуем и живем по принципу наслаждения, или если возраст — то покоя, что бы не болело, не мерзло, не стыло. Павел к Римлянам писал: «Никтоже бо никогда свою плоть не возненавидел, но питает и греет ее». Апостол на Венчании. Блаженной памяти скромнейший митрополит Феодосий Полтавский и Кременчугский писал, что счастье человека, не в надмерном богатстве, и не в злыденной (аналогичного русского слова не подберу) бедности. Оно, счастье, где то посредине. Умеренность, разумность, один из путей достижения блаженства-счастья. Так есть.

На одном епархиальном собрании духовенства объявили сбор средств на благотворительность. Почетный маститый протоиерей, как заслышал, что опять нужно давать деньги, тут тебе сразу упал в обморок. Ну, а его сослуживец, второй священник, заботливо взял, взвалил его себе на плечи и бережно вынес своего настоятеля из того страшного зала… и не вернулся.

Времена меняются. Уже на епархиальных собраниях патриарх и архиереи вряд ли осмелятся чихвостить батюшек за их жадность и стремление к роскоши, как покойный наш патриарх Алексий нравоучил за то, что батюшки, видите ли, ходят в норковых шапках!? Теперь это смешно! Или митрополит Санкт Петербургский Владимир упрекал нашего брата, попа, что мы мол роскошно, не по средствам живем, на иномарках ездим. Теперь духовенство очень много начинает понимать. А это опасно! Нет ничего тайного, что бы не стало явным. Обнаруживается сами то какие? На себя во первых нужно взглянуть, «Время начатися суду из дома Божия!» Ведь справедливость распределения средств по европейски, прозрачность финансовых институтов Европы, вот что нас страшит, а не европейский образ жизни. Вот почему стращаем простецов Европой, говоря, что у нас свой сокровенный путь. Каков он мы знаем. Как по моему, различие в образе жизни рядовых священников и архиереев должны быть минимальны.

А разговоры, какие среди нас священников циркулируют! Белое духовенство то и дело в беседах спрашивает: Если архиерей монах, дал обет безбрачия и добровольной нищеты, то почему так много поборов и такие суммы? Зачем архиереям-монахам сколько денег? Другие, защищая владык, говорят глупости, типа, что при поставлении в архиерейство епископ освобождается от монашеских обетов!? Архиерейская хиротония с него снимает монашество! Что тут скажешь? Тут следует строго спрашивать не только с архиереев, но и с нас рядовых священников. Ведь и мы рядовые священнослужители деньги берем за требы? Берем! А Господь наш Иисус Христос повелевал: «Даром получили, даром и давайте». Так что в этой ситуации никто не оправдан. Все мы согрешили и лишены славы Божией. Я, например, лично не готов отказаться от платы за требы. А если так, то необходимо делиться с начальствующими.

Только — здравый смысл, рассудительность, умеренность, разумность должны быть.

Это наш мир, давно устоявшаяся система наших взаимоотношений.

Не думайте что в миру лучше! Мир ужасно жестче.

Батюшка недовольный небольшой платой за только что выполненную требу, спрашивает:
— Это вы мне дали, или моему прислужнику пономарю?
— Это вам на двоих, чтоб не наглели!!!

В церкви налицо огромное расслоение духовенства. Духовенство богатое стоящее у источников доходов и духовенство бюджетное городское или сельское служащее на удаленных сельских приходах.

Естественно есть ропот, есть неудовлетворенность бедных в отношении богатых. Если мир своей сути разделен на богатых и бедных — естествен, то у нас в Церкви налицо противоестественность. Поясню: проповедуем церковное мироустройство по Деяниям апостольским, все общее и всем поровну, или хотя бы по потребностям, а тут налицо зияющая бездна в уровне жизни в рядах самого духовенства. Не вяжется что то. Естественно растет напряжение, которое когда то выльется в противостояние и новые дальнейшие церковные мятежи и как следствие расколы. Мыслящие архиереи уже чувствуют эту глухую оппозицию со стороны священников. Расколы политические еще у нас не закончились, как скоро грядут расколы по социальному признаку. Но, делать какие то реформы, как у того священника Илия, которого поразил Бог за беззакония из 1-й Царств, у нас нет ни желания, ни энергии.

Немножко истории. Когда в 1921-м году в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) собрался первый собор(самосвятский) поставившей своей целью учредить автокефалию на Украине и был выбран в митрополиты протоиерей Василий Лыпкивськый, там, на том соборе кроме темы автокефалии фигурировала явным фоном тема черного монашествующего духовенства не по средствам живущего. Архиереев, насколько я читал и понял, там на том соборе не было. Собор сплошь и рядом состоял из националистически настроенных священников, ненавидящих монастыри, архимандритов и архиереев. Такое может повториться. История дама «прымхлыва», и временами возвращающаяся. Вот почему различие в уровне жизни черного и белого духовенства необходимо программно регулировать, стирать вопиющее различие, иначе оно может в дальнейшем рвануть взрывом негодования белого духовенства.

Но, тут следует также понимать, что от человека нельзя невозможно требовать религиозного подвига. Подвиг, стремление к нему, должен идти из средины, из желания души самого человека. Вот почему не может быть коллективной святости в принципе.

Патриарх Сербский Павел, митрополит Антоний Сурожский это светильники одиночки… ну еще десяток архиереев подражателей им наберется. Я знаю и слышал о таковых. А так в основной массе владыки и священники живут по принципу гедонизма, брать от жизни как можно больше, краше, лучше и круче. Господи, какое уж там Евангелие с его заповедями нищеты!

Но, не только Евангелие, но и история обличает нас. В Троице Сергиевой Лавре в Церковно археологическом кабинете-музее висит, наверное до сих пор, облачение преподобного Сергия Радонежского. Холщевая простая ткань, крашенная ольхой. Облачение святого заставляет задуматься нас современных священнослужителей. Ох, заставляет. Оно тоже безмолвно обличает нас.

В нашем безудержном стремлении к роскоши, внешней красоте, пышности, великолепию утрачивются и те остатки апостольской простоты и ясности, которая была присуща древним. Да, есть для этого оправдания, такие же блеклые и немощные как наши мирские мысли, что нося пышные облачения мы выражаем царственное священство Христа, величие Церкви и т. д. А это одиозное — митра терновый венец. Кому, какому злохудожному микроразуму могло придти в голову такое кощунство?

Предмет роскоши — терновый венец!? Немощные мысли, такие же как и мы.

Я не стаю также и на сторону ригористичных фанатиков, отрицающих приличное одеяние священнослужителей, в этом, имеем в виду, тоже может быть сокрыта, даже неистовая духовная гордыня, граничащая с клиническим безумием. Рядом с протопопом Аввакумом то и дело обличающим двор царя и патриарха вряд ли было бы уютно сосуществовать простой, добросердечной человечности. Наша насущная задача — постоянно нащупывать золотую средину мудрости, дабы нас не перекособочило ни в право, ни в лево…

Историю не переделаешь, Церковь выросла в меру возраста, торжественности обряда. Облачение должно быть и оно есть. Оно должно быть приличным, митра тоже, но! — из не дорогих материалов, нося которые постоянно, да помним, что Господь наш Иисус Христос был нищ, и такие же нищие, простые люди поверили ему и пошли за Ним, потому что Он говорил им простые истины, как солнце, вода, воздух, цветы полевые, лилии и птицы небесные.

Есть величие там, где есть простота добро и правда

Наш церковный мир не безнадежен, как нам порою кажется. Еще будут периоды, когда идеалом

будет не церковь богатых, богато жертвующих, а церковь бедных. В Церкви еще качнется маятник в сторону помощи бедным, благотворительности, не декларативной, но реальной и целенаправленной. Еще не дароносицу в собор будем покупать, когда есть новая, только год назад купленная и весьма приличная, а целеустремимся пошить приличные облачения на престол и жертвенник в те бедные сельские церкви, в которых зияет вопиющая нищета. Чудо скажете? Да! Но, бедные приходы начнут ощущать на себе реальную заботу епархии. Или владыка там послужил и денег не взял. Или наоборот вместо того чтобы взять еще взял да и привез денег на бедну церковь! У забитого сельского батюшки челюсть отвиснет от удивления. «Во, чудо! Перевернулся мир!» — скажет он про себя, или даже вслух.

Чудо скажете? Да! Хоть и маленькое, но чудо. И такие чудеса у нас есть, только они

дай Бог, что бы случались чаще и чаще. Этим малыми шагами навстречу друг другу мы улучшим духовно-моральную атмосферу в Церкви. Бедное приходское духовенство не будет ставать в глухую оппозицию к священноначалию. Поутихнут и сойдут на нет в среде низшего духовенства и мирян жарко полыхающие закулисные разговоры о жирующих архиереях вместе с городскими маститыми протоиереями — финансистами. Для нас самих благо и страховка от грядущих исторических ударов.

Отец Алексий Синяговский рассказывал: было это в благословенные дни правления на Полтавской кафедре блаженной памяти владыки Серафима (Шарапова), вид у которого, борода, был как у древних пророков, сошедших из росписей древнего золоченного иконостаса. Так вот, он один раз по случаю своего дня Ангела устроил обед в епархии для приходского духовенства. Обед, по тем дням, был «скромно-великолепным». Ничего лишнего, но при изобилии всего вкусного и необходимого. Обычное плодородное буйство изобильной Полтавщины, ее благоцветущей земли.
Ну, сидим мы обедаем, а тогда только начали в в магазинах в широком народном употреблении появляться хрустальные рюмки и фужеры. Ценность, как по нынешним временам не ахти какая, но, по тому времени — « ценность страшная и ужасная!» И вот батюшка, отец Иван Демянович, его почему то в соборе в добавок прозывали «Деревяновичем», выпил, крякнул, оглянулся и мигом спрятал красивую рюмку себе в карман. Я ему, строго так, говорю: «Ты, что делаешь неблагодарный!?» А он: «Цс-с-с!!! Тише! Молчи Алексей (я тогда еще иподиаконом был) — иначе я пропал! Знай, я краду не для себя, а для храма, для Божьего дела, богоугодного. Это в моей церкви будет на престоле хорошая лампадка, которая будет почти, что единственным украшением моей бедной, пребедной, ветхой сельско-хуторской церкви!»
Ну, что ты ему скажешь! Пришлось помолчать, ради Божьего дела.

Наш церковный мир, сколько бы над ним не смеялись журналисты, все таки мягче, теплее, лучше и возвышенней. Еще Василий Розанов в конце 19го века о доброте нашего духовенства писал: «Сколько я им корост засыпал за воротник. Но между тем кто знал меня, да и из не знавших многие, отвергая мои идеи, враждуя, относились не только добро ко мне, но и любяще… И везде деликатность, везде тонкость, везде такт. Из этого я усмотрел, до чего все таки Церковь теплее светской жизни: сердечнее, душевнее, примиреннее, прощающее. И я бросился к Церкви: там одно в мире теплое, последнее тепло на земле… Иду в Церковь! Иду!»

Журналистам надо помнить своего знаменитого коллегу.

И еще из Розанова: «Да уж что и дорого в России, как не старые церкви наши. Уж не канцелярии ли?

Не редакции ли? А церковь старая-старая, а в ней дячек «не очень», и священник тоже «не очень», все с грешком, слабенькие… А тепло почему то только тут! Отчего же тут тепло, когда вокруг холодно? Хоронили тут мамашу, братцев; похоронят меня; будут тут же жениться дети; все тут… Все самое важное в жизни совершается тут. Здесь вот люди надышали тепла!»

Все останется как есть, поговорим и забудем. Одно, что будет меняться, так это мышление Церкви.

Оно, как и время, не стоит на месте. Радикальных, каких преобразований после просмотра цикла «1+1» «У Бога за пазухой» вряд ли в ближайшее время следует ожидать. Для сего необходимо менять всю устоявшуюся систему церковного устройства, давно устроенную, не нами сформированную цепочку причин и следствий, выводить из тени многие финансовые механизмы, а к этому на сегодня никто из нас духовенства, мирян, да и тех же самых журналистов, не готов. Это уже отдельная тема.

Хотя жизнь, которая зачастую движется в катастрофических ритмах, в грозных раскатах громов истории, будущее заставит нас неумолимо, неостановимо это делать.

Но, не спешим торопить грядущие события…

И к журналистам просьба: мы сами в себе как ни будь разберемся…

P.S. И еще немного юмора. Мир уцелел, так как смеяться умел! Деньги Богу вообще очень трудно давать. Это все равно, что от себя отрывать. Вот на экуменическом съезде в кулуарах собрались христианский священник, магометанский мулла и еврейский раввин. Вот они о наболевшем, рядятся судятся, как давать деньги Богу, что бы и Бог не обиделся и самим не обидно было. Христианский священник говорит: «Я жертвую так: черчу прямую линию, стаю на ней посредине, беру поднос с деньгами и высоко подбрасываю. Деньги падают на землю, и линия показывает, что Богу, а что мне. В основном половина на половину бывает, не обидно».

Магометанский мулла говорит: «А я вокруг черчу круг и тоже беру поднос с деньгами, потрясу немного подброшу, что в круге то мне, а что за круг выпадет, то Аллаху. Тоже, так ничего».

Раввин говорит: «Если будете так деньгами разбрасываться, то прогорите! Я, на землю деньги не бросаю, а делаю так, что и Богу не обидно и мне доходно. Я тоже, как и вы беру поднос с деньгами, поднимаю высоко к небу и трясу долго и упорно. «Боже возьми себе сколько тебе нужно!» Деньги там монеты поторохтят, позвенят. Бог, сколько ему нужно себе возьмет, ну, а кое, что и мне оставит. Так делайте и вы. Это выгоднее».