Военный суд приговорил Пушкина к повешению

Время от времени в фантастически богатых российских государственных архивах происходят удивляющие самих архивистов открытия. Еще одно доказательство того, сколь глубок и неисчерпаем кладезь архивной памяти. К таким находкам относится выявленный — точное профессиональное определение — в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА) том, одетый в зеленую кожу, с золотым тиснением: «Высочайше конфирмованные (утвержденные. — Э.М.) доклады по военно-судным делам. Февраль — апрель 1837 год». В нем — материалы, представленные Николаю I Генерал-Аудиториатом, высшим военным судом России, который ревизовал расследование дел, гражданских и уголовных, судами низшей инстанции. 1837 год. Да, конечно, — Пушкин, дуэльс Георгом Дантесом, бароном Геккерном (в бумагах — Геккерен). Это дуэльное дело никак не выделено среди прочих вечных российских сюжетов — лихоимство, пьянство, воровство. А что Пушкин, кто такой?! Рядовой дуэлянт в невеликом придворном чине камер-юнкера, посмевший преступить закон, запрещающий дуэли. В отличие от самого доклада резолюция царя известна. Но — по писарской копии. Где ее подлинник? На каком документе? Оказалось, на том самом докладе Генерал-Аудиториата после приговора, вынесенного судом Лейб-Гвардии Конного полка. Дантес-Геккерн служил в другом — Ее Величества Кавалергардском. Таков был общий порядок, дабы избежать пристрастности. Суд приговорил поручика Геккерна, дуэлянта, и подполковника Константина Карловича Данзаса, секунданта Пушкина, к повешению. Доклад никогда не публиковался. Корреспондент Элла Максимова беседует с ведущими специалистами РГВИА Владимиром Пономаревым и Наталией Шабановой.

вопрос: Как же был обнаружен доклад?

ответ: В архиве хранится большущий фонд Главного военно-судного управления Военного министерства с докладами Генерал-Аудиториата монархам. Сотни томов за многие десятки лет. Следуют друг за другом в хронологической последовательности. Алфавитных, пофамильных, «подсказок» в описях, увы, нет. Возможно, и по этой причине обращались к ним ученые, архивисты крайне редко. Этот том вовсе никто в руках не держал. А тут, в связи с проектом создания одного пушкинского сборника, решили на всякий случай пролистать несколько томов. И вот такое нас ждало везение.

в: Чем вы объясняете свирепость полкового приговора, при том что и воинские, и нравственные характеристики у подсудимых отменные?

о: Понимаете, согласно букве закона, они заслуживали смерти, из чего офицеры и исходили, хотя таких прецедентов нет — чтобы кого-то из дуэлянтов повесили. А уж что судьи на самом деле полагали и чувствовали…

в: Значит, рассчитывали на монаршую милость?

о: Весьма вероятно.

в: Останься Пушкин жив, что, по-вашему, ждало его?

о: Надо учитывать: стрелялись в России часто. Но далеко не всегда факт дуэли возможно было доказать. Участники поединка объясняли ранение несчастным случаем, к примеру, на охоте. Но смерть не скрыть. Однако то, что запрещалось, обществом не осуждалось. Честь в те годы ценилась дорого!

в: Каким образом собирались приведенные в докладе мнения вышестоящих командиров — бригады, дивизии, корпуса?

о: Они были составлены и присланы в аудиторский департамент по его запросу.

в: Для чего, для кого делалось «Извлечение из доклада», которое мы сегодня цитируем?

о: Для царя. Краткие выдержки, без помарок и исправлений, очищенные от подробностей. Подшивались в самое начало доклада. Скорее всего, ими Николай I и ограничился. Он же был в курсе событий! Двор много чего видел, знал, оценивал. Недаром целиком рассмотрение дела о дуэли заняло всего шесть недель вместо обычных многих месяцев, а то и лет. Общественность была взбудоражена, уже ходило в списках знаменитое лермонтовское «Погиб поэт…». Александр Сергеевич был еще жив, когда царь повелел «судить военным судом как Геккерна и Пушкина, так равно и прикосновенных к сему…».

Накануне рокового дня…

Следует, очевидно, напомнить просвещенным и тем более неосведомленным читателям о том, что в ноябре 1836 года поэт и его друзья получили грязный анонимный памфлет «Диплом рогоносца». 26 января 1837-го, накануне рокового дня, Пушкин послал нидерландскому посланнику в Петербурге барону Геккерну то письмо, следствием которого стал вызов Пушкина поручиком Дантесом на дуэль.

«Господин барон! Позвольте мне изложить вкратце все случившееся. Поведение Вашего сына было мне давно известно… Собственное Ваше поведение было неприлично. Представитель коронованной главы, Вы родительски сводничали Вашему сыну. Кажется, все поступки его (довольно, впрочем, неловкие) были Вами руководимы… Подобно старой развратнице, Вы сторожили жену мою во всех углах, чтоб говорить ей о любви Вашего незаконно рожденного или так называемого сына, и когда он, будучи больным венерическою болезнию, оставался дома, Вы говорили, что он умирает от любви к ней. Вы говорили ей: «Возвратите мне моего сына»… не хочу, чтоб жена моя еще слушала Ваши отцовские увещания, и не могу позволить, чтоб сын Ваш после своего отвратительного поведения осмелился бы обращаться к моей жене, а еще менее того, чтобы он говорил казарменные каламбуры и играл роль преданности и несчастной страсти, тогда как он подлец и негодяй. Я вынужден обратиться к Вам с просьбой окончить все эти проделки… Имею честь быть, господин барон, Ваш покорный и послушный слуга. А. Пушкин».

«Извлечение из доклада Генерал-Аудиториата…»

Приговор суда (полкового. — Э.М.)

Комиссия военного суда, находя подсудимых поручика барона Геккерена и подполковника Данзаса виновными: первого — в произведении с камер-юнкером Пушкиным дуэли и в нанесении на оной ему, Пушкину, пистолетным выстрелом раны, от коей он вскоре умер, а последнего — в бытности при той дуэли со стороны Пушкина секундантом, приговорила Геккерена и Данзаса на основании законов повесить.

Мнения

Командир Кавалергардского Ее Величества полка генерал-майор Гринвальд, принимая во уважение (во внимание. — Э.М.) в отношении поручика Геккерена молодые его лета и то обстоятельство, что он, будучи движим чувствами сына защитить честь оскорбленного отца своего (хотя сему, быть может, сам был причиною)… а в отношении подполковника Данзаса — долговременную и беспорочную его службу, бытность в походах и полученную им в сражении противу турок рану, полагает: Геккерена, лишив всех прав Российского дворянства, разжаловать в рядовые с определением на службу в дальние гарнизоны, а Данзаса, лишив орденов и золотой полусабли с надписью «За храбрость», разжаловать в рядовые впредь до отличной выслуги, с определением в армейские полки.

Командующий 1-ю Гвардейской Кирасирской бригадой генерал-майор барон Мейендорф полагает: поручика Геккерена разжаловать в рядовые без выслуги с назначением в Отдельный Кавказский корпус, а подполковника Данзаса… что вовлечен был в преступление из уважения к Пушкину, с коим имел товарищество и дружбу с детства, и что прежде, служа беспорочно, был в походах и получил рану, выдержать в крепости в казематах шесть месяцев. Барон Мейендорф присовокупляет, что и камер-юнкер Пушкин подлежал бы наказанию в равной степени с поручиком Геккереном, но суждение за смертью его оставить.

Начальник Гвардейской Кирасирской дивизии генерал-адъютант граф Апраксин полагает: поручика Геккерена, лишив чинов и дворянства, разжаловать в рядовые впредь до отличной выслуги, а подполковника Данзаса, который введен был в сие дело внезапно и имел надеждою и первым желанием помирить противников, равно принимая в соображение его девятнадцатилетнюю отличную службу, нахождение в войнах с персианами и турками, не лишая его кровию заслуженных почестей, выдержать в крепости четыре месяца и потом обратить по прежнему на службу.

Командир Гвардейского резервного Кавалерийского корпуса генерал-лейтенант Кнорринг в отношении подполковника Данзаса согласился с мнением графа Апраксина, а поручика Геккерена во уважение того, что он решился на поединок с камер-юнкером Пушкиным, будучи движим чувствами сына, разжаловать в рядовые впредь до отличной выслуги с преданием церковному покаянию, выдержав при том в крепости шесть месяцев в каземате. Сему же самому наказанию подлежал бы и камер-юнкер Пушкин, если бы остался в живых.

Командующий Отдельным Гвардейским корпусом генерал-адъютант Бистром находит подсудимых виновными. Поручика Геккерена — в нанесении камер-юнкеру Пушкину смертельной раны и, по собственному его признанию, в раздражении Пушкина щекотливыми для него записками к жене его. Подполковника Данзаса — в неприятии надлежащих мер к примирению враждующих или к отвращению дуэли, тогда как, несмотря на краткость времени от извещения его о дуэли до совершения оной, он мог бы исполнить последнее… Поручика Геккерена, лишив чинов и заслуженного им Российского дворянства, определить на службу рядовым… так как относительно него нет никаких заслуживающих снисхождения обстоятельств, ибо письмо камер-юнкера Пушкина… не могло давать право на такое противузаконное самоуправие. Впрочем, заключающаяся в том письме чрезвычайная дерзость не могла быть написана без чрезвычайной же причины. Которая слабо объясняется сознанием (от «сознаваться». — Э.М.) самого Геккерена, что выражения его в записках к жене Пушкина могли возродить в нем щекотливость как мужа. Относительно же Данзаса, генерал-адъютант Бистром, принимая во уважение усердную его службу и отличную нравственность, о которой свидетельствуется в кондуитном его списке, равно и бытность в походах и сражениях, полученную при штурме Браилова рану пулею в левое плечо на вылет с раздроблением кости, осмеливается ходатайствовать у Вашего императорского величества монаршего милосердия. Вменить ему, Данзасу, в наказание бытность под судом, выдержать сверх того под арестом и после того обратить по прежнему на службу. Поступок камер-юнкера Пушкина, за смертию его, оставить без дальнейшего заключения.

Заключение Генерал-Аудиториата

Генерал-Аудиториат находит поручика барона Егора Геккерена виновным в противозаконном вызове камер-юнкера Александра Пушкина на дуэль и нанесении ему смертельной раны, к чему было поводом то, что Пушкин, раздраженный поступками Геккерена, клонившимися к нарушению семейного его спокойствия и дерзким обращением с женою его, написал его отцу письмо с оскорбительными выражениями. Хотя Геккерен не сделал точного признания, отзываясь, что обращение с женою Пушкина заключалось только в одних светских вежливостях, но таковое отрицательство не заслуживает уважения, ибо сам он, Геккерен, сознается, что посылал ей книги и театральные билеты и прилагал записки…

Генерал-Аудиториат, соображаясь с воинским 139-м артикулом и Сводом законов тома XV статьею 352, полагает: его, Геккерена, за вызов на дуэль и убийство лишить чинов и Российского дворянского достоинства, написать в рядовые с определением на службу по назначению инспекторского департамента. Подполковник Данзас виновен в противозаконном согласии быть при дуэли секундантом и в неприятии мер к ее отвращению. Хотя Данзас за поступки сии… подлежал бы лишению чинов, но Генерал-Аудиториат… принимая во уважение немаловременную и усердную его службу и отличную нравственность, полагает: вменив в наказание бытность под судом и арестом, выдержать сверх того под арестом два месяца и после того обратить по прежнему на службу. Преступный же поступок самого камер-юнкера Пушкина, подлежавшего равному с подсудимым Геккереном наказанию, за написание дерзкого письма к министру Нидерландского двора и за согласие принять противозаконный вызов на дуэль, по случаю его смерти предать забвению.

Резолюция

«Быть по сему, но рядового Геккерна как не русского подданного выслать с жандармом за границу, отобрав офицерские патенты. Николай Санкт-Петербург 18-е марта 1837».

izvestia.ru