Свобода творчества и Суд Божий

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
А. С. Пушкин

К девяностым годам прошлого века можно относиться по-разному, однако именно тогда многие люди стали приходить к православной вере. Пути к Богу были различными. Кто-то был крещён в детстве, но в церковь не ходил, а кого-то воспитали атеистом. И часто получалось так, что воцерковление, пропущенное в отрочестве, начиналось в зрелом возрасте. В Храмы и монастыри шли и поседевшие мужчины, и замужние женщины. С этого момента их жизнь менялась. Они, словно школьники на первом уроке, познавали счастье церковной жизни и знакомились с удивительно-красивым миром духовной литературы.

Свободно открылось творчество Ивана Шмелева, Василия Никифорова-Волгина, Бориса Зайцева… Многие с удивлением увидели, что известный баснописец Иван Андреевич Крылов писал басни с глубоким вероучительным смыслом и оды на Псалмы.

Вновь были опубликованы следующие строки православной лирики Николая Алексеевича Некрасова:

Войди! Христос наложит руки
И снимет волею святой
С души оковы, с сердца муки
И язвы с совести больной…

А ведь они и в наше время звучат необычно, потому что Некрасов долгое время служил революционной поэзии и считался предтечей социализма. Для советских граждан этот отрывок из поэмы «Тишина» показался бы невероятным или временным заблуждением передового поэта.

После подобных открытий, застоя и молчания русской самобытности, отечественное искусство, вдохнув свежего воздуха, начало духовно возрастать, хотя и черепашьими шагами. Далеко не все художники пера и кисти потянулись вверх к Отцу Небесному. Кому-то удобнее показалось идти вниз, к бесовщине и развращённости. Поэтому сейчас в России есть множество противоречивых явлений.

Далёкие «лихие» девяностые дали свободу вероисповедания и творчества, но вместе с ними мы получили и множество лишних прав вроде свободы выбора пола. Они плавно и ненавязчиво ведут русскую культуру и литературу к деградации. Дело здесь не только в активности западной пропаганды. Часто разрушителями русской культуры являются и наши деятели искусств. Почему?

Потому что человек, имеющий свободную волю, довольно часто забывает о том, что свобода всегда сопряжена с ответом за её использование. Никто не имеет власти над свободой воли людей: ни Ангелы, ни бесы, ни земные властители… Поэтому и ответ за свободу страшен. Ибо всякое дело большое и малое имеет значение для всей жизни человека, поскольку за каждое из них спросят на Божьем Суде.

Исходя из этого, очень важно стремиться к добру, чтобы завершив земное бытие, соединиться с Господом. Во все свои дни нужно самым тщательным образом следить за своей душой, оберегая её от врага рода человеческого. Одновременно следует с любовью хранить в себе и память смертную, удаляющую от греха, который малым не бывает.

Ведь еще святой преподобный Амвросий Оптинский говорил: «От грошовой свечки Москва сгорела». Этим он подразумевал то, что многие добродетели может очернить и самый ничтожный грех. Поскольку если человек не может погасить в себе и малую искру пагубной страсти, как же ему одолеть огромное пламя, когда в сердце вспыхнет настоящий пожар?

Благо тому, кто умеет видеть истинную сущность жизненных явлений. Кто беспристрастно различает добро и зло. Кто знает, как часто всевозможная нечисть наряжается в светлые одежды святости.

В нашей жизни большинство людей прекрасно знают, что человеку в нравственном выборе помогает голос его совести. Но всегда ли люди поступают по совести? Что формирует их мировоззрение?

Православные верующие могут ответить: «Дух Святой», а атеисты: «Воспитание и общественная среда». При этом носителем христианских догматов и пропаганды безбожников чаще всего является книга. Через неё мы умножаем свои знания. Сама книга — это обоюдоострый меч. В ней сосредоточен как духовный опыт святых отцов, так и взгляды богопротивников. А может ли печатное слово быть вне борьбы добра и зла?

Оскар Уайльд в «Портрете Дориана Грея» писал: «Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо». Так ли это? Понять прав или нет англо-ирландский писатель можно через критерий качества, который определяет границы понятий «хорошо» и «плохо». Где семечки, а где шелуха?

Признаком хорошего качества может стать оригинальный, захватывающий сюжет; нетрадиционные исследования и находки автора; глубина поставленных вопросов и проблем; актуальность написанного…

«Технических» показателей много. И если применить их к конкретному произведению, то на пике «идеального» кому-то покажется «Капитал» Карла Маркса и «Психоанализ» Зигмунда Фрейда. Они обоснуют своё мнение тем, что более актуального, захватывающего и оригинального никто не написал.

И, слава Богу! Потому что столь страшных безнравственных произведений, ведущих душу прямо в ад, даже сложно представить. Чего стоит только утверждение Фрейда, что каждый мальчик мечтает убить своего отца, чтобы переспать с матерью! Такие есть «психоаналитики», что лучше с ними и не знакомиться. Здорового человека до своей клиники доведут.

А какую «кашу» заварили различные утописты! Так всякие последыши наследили… До сих пор «кашу» их «великого» наследия расхлёбываем. Ведь они фундаментом жизни, её так называемым «базисом» сделали экономические отношения.

С высоты христианской веры утописты опустили человечество к примитивному идолопоклонничеству. А в качестве идола предложили шуршащую купюру. Вернее сказать, её заменитель — земные блага по потребности. Плюс дополнительный стимул — работа по возможности, когда можно особенно и не напрягаться.

Заманчиво, не правда ли? Не потому ли великое множество людей поклонились сему кумиру ленивцев и наивных мечтателей?

Вроде бы и ничтожна была искра, а сколько зла она принесла?! Книги утопистов и фрейдистов имели серьёзное влияние на часть психиатрии и мировую экономику.

Тут нужно подчеркнуть то, что разговор идёт о моральных ценностях. Можно ли интересную книгу априори считать нравственной? Какой смысл несут слова «хорошая книга». Рассмотрим различные литературные произведения

Для начала возьмём творение из «Золотого фонда» мировой литературы. В этой «бесценной шкатулке» хранятся бриллианты, жемчуг, золотые колечки, бижутерия и дешёвый бисер писателей.

Начнём с книги В. В. Набокова «Лолита». Сюжет прост и циничен — совращение двенадцатилетней падчерицы циничным Гумбертом. Внешне он вроде бы обычный обыватель американского городка. Однако его психологические проблемы воспаляют больное воображение. Ему нравятся маленькие девочки, входящие в подростковый возраст. Это же не просто безнравственно, это отвратительно.

Дифирамбы похоти, преподносящиеся как любовь — вот в чём главная трагедия и антиморальность всей книги. Она что-то вроде мартини с апельсиновым соком. На беглый взгляд невинный коктейль, а градус бьёт по голове всерьёз.

Как тут не вспомнить слова апостола Павла, что «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится». (1 Кор. 13:4-8)

О, несчастный Гумберт! Где же его терпение, милосердие, отказ в пользу ребёнка от собственных желаний? Хотя бы сочувствие к осиротевшей девочке. Ничего этого нет. Есть только одно дикое желание — обладать.

Оправдать сюжет Набокова может только ранняя смерть главных героев. Она весьма закономерна и является следствием их нечестивой жизни, в том числе и несчастной девочки, которая сама залезла в постель к отчиму… И так далее по тексту…

Почему же подобные истории имеют миллионную аудиторию, а их авторы огромные гонорары? Причин, влияющих на популярность книги и попадание её в разряд известных, очень много.

Одним из основных факторов является мода. Она — изобретение суетного мира, разрушение традиции. Иногда мода, как торнадо, подхватывает человека, лишает его способности думать и силы сопротивляться. Её вихрь, чаще всего, несёт людей в погибельном направлении.

«Почему же в погибельном?— спросит кто-то из читателей статьи, — Какой же вред от моды?» А такой, что человек не делает выбора между добром и злом, полезным и вредным. Привыкая следовать модным течениям, люди не замечают, куда их несёт к какой бездне безнравственности и духовной пустоте.

Ловко раскрученные произведения, невзирая на их низкое качество, зачитываются даже теми, кто со школьной скамьи книг в руки не брал. При этом нелепые фантазии художников слова, дизайна и кисти бывают противоестественными и бесстыдными, однако за ними упрямо следуют толпы ошалелых поклонников.

И всё в порядке вещей. И люди почему-то считают зазорным и невежливым сказать, что король-то голый.

На более глубоком уровне оценки модных изданий можно сказать, что их успех вызван падением нравственности. Люди ищут образы, соответствующие состоянию их души.

Хороший пример моды — Паоло Коэльо. Его знают очень многие. Откуда такая популярность? Неужели его читатели прекрасные знатоки латиноамериканской литературы? Вряд ли, иначе сравнение Кортасара или Маркеса с Коэльо было бы однозначно не в пользу последнего. Тогда почему же? Вероятно, потому что мода!

А она переменчива и не служит гарантией качества литературного произведения. Поэтому, вероятнее всего, через десять-пятнадцать лет Коэльо благополучно забудут. Как забыли и других авторов, когда-то имевших миллионные аудитории. И сама история литературы наглядно свидетельствует, что не всегда популярные книги являются образцом добротности издания.

Чем же тогда можно измерить глубину качества книги? Мне думается, что стоит вернуться к вопросу нравственности, основанной на христианских догматах. В этом случае она выступает в роли литературного эхолота. Если же идея нравственности рассматривается не явлением Божьей истины, а социальной мерой, то она становится весьма шатким понятием и напоминает чашечные весы.

Что такое нравственность без Бога, показывает Александр Иосифович Казаринов — персонаж романа Юрия Рябинина «Твердь Небесная». Во время русско-японской войны 1904-1905 года он ищет в Китае несметные сокровища. Для достижения цели русский дворянин вступает в сговор с японцами. Итог — гибель русских солдат.

После войны приходит расплата — Казаринов объявлен во всероссийский розыск. И вот тогда Александр Иосифович говорит символическую фразу: «Что безнравственно у одних, то нравственно у других». И отправляется искать убежища у социалистов, считающих, что путь к светлому будущему лежит через уничтожение России. Утописты принимают политического преступника, потому что в их глазах — это нравственно и соответствует их убеждениям.

Вот такая у них «нравственность», ставящая превыше всего личные интересы и мир «проклятьем заклеймённый». В реальной жизни эти «благодетели» человечества борются с Божественными Законами.

В своей борьбе они видят смысл всего своего существования. Ради миража утописты шли в «последний и решительный бой». Он был ими полностью проигран. Однако их последователи до сих пор не видят вины незваных «идеалистов» в гибели миллионов людей. Почему? Такое воспитание, они так понимают справедливость.

Но только ли из воспитания и воздействия внешней среды произошли их трагические заблуждения? Какие другие причины привели утопистов к духовному падению? Ведь многие из них читали сначала Библию, а лишь затем псевдоправду, напечатанную за рубежом. Давайте попробуем разобраться в этом сложном вопросе.

Все мы понимаем окружающий мир и его познание по-своему. И далеко не всегда наше познание мира благополучно завершается, и мы делаем правильные выводы из жизненных опытов. Человек, проглотивший сильножгучий красный перец, не сможет оценить по достоинству вкус любого, даже самого изысканного блюда. Он начинает кидать в рот всё, что попало, лишь бы снять остроту, но горечь усиливается даже от простой воды. Так и с литературой, и в жизни.

И часто мировоззрение людей бывает далеко от совершенства. Весьма выразительно, в своей манере сказал горе-революционер Шатов из «Бесов» Ф. М. Достоевского. «Никогда разум не в силах был определить зло и добро или даже отделить зло от добра, хотя приблизительно; напротив, всегда позорно и жалко смешивал…»

Тут нужно отметить, что такая слабость ума и воли — это обычное состояние человека, живущего только для своей утробы. Всё же гораздо проще, чем пытался толковать Шатов — если человеку что-то не нравится и не отвечает его интересам, то он может отвергнуть и истину Святого Писания, и пойти против спасения своей же души. Примеров тьма… И сами-то посудите — разве дореволюционная проститутка не знала, что блудничает во вред самой себе? И современные знают, но блудят, потому что лёгкие деньги дороже нравственной чистоты. И в наше время иную литераторшу хоть в дом терпимости приглашай, так старается…

Между тем пути Господни неисповедимы. За отречение от веры многих людей, за безбожные дела, за бунт против помазанника Божьего — святого царя Николая II было попущено врагу рода человеческого временно овладеть всей Российской империей.

Так труды писателей-утопистов, их богоборческие книги стали властвовать над великой Империей мира. Ничтожны, мерзки были личности утопистов, лживы их книги, но, очевидно, самим Божьим промыслом людям было дано понять всю богопротивность бунтарей против императорской власти и православия.

Годы советской власти показали, что невозможно построить нравственно здоровое общество без прочного религиозного фундамента. Можно под видом всеобщего блага навязать безбожный стереотип поведения силой. Однако от мнимого добра душа не становится чище, творчество святым, а ложь правдой.

В связи с этим уместно вспомнить произведение Уильяма Голдинга «Повелитель мух», удостоенное в 1983 году Нобелевской премии. Эта, на мой взгляд, архизлобная и кровожадная книга, в чём-то удивительно правдива. Автор показывает образ западного человека в условиях анархии.

После крушения самолета, мальчишки шести-тринадцати лет оказываются без взрослых на необитаемом острове. Сначала они пытаются сохранить признаки цивилизации: выбирают главного, создают законы, пытаются наладить быт, а самое главное — поддерживают костер, чтобы дым был виден с моря и их спасли.

Однако после первой же охоты часть мальчишек, почувствовав вкус крови, оставляет надежду на спасение, бросает костёр, отделяется и выбирает удел дикарей — охоту и ритуальные танцы с воплями: «Свинью бей! Глотку режь! Добивай!»

Ежедневно к этому племени присоединяется всё больше и больше ребят. В результате чего на острове остается только один, верующий во спасение и жаждущий вернуться домой — бывший глава Ральф.

Остров, словно машина времени, перенёс детей в доисторическое прошлое. Мальчишки в прошлом освоились и стали дикарями. Днём они охотники, разукрашенные глиной с копьем в руках, а ночью пугливые, суеверные дети. Им кажется, что их преследует зверь — чудовище, живущее на острове и требующее жертву. Ей становится свиная голова, воткнутая в копьё.

О том, что чудовище живёт в самих детях, догадывается мальчик Саймон. Он понимает, что зверь — это повреждённая грехом природа человека, склонная ко злу. Ребёнок спешит поделиться открытием с «соплеменниками».

А мальчишки, вошедшие в экстаз под страхом ночи и ритуальными плясками у костра, кричат: «Бей! Коли! Добивай!» и убивают товарища. Волны уносят мёртвое тело в море. Потом последует еще жертва, уже более осмысленная, и от того более кровожадная и жестокая.

В конце книги одичавшие дети начинают охоту на единственного сохранившего человеческий облик мальчика — Ральфа. Вот до чего могут докатиться маленькие англичане, воспитанные в приличных семьях. И, прочитав «Повелителя мух», мало кому захочется быть похожим на озверевших граждан Британских островов.

Толстой, Руссо, Сартр и прочие гуманисты говорили, что человек по природе очень хорош. Нужно лишь избавить его ото лжи культуры, города и цивилизации. Вот вам и цивилизованные английские мальчики. Многие из них пели ангельскими голосами в церковном хоре. За несколько дней они сменили цивилизацию на боевую окраску древних дикарей, Божие песнопение на кровожадные крики рядом с идолом.

Всё это говорит о том, что человек болен грехом. Зло покалечило людей, сломало, истощило, вывернуло наизнанку. Грех обезобразил почти всех. Он чудовище, которое живёт в человеке. Голдинг всего лишь снова подвёл читателей к этой, еще ветхозаветной мысли.

Мне же хочется привести строки из стихотворения нашего современника иеромонаха Романа Матюшина.

Без Бога нация — толпа, объединённая пороком,
Или слепа, или глупа, иль что еще страшней — жестока.
И пусть на трон взойдёт любой, глаголющий высоким слогом,
Толпа останется толпой, пока не обратится к Богу.

Само собой, что в безбожном состоянии человек не может выбрать правильный моральный вектор. Единственным спасением для него служит только Закон Божий. Всё то, что приближает к Божественным заповедям — хорошее и доброе. Всё то, что удаляет — худое и богопротивное. Поэтому можно высказать следующую мысль — оценка качества литературы возможна только на религиозной основе. Духовность является эталоном любого литературного произведения.

До революции 1917 года всё так и было. Даже в самый противоречивый XIX век подавляющее большинство литературных произведений каким-то таинственным способом сохраняло связь с церковной традицией.

Это еще более удивительно потому, что в то время прослеживался мощный отток интеллигенции от Православной Церкви. Ситуацию усугубляло усиление социалистов и всяких радикально настроенных отщепенцев.

В этом процессе мы сталкиваемся с понятием «антимония». Социалисты, отвергая веру, её же пропагандировали. Ничего нового они не изобрели и лишь отрицали то, что предлагала Церковь. Это чистое обезьянничество по отношению к деятельности Творца, своеобразный перевёртыш. Вольно или невольно, но вся их деятельность, так или иначе, касалась религиозных вопросов.

И, несмотря на все отрицательные обстоятельства, литература осталась верна Церкви. Основных догматов веры, несмотря на личные падения и духовные ошибки, придерживались многие писатели — Ф. М. Достоевский, А. П. Чехов, А. К. Толстой… Николай Лесков часто главным героем делал духовное лицо: «Соборяне», «Очарованный странник», «Мелочи архиерейской жизни».

Религиозные мотивы прослеживаются в поздних, написанных после 1840 года, детищах Н. В. Гоголя. О серьёзности дум автора «Мёртвых душ» можно судить по его сочинению «Размышления о Божественной Литургии», составленной им на основе толкований византийских и русских церковных писателей. Примеров здесь может быть еще очень много.

Самое большое противоречие вызывает поэзия М. Ю. Лермонтова. Что здесь можно сказать — молод, искушаем. Его религиозное сознание не получило полного формирования. Он был сильно, хотя и безосновательно, обижен на власть. В силу всего этого ему было свойственно чувство протеста. Но он всё же, пусть и в самой малой степени, пытался следовать моральным ценностям христианства.

Его творчество что-то вроде середины лестничной площадки, где подъём вверх — это путь к Богу, а спуск вниз — падение в преисподнюю. Он постоянно метался, тосковал, чего-то искал. Часто падал, еле-еле вставал. Его книга «Герой нашего времени», если посмотреть на нее с христианской точки зрения, совершенно пустое, в чём-то лживое и бездуховное произведение.

Императору Николаю I, знавшему настоящее положение дел в государстве, более-менее понравился всего лишь образ Максима Максимовича. Потому что двусмысленное молчание — это ложь. Ведь Лермонтов своими глазами видел жизнь на Кавказе, и сам участвовал в боевых действиях. Однако он предпочёл показать некого «лишнего человека» Печорина, а не настоящих боевых офицеров или, предположим, генерала Ермолова, служившего немного раньше самого автора. Символична и смерть поэта. Он погиб не в бою, а на дуэли от руки майора Мартынова.

Возможно, он хотел быть церковным человеком, но падал всё ниже и ниже, вплоть до вызова на последний поединок. Поэтому в его стихах мы читаем и слова молитвы, и дифирамбы диаволу.

В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них…

То ли сверху вниз, то ли со дна пропасти к небу:

Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой…

В конце концов, демон как будто бы одерживает власть над Лермонтовым, что могло послужить причиной его ранней смерти. Поэта даже священник не хотел отпевать — не положено. Практически, если взглянуть на дуэль с юридической стороны, то поэт погиб преступником. Если бы он остался живым, то был бы осуждён военным судом. Были и такие люди, которые искренне радовались концу дуэлянта.

Однако есть и иное мнение, что, несмотря на явную симпатию поэта к демону, он верил в конечную победу правды Божией над демоническим соблазном. Этой точки зрения придерживается митрополит Илларион (Алфеев) — известный богослов, патролог, церковный историк и ведущий телепередачи «Церковь и мир».

Для нас же важно то, что часть поэзии Михаила Юрьевича Лермонтова была проникнута христианским духом, борьбой добра и зла.

После революции всё изменилось. Декрет об отделении Церкви от государства, изданный 2 февраля 1918 году, перевернул с ног на голову не только существующий государственный порядок. Это был мощнейший удар по отечественной культуре. Огромная масса талантливых, образованных и верующих людей была либо сослана, либо уничтожена. Тоталитарный режим во главу жизни и искусства поставил идеологию атеистической партии и человека. Последствия безбожия отравляют страну до настоящего времени.

Но это не значит, что всю литературу советского периода нужно выбросить на помойку. Вера в человеке неуничтожима, ибо каждый из нас является носителем образа Божия.

Вера, подкрепляемая надеждой и любовью, всегда есть в христианском сердце. Поэтому неизменно найдутся творческие люди, работающие во славу Божию. Были они и в советские годы, даже в русском зарубежье. Оно дало нам: отца Сергия Булгакова, Николая Лосского, Ивана Шмелева…

Но здесь мне хотелось бы сказать не о них, а о человеке, с чьим творчеством мы знакомимся еще на школьной скамье — писателе Михаиле Шолохове. К сожалению, методика преподавания литературы в школе бывает такова, что она может вызвать невосприимчивость к литературным произведениям. По окончании школы мало у кого возникает желание вернуться к Шолохову, а зря. Он удивительный автор, которому удалось сочетать несочетаемое — во время всевозможных репрессий написать книгу о бесчеловечности и безбожности власти, при этом между строк раскрыть христианские истины.

Речь идёт о «Поднятой целине». Если почитаете её внимательно, вы увидите, что подлинный смысл книги не в становлении колхозов, а в пробуждении человеческой души. На протяжении романа Половцев, Давыдов, Нагульный преображаются любовью к своей Родине, своему народу… И чем сильнее это преображение, тем больше ненависти вызывает оно у нелюдей из окружного комитета, штабистов и прочих, по сути мёртвых людей. Это роман тяжелейшей борьбы мертвечины против живых.

Однако произведение Шолохова скорее исключение, чем правило для книг, написанных в середине XX-го века.

Поэтому на повестке дня первостепенную важность снова приобрёл вопрос о соотношении религии и культуры в новых условиях. Эта проблема не нова. Она уже поднималась религиозными философами и писателями еще в XIX-м веке. Тогда тема православной веры в обществе обсуждалась в рамках противостояния между славянофилами и западниками, и частично сводилась к путям развития русской литературы.

В XX-м веке всё это приобрело совсем иное значение. Речь уже шла о сохранении самобытности национальной культуры, и в частности литературы, о её мистической связи с православием, как важнейшей части Российского государства.

И сейчас этот вопрос не решён полностью. Он по-прежнему актуален. Пережив нашествие коммунистической идеологии, наша культура переживает нашествие Запада, его развращенности, деградации вкусов и прочих выкидышей субкультуры потребления.

К счастью, у нас есть много полезного и интересного в опыте предыдущих поколений. Например, отец Сергий Булгаков призывал воцерковлять не саму культуру, а её деятелей, чтобы посредством последних церковная духовность могла проникать в окружающий мир. Он призывал скорее к взаимодействию со светскими людьми за пределами Церкви, к свидетельству в мире православной веры.

Отец Сергий считал, что Церковь должна заявлять свою позицию и духовно присутствовать во всех областях человеческой жизни, свидетельствовать правду Божию в культуре, политике, экономике. Вспомним произведения Сергия Нилуса, Алексея Хомякова.

Заслуживает большого внимания и точка зрения отца Павла Флоренского. Он ратовал за то, что вся культура из Храма. Нет ничего, что должно оставаться в жизни безрелигиозным, без связи с культом. Идеальная культура, по его мнению, как бы концентрическими кругами располагается вокруг религии. В своих взглядах он идёт дальше теургии Владимира Соловьева, ставящего священную задачу преображения мира художественными средствами.

Проект отца Павла встретил серьёзные возражения со стороны критиков. Они считали, что если продолжить мысли отца Павла, то получится, что всё творчество А. С. Пушкина теряет смысл. Великий поэт занимался поэзией вне Церкви и весьма значительную часть жизни жил безбожно. Лишь в последние годы он предпринял шаги к глубокому воцерковлению.

Другое мнение у отца Георгия Флоровского, считающего, что воцерковить культуру невозможно, да и не нужно. У Церкви и культурного, в том числе и литературного, творчества разные задачи. В Храме совершается духовная работа по спасению души человека, а в культуре реализуются его творческие возможности. Наше с вами спасение зависит от того, что и как мы творим. Дело спасения человечества совершается не в литературе, а в Храме Божьем.

Любой из этих путей взаимоотношений религии и творчества имеет свои плюсы и свои минусы. Вероятнее всего, каждому творческому человеку, да и не только творческому, стоит самому подумать над этим вопросом.

Мне же очень близка мысль, сказанная в одном из своих интервью известным миссионером, писателем протоиереем Андреем Ткачевым. Он полагал, что в центре любого творческого процесса, должен находиться культ. То есть здесь явно видны нотки, заданные отцом Павлом Флоренским, но не в такой высокой октаве. И это вполне приемлемая вещь для нашего времени. По предложенному пути сегодня уже идут иеромонах Роман Матюшин, Борис Орлов, Николай Рачков, архимандрит Тихон Шевкунов, Владимир Крупин, Николай Коняев, Дмитрий Корсунский… Прекрасную поэму «Русский крест» написал Николай Мельников, погибший в расцвете творческих сил.

По мере развития общества и умножения греха, культурные формы обосабливались от Церкви. Они начинали существовать самостоятельно, но сохраняя связь с культом. Если эта связь оборвется, то оторвавшаяся форма замкнётся в самой себе, просуществует некоторое время по инерции, и, в результате придёт к самоотрицанию.

К сожалению, таких произведений и авторов, как в России, так и за рубежом очень много. В качестве примера, можно назвать Валентина Пикуля, который ассоциируется у нас в качестве автора исторических и военно-морских романов. Его большой заслугой является возвращение на Русь давно забытой сказовой прозы. Однако он весьма своеобразно пересказал историю России и жизнь её государственных деятелей на свой лад.

Чего стоит только роман «Нечистая сила», вызвавший целый шквал критики. В нём писатель рисует последнего русского императора Николая II, причисленного к лику святых, как развращенного, слабоумного тюфяка.

В преломлённом свете показаны священники и благотворители Церкви: архимандрит Фотий, чьи мощи были найдены нетленными; графиня Анна Орлова, и многие другие. В одном из своих романов он пишет, что русские «дрались как черти»! То есть образ православного воина, несущий в себе истинную святость, показывается неким «храбрым бесом». Получается, что часть внешних событий, освещённых из разных источников, более-менее правдоподобна. А вот духовная жизнь исторических лиц вызывает большие сомнения.

Что ж, к сожалению, многие писатели, не участвуя в жизни Церкви, и не зная святоотеческих творений, пытаются создать некие добродетельные образы. И страшно бывает, когда они, посредством своих книг, прививают читателям разврат. Еще хуже, когда они бездуховное и безбожное выдают за духовное.

Вспомним, как происходит раскаяние Дмитрия Нехлюдова в книге Льва Николаевича Толстого «Воскресенье». Это даже не покаяние, а сожаление, ощущение неудобства от того, что он так некрасиво поступил. Нехлюдов не осознает себя грешником перед Богом. Все его метания не более чем душевные переживания и осуждение всего окружающего.

Максим Горький писал об образе Нехлюдова: «Итак, почти всё художественное творчество Толстого сводится к единой теме: найти для князя Нехлюдова место на земле, хорошее место, с которого вся жизнь представлялась бы ему гармонией, а он сам себе — красивейшим и величайшим человеком мира».

Когда же человек искренне раскаивается перед лицом Божиим, он твёрдо намерен исправить свою жизнь. Этим он облегчает свою душу, снимает тяжкий груз с сердца, покоряется судьбе, отдает себя в руки Всевышнего, уповает на Его милость, прощение. И тогда к человеку приходит облегчение и надежда. Как, например, к Иудушке Головлеву, герою романа Н. Е. Салтыкова-Щедрина «Господа Головлевы».

Просто сожалеющие о своих падениях, облегчения не получают. Поиски духовности, смысла жизни вне Христа — обречены. Они ведут не просто в тупик, а в погибель. Прямое доказательство этому самоубийство Николая Ставрогина, одного из действующих лиц романа Ф. М. Достоевского «Бесы». Стало быть, путь Дмитрия Нехлюдова — это не дорога духовного возрождения, а постепенное опускание в пропасть, хотя Л. Н. Толстой преподносил всё это иначе.

Не только личная драма и внутренний мир литературных персонажей может статься орлом или решкой, в зависимости от духовного совершенства автора. Порой и целые события приводят читателя к мысли о жизни или смерти, в зависимости от того, с мирской точки зрения, ты на них смотришь, или глазами православного человека.

Сравним «Окаянные дни» Ивана Бунина и «Солнце мёртвых» Ивана Шмелёва. Обе книги повествуют об ужасах революции и Гражданской войны. Но «Окаянные дни» полны ненависти, гнева, хоть и праведного, а «Солнце мёртвых» — песнь скорби и страданий, взывающая к молитве за близких и врагов. И это отличие очень существенное, ибо ненависть Бунина далека от милосердия.

Литература в чём-то сродни с медициной, где действует главный принцип «не навреди». И как может навредить плохой врач больному, также может принести огромный вред читателю прозаик или поэт. Знает писатель или нет, но он своим творчеством всегда к чему-то призывает или куда-то ведет своего читателя. За это своё руководство он должен будет дать ответ на Страшном Суде.

По этому поводу существует удивительное по своей правдивости, точности, простоте, глубине, ясности произведение, басня И. А. Крылова «Сочинитель и разбойник». Процитирую небольшой отрывок.

Суд к Сочинителю, казалось, был не строг;
Под ним сперва чуть тлелся огонёк;
Но там, чем далее, тем боле разгорался…

Писатель, наконец, кричит среди мученья,
Что справедливости в богах нимало нет;
Что славой он наполнил свет
И ежели писал немножко вольно,
То слишком уж за то наказан больно;

Тут перед ним, во всей красе своей…
Из адских трех сестер явилася одна.
«Несчастный! — говорит она, —
Ты ль Провидению пеняешь?..

… уже твои давно истлели кости,
А солнце разу не взойдёт,
Чтоб новых от тебя не осветило бед.
Твоих творений яд не только не слабеет,
Но, разливаясь, век от веку лютеет…

Не ты ли величал безверье просвещеньем?
Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облёк
И страсти и порок?
И вон опоена твоим ученьем,
Там целая страна…

И смел ты на богов хулой вооружиться?
А сколько впредь еще родится
От книг твоих на свете зол!
Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!» —
Сказала гневная Мегера
И крышкою захлопнула котёл.

Слова величайшего баснописца соответствуют словам евангелиста Луки: «Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят. Лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих».

Поэтому каждому писателю, художнику, композитору,… я бы посоветовала, прежде чем браться за орудие труда нужно читать и перечитывать эту басню еще и еще раз. Вдумываться, вникать в её слова и смысл. Ведь ваши дела пойдут за вами в мир иной, они послужат для вас оправданием и обвинением перед Богом. Не Всевышний будет вас судить, а ваши дела. Ваши творения скажут всё за вас.

Вдумывайтесь, какое наследие вы оставляете на земле. Если оно порочно, лживо, кровожадно, навевает отчаяние, тоску и уныние, лишает человека смысла жизни, вгоняет в разврат и идолослужение, то уничтожайте такие произведения.

Вспомните А. С. Пушкина, скупавшего и уничтожавшего свою «Гаврилиаду», или Блока, слишком поздно спохватившегося с безбожной поэмой «Двенадцать».

Даже если вы решите, что через поколение ваши книги уже забудут, вы не можете быть уверены в том, что однажды не родится человек, который прочитает вашу книгу. Он примет ложь за правду, пойдёт порочным путем и его загубленная из-за вас душа, станет вашим обвинителем пред Всевышним, Который мог бы вас простить.

«У старых грехов длинные тени», — говорит английская пословица, и в ней британцы отразили саму жизнь. Будет ли у вас время на покаяние и силы на Святое Причастие? Если и сейчас веры нет, то спасётся ли ваша душа?!

Безверие закрывает глаза на загробную участь. Память смертная затмевается у нас насущными проблемами. «Живёт обычно человек на земле, будто тут вечно жить, а о будущем забывает; знает счастие только земное, и все цели сходятся у него в одном — как бы здесь хорошо прожить, а что дальше будет, о том и думки нет», — писал святитель Феофан Затворник.

Трезвение, как правило, приходит либо на пороге смерти, либо в период страшного несчастья. Это сходно с эффектом вылитого ушата холодной воды на подвыпившего человека. Он вдруг резко приходит в себя и понимает, где можно найти спасение. Иногда помогает, а иногда кто-то умирает, так и не познав, что такое покаяние.

Оставив тело, наша душа с тяжелейшим грузом всех прегрешений, понурая, измученная, грязная идёт на поклон к Богу. Это, надо полагать, очень страшно. Еще ужаснее, трагичней и наглядней выглядит картина, если связать творчество, образ жизни и смерть некоторых известных писателей и публицистов.

Любимый критик, публицист и вдохновитель советской власти Виссарион Григорьевич Белинский умер от чахотки, не дожив четыре дня до тридцати восьми лет. Всю свою недолгую жизнь он верил в новые нравственные основы социализма. Чтобы построить эти новые основы нужно сломать старые, созидающиеся на Православии. По словам Достоевского, Белинский знал, что революция начинается с атеизма. Нет смысла цитировать здесь многочисленные статьи Белинского, в которых он ведёт активную антирелигиозную пропаганду, скажу следующее…

Будучи двадцатилетним молодым человеком, Виссарион Григорьевич заболевает страшнейшим воспалением лёгких, которое так и не удаётся вылечить до конца. По мере его журнальной работы болезнь прогрессировала и развилась в чахотку. Осенью 1845 года он переживает болезненный кризис, находится при смерти и вынужден оставить работу в «Отечественных записках».

Вероятно, что через болезнь Господь давал публицисту прекрасный шанс изменить свою судьбу — обратиться к Богу в молитвах о выздоровлении, покаяться, наконец. Вместо этого Белинский в 1847 году пишет своё знаменитейшее письмо к Н. В. Гоголю, где позиционирует себя активным борцом с Православием.

«Ей (России) нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение. А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище…».

С каким же яростным упорством Виссарион отстаивал явную ложь. Разве он не знал, что многие декабристы были верующими людьми, что они горячо молились Богу во время следствия и по дороге в Сибирь? Множество раз они благодарили Господа за различные милости к ним — снятие кандалов, разрешение молиться в церкви… Стоит только почитать мемуары декабристов, и сразу же видишь благодарение Богу даже в суровой Сибири. И там за них работали мужики из каторжников, получая за это плату.

Сам Пестель, по свидетельству члена Южного общества майора Н. И. Лорера, говорил ему: «…когда русский народ будет счастлив, приняв «Русскую правду», я удалюсь в киевский какой-нибудь монастырь и буду доживать свой век монахом».

В 1848 году Белинский умирает. Однако его письмо еще долго источало яд и отравляло умы людей, ломало их судьбы.

Фёдор Михайлович Достоевский провёл много лет на каторге за участие в кружке петрашевцев. При этом Достоевский не был активистом кружка. По большей части на нём и вины-то особой не было. Он пострадал за неверие, из-за распространения вышеупомянутого письма Белинского к Гоголю.

Возьмём другой пример. Поэт революции — Владимир Владимирович Маяковский, активный революционер и борец с религией. Особо стоит отметить его стихотворение, написанное в 1929 году «Надо бороться», где он клеймит верующих и призывает к богоборчеству. Или небольшой отрывочек из книги «Маяковский едет по Союзу».

«В воскресенье, на розвальнях отправились смотреть могилу последнего русского царя… Но мне важно дать ощущение того, что ушла от нас вот здесь лежащая последняя гадина последней династии, столько крови выпившей в течение столетий».

Его творчество, если это вообще можно так назвать, было под стать его образу жизни. С лета 1918 года он проживает шведской семьей с Лилией Брик и её мужем Осипом, воплощая на деле популярную после революции брачно-любовную концепцию, известную под названием «Теория стакана воды». К несчастью поэта, Брик была не единственной его любовницей, их было много. Известно даже о двух его внебрачных детях. Разумеется, что когда человек полностью теряет человеческий облик и покрывает частичку образа Божия в себе толстенным слоем грязи, он и кончает соответственно. Маяковский застрелился в возрасте 36 лет. Примечательно, что его тело не было даже удостоено христианского погребения, а было кремировано. Покончила жизнь самоубийством и Лиля Брик…

Говоря о поэте революции, уместно вспомнить, что и многие литераторы, воспевавшие бунтовщиков, окончили жизнь трагически. В этом месте приведу отрывок из романа Д. М. Корсунского «Время возврата», в котором говорится о поэтах революционной смуты.

«Многие из них искренне любили своё Отечество, а кто-то следовал словам Блока, писавшим: «Пальнём-ка пулей в Святую Русь — в кондовую, в избяную, в толстозадую!»

Последние получили то, что заслуживали. Сам же певец революции Блок угодил в тюрьму, а затем и умер в муках.

И в вечной жизни, он, вполне возможно, совсем рядом с другим трибуном революции — Маяковским, покончившим жизнь самоубийством из-за своей страсти. Души самоубийц, как известно, идут в муку. За них даже в церкви молиться нельзя, за исключением особых случаев. Почему же его именем до сих пор называется станция метро, библиотека и прочая?

И почему и в наше время именами богоборцев и самоубийц называются улицы? Из чьей-то боязни или в напоминание? Или те, от кого зависит возвращение городу исторических имён духовно сродни с Маяковским? Не разделят ли они, в этом случае, и их участь? Николай считал, что читать литературные произведения самоубийц — значит, в какой-то степени идти их путём и разделять судьбу в вечной жизни».

По моему личному мнению, таким певцам революции нужно было не памятники возводить и музеи создавать, а предавать их имена церковной анафеме. Причём не за грехи в личной жизни (они в своё тело согрешали), а за богопротивные книги. Что и сейчас не поздно сделать в назидание авторам развратных и безбожных книжонок. Чтобы почаще вспоминали грядущий Суд.

Желательно, также помнить и то, что Радищев, вернувшись из ссылки, отравился, выпив яда. То есть его душа, скорее всего, согласно православным взглядам, могла отойти прямиком ад…

А ведь, казалось бы, написал правдивое изложение про разные несправедливости, встреченные им по дороге и прочее… Почему же такой печальный конец? Протопоп Аввакум и резче писал, и более царя обличал, и множество мук за свою веру принял, но рук на себя не налагал. Хотя и сожгли православного писателя по царскому указу. Впрочем, и царь Фёдор Алексеевич, вскоре после сожжения проповедника чистоты веры, умер. Воистину неисповедимы пути Господи.

Естественно, говоря о Божием суде, мы можем лишь что-то предполагать и не более того. Однако и помнить об исторических примерах, вероятно, весьма полезно.

Тем более что страшная участь не удел одних лишь отечественных писателей. Всё, что говорилось выше, относится и к зарубежным авторам, ибо все мы под одним Богом ходим и одним Судом судимы будем. Здесь такая же закономерность.

Популярнейший по сей день Джек Лондон, если рассмотреть его творчество с православной точки зрения, активный пропагандист жестокости, мести, силы, кровожадности, сторонник революции. В 1894 году он принял участие в походе безработных на Вашингтон, где и познакомился с социалистическими идеями. В 1895 году вступил в Социалистическую трудовую партию Америки. Активно помогал революции 1905 года в России.

В своих произведениях старался культивировать сильного человека, который на деле оставался слабым, ибо шёл против Бога, лишаясь спасительной благодати. В рассказе «Мексиканец», который настоятельно рекомендуется подросткам, главный герой стремится выиграть боксерский поединок только для того, чтобы скупить оружие и помочь революции.

Какая профанация величия души! Вы только вдумайтесь — ему нужны деньги ни для того, чтобы накормить голодных или одеть раздетых, а для убийства законных представителей власти. Причём речь-то не идёт о защите Отечества. Что это, как ни прикрытое мнимым благородством, зверство?

Пёс Белый клык из одноименного романа, убежав от людей и прекрасно отъевшись в лесу, встречает голодную и оборванную собаку, своего давнего обидчика. Жажда мести вскипает мгновенно и Белый клык тут же нападает на старого врага и загрызает его насмерть. А поскольку Белый клык у Лондона существо мыслящее, можно догадаться, что писатель пытался проецировать человеческие отношения на примере животных. Собака становится волком — око за око, зуб за зуб.

Другой знаменитый литературный герой матрос Мартин Иден упрямо идёт к заветной цели — Успеху писателя и любви девушки. Пройдя через множество трудностей, Мартин становится знаменит и богат. И богатая девушка уже готова к взаимной близости. Однако, и на вершине славы, Иден осознаёт всю бесполезность своего существования и творчества. Он не видит смысла в продолжение земного бытия и не верит в жизнь вечную. Ум, порабощенный убийственной логикой, ведёт знаменитого писателя к гибели. У него даже не возникает мысли обратиться к Богу за милостью, надеждой и покаянием. Итог — Мартин кончает жизнь самоубийством.

Собственно почти такая же история происходит и с самим автором этого произведения. В последние годы жизни Джек Лондон переживал творческий кризис, пристрастился к алкоголю и страдал серьезным почечным заболеванием. Умер от отравления морфием в возрасте сорока лет. И снова апостольские слова «Пьяницы Царствия Божия не наследуют».

Эрнест Хемингуэй — следующий проповедник безбожной жизни и популяризатор американской мечты о миллионе. Он мучился от многочисленных заболеваний, был помещен в психиатрическую клинику, где после сеансов электрошока потерял память и способность к литературному творчеству. Страдал паранойей. Застрелился в 1961 году из любимого ружья.

В известнейшей повести Хемингуэя «Старик и море» прослеживаются лондонские нотки о сильном жизнелюбивом человеке. Сантьяго — сильный и гордый старик. Он не хочет смириться с неумолимым течением времени, отнимающим у него физические силы. И вроде бы его борьба за счастливую и сытую жизнь оправдана. Но на поверхность всплывает и другая правда. Этот человек слаб совсем не потому, что немощен физически. Его сил не хватило даже на то, чтобы сберечь огромную рыбу, пойманную им с величайшим трудом. Его немощь в безбожии.

Какую нужно было прожить ужасную жизнь, чтобы к её концу не осталось — ни друзей, ни близких. Есть лишь гордыня: «Я поймаю большую рыбу и буду в уважении и при деньгах». Так приблизительно звучит мотивация Сантьяго. Иначе, зачем нужно было ловить именно большую рыбу? Можно же было ограничиться средней или малой.

Опять-таки, речь же не идёт о каких-то добрых побуждениях — накормить голодных, отдать рыбу на благотворительность. Напротив суть–то как раз в неудовлетворенном самолюбии и легендарной американской мечте о миллионе. Хотя человеку в возрасте Сантьяго пора бы уже задумываться о вечной жизни, а не о стяжании земных благ. К сожалению, вопрос нравственности у Хемингуэя даже не стоит.

После таких смертей, вероятно, стоит задаться вопросом: «Раз большинство зарубежных авторов исповедуют иную религию, то, стало быть, они априори не могут создать ничего ценного в литературе?» Но не стоит делать таких поспешных выводов, потому что всё относительно и строго индивидуально. Порой и в мусорных контейнерах люди находят антикварные вещи.

Взять, к примеру, польского писателя-фантаста, сатирика и философа Станислава Лема. Стержневой концепцией его книги «Солярис» служит идея о возвращении к Отцу Небесному и наша ответственность перед Ним. Кто-нибудь из нынешних известных писателей — Акунин, Литвиновы, Бушков… могут похвастаться чем-то подобным? Ответ очевиден…

Таким образом, разрешение вопроса о пользе зарубежной литературы может быть двояким. С одной стороны, при строгом подходе, действительно, душеполезного в мировой литературе крайне мало. Естественно, без учёта творений святых отцов, таких как Иоанн Лествичник, Иоанн Златоуст, Василий Великий и другие. С другой стороны, иностранные авторы тоже являются носителями образа Божия в себе, а значит и в них есть много доброго и хорошего. К тому же художественная и религиозная литература — это разные понятия, и вопросы они решают разные.

Цель художественной литературы не воцерковить человека, а подвести его к мысли о Боге, сориентировать его в выборе добра и зла. А воцерковляться он будет в Храме. Напомню слова Василия Великого, сказанные в наставлении к юношам, как получать пользу из языческих сочинений:

«…у стихотворцев поелику они в сочинениях своих не одинаковы, не на всем по порядку надобно останавливаться умом, но, когда пересказывают вам деяния или изречения мужей добрых, надобно их любить, соревновать им и, как можно, стараться быть такими же. А когда доходит у них речь до людей злонравных, должно избегать подражания сему, так же затыкая уши, как Одиссей, по словам их, заградил слух от песней сирен. Ибо привычка к словам негодным служит некоторым путем и к делам».

И если рассмотреть истоки древней литературы, то мы увидим, что и весь дохристианский мир был пронизан отношениями человека с Богом и различными языческими божествами. Гармония мира была возможна лишь при признании божественной власти.

Только с началом французской революции часть общества сознательно отделила себя от церкви. Наполеон, твёрдо взяв земную власть в свои руки, через некоторое время стал поддерживать церковь, и она превратилась во Франции в некоторый государственный институт.

Из всего сказанного следует вывод — читать можно почти всё. Однако в выборе книг нужно быть очень избирательным. Это касается и отечественных творений, в особенности тех жанров (детективы, фантастика, мифология), в которых очень трудно углядеть связь с истинной религией. К счастью, сейчас стало в некоторой степени даже модно уделять внимание православию. Начали появляться очень любопытные, интересные, а главное очень нужные литературные жанры.

Например, православные детективы. Их цель — освятить проблему преступления и наказания с христианской точки зрения. Они рассказывают как погрязшие в грехах и преступлениях души находят свой путь к Богу, какие трудности они испытывают.

Эти книги весьма своевременны. Ведь нам необходима такая литература, которая, будучи близка современному читателю по стилю и образу мышления, вела бы к вере и Православию.

К новому направлению литературы можно отнести произведение Игоря Изборцева «Спастись еще возможно» и Олеси Николаевой «Меценат». Но наиболее правильно, на мой взгляд, вопрос нравственной стороны уголовного мира отражён в криминальном романе Дмитрия Корсунского «Время возврата», где параллельной сюжетной линией является судьба вора-рецидивиста и одновременно поэта-романтика Валерия Подболотина.

Когда грехи и преступления так отяготили душу Подболотина, что он стал чувствовать, как погибает, он едет в монастырь. В нём вор встречает оперативника Николая Иванова, расследующего преступления с участием Валеры. Между ними происходит очень интересная и важная сцена.

Валера напивается, и настоятельница монастыря матушка София советует ему искупаться в святом монастырском озере. Подболотин сопротивляется, но в душе понимает, что купание ему необходимо, как лекарство. Поэтому, несмотря на осеннюю погоду, он окунается в благодатную воду.

Это купание так подействовало на Валеру, что он даже в лице изменился. В таком благостном состояние его застаёт оперативник. И вдруг опер понимает, что Подболотин сейчас намного чище перед Богом, чем сам Николай, живущий по Божьим заповедям.

Сотрудник криминальной милиции прекрасно знает, что сначала нужно служить Закону Божиему, а лишь потом закону уголовному. Однако и Иванов, несмотря на стремление быть достойным христианином, то и дело впадает в различные искушения.

В судьбе не только литературных героев, но и каждого из нас порой случаются чёрные полосы. Иногда эти полосы кажутся нам невыносимыми и жуткими, как например, у узников тюремных лагерей. Кому-то хочется одного — умереть и избавиться от страданий. И тут важно сохранить в себе человеческий облик, уповать на милосердие Божие, верить, что Господь всё управит в лучшую сторону. За Голгофой следует Воскресение.

Следовательно, какие бы страшные тайны не открывал нам писатель, он обязан давать нам лучик надежды на спасение. В любом произведении, кроме мрака должен быть обязательно и свет.

На практике это выглядит следующим образом. Сравним две каторжных тюрьмы — Сахалин, из очерков Власа Дорошевича «Каторга. Преступники» и лагерь особого режима из книги «Отец Арсений» неизвестного автора. В произведение Дорошевича в большей степени как раз и совершается вышеупомянутая ошибка, ибо там света нет. Есть страшные черные будни каторги, есть опустившиеся до скотского состояния люди, а надежды нет. Даже когда на каторгу заезжает иностранный миссионер и привозит Библию, Влас Дорошевич не даёт преступникам никакого шанса. Почти все каторжане рвут Библию на самокрутки. Тьма, безысходность, гибель души и вечные мучения.

Поражающая всякое воображение жестокость есть и в советском лагере особого режима, который описывается в «Отце Арсении». Однако рядом с беззаконием в северной зоне присутствует и безграничное милосердие Божие к людям. Узники просят у Бога помощи и целиком полагаются на Его святую волю.

Отец Арсений с новеньким заключённым был заперт в ледяном карцере при лютом морозе. По земным законам прожить можно всего лишь нескольких часов. И лучика надежды нет, но близок Бог ко всем призывающим Его. Отец Арсений молился сам и заставил молиться новобранца. Они пробыли в карцере два дня и вернулись в лагерь. Истинное чудо Божие.

Часто доброта и вера этого батюшки заставляли умирающих от голода лагерников собирать пайки для новоприбывших. Матерые убийцы совершали добрые дела, приходили к вере. Все это в условиях смерти, голода, мороза и каторжного труда. Свет, он ведь и во тьме светит, и тьме его не объять.

И герой романа Олеси Николаевой «Меценат» — отец Авель, говорит очень правильные слова, что зло не может жить самостоятельно. Оно не имеет в себе бытия, а может только паразитировать на наших грешных душах.

Если в книге нет пути спасения и Божьего света, то жизнь человека приравнивается к жизни обычного паразита. А это противоречит Божественному замыслу о мире. Бог желает нашего спасения и мир создан Им для того, чтобы мы могли быть в раю. Ради нас Он посылал на землю Своего Сына, Господа нашего Иисуса Христа. Приняв крестную смерть и воскреснув, Христос побеждает зло и вечную смерть.

Каждый человек, входя в Православный Храм, видит там зажжённые свечи. Эти свечи и есть духовно-символическое ознаменование света. Господь Бог, повелевший из тьмы воссиять свету, озаряет наши сердца, дабы просветить нас познанием Славы Божией в Лице Иисуса Христа.

Но Господь и тут не останавливается, а продолжает помогать нам. Тысячи, десятки тысяч, миллион наших прегрешений прощаются нам Его святой милостью ежедневно.

Бывает, что Он карает и наказывает нас, в надежде, что хотя бы страдания заставят нас одуматься и изменить свою жизнь. Быть может, кто-то удивиться, но даже смерть порой является для нас величайшей милостью Божию. Почему так? Потому что смерть (физическая) для грешного человека — это естественное следствие его прегрешений.

Как говорил блаженный Августин, человек не умер бы, если бы не согрешил. Что было бы с нами, если бы мы не умирали. Мы накопили бы такое несметное количество грехов, что не было бы никакой возможности хоть как-то очиститься от этого.

Получается, что Господь спасает, а писатель, у которого в произведении нет ничего, кроме мрака и безбожия, сознательно противится Богу и является рабом губителя душ человеческих. Следовательно, берясь за перо, он должен в первую очередь решить, на чьей он стороне.

Закрывая книгу, в нас должно рождаться чувство, что миром правит Милость, Доброта, Любовь, а не безысходность и горькое чувство, что справедливости нет, ни в этом мире, ни в загробном.

В лагере у отца Арсения спросили о влиянии православия на русское изобразительное искусство и архитектуру. Хочу процитировать здесь ответ этого батюшки. «Взгляните на нашу древнюю икону Божией Матери и западную Мадонну, и вам сразу бросится в глаза огромная разница. В наших иконах духовный символ, дух веры, знамение православия; в иконах Запада дама — женщина, одухотворённая, полная земной красоты, но в ней не чувствуется Божественная Сила и благодать, это только женщина.

Взгляните в глаза Владимирской Божией Матери, и Вы прочтёте в них величайшую силу духа, веру в безграничное милосердие Божие к людям, надежду на спасение».

А теперь вспомним самое известнейшее и величайшее литературное произведение — «Война и мир» Л. Н. Толстого. По своему масштабу, грандиозности замысла и исполнения — это воистину эпохальная книга, высоко оцененная, как отечественными литераторами, публицистами, критиками, в том числе Н. Н. Страховым, Н. С. Лесковым, К. И. Чуковским и многими другими, так и зарубежными.

Но вот парадокс, это произведение при всех своих достоинствах напоминает Чилийскую пустыню Аракама, потому что не имеет онтологического фундамента. Легендарная пустыня огромна по своим размерам, поражает причудливостью рельефа, удивляет климатическими казусами, но, по сути, остаётся пустыней, не имеющей в себе живительной влаги, а, следовательно, и жизни. Лишь отдельные особи фауны и пытаются там выживать. «Война и мир» такая же пустыня по своей сущности.

Русское общество изображено оторванным от своих религиозных корней и лишенное духа. В этом, на мой взгляд, секрет широкого признания Западом эпопеи — им близко и понятно такое общество, они видят себя. Ведь их церковь во многом перестала быть частью человеческого бытия, а превратилась в общественное предприятие по оказанию духовных услуг.

Где русский дух в книге Льва Толстого? В танцах Ростовой, в надуманных образах солдат и офицеров? Почти все персонажи показаны с каким-то изъяном. Точно не было в России православия и монахов, впоследствии причисленных к лику святых. А ведь именно русский дух явился одной из главных сил в победе над французской армией. С начала походов Наполеона с церковных амвонов звучала проповедь о том, что Наполеон предтеча антихриста.

«По воспоминаниям участников тех событий, все они — от офицеров-дворян до партизан-крестьян видели себя не только защитниками страны, но и защитниками веры. Сословные различия между народной и дворянской культурой — всё это отошло на второй план; все сразу осознали себя православными русскими людьми» (из книги «Зовёт к Отечеству любовь»).

Собственно в этом и заключается ответ на вопрос — есть ли книги нравственные и безнравственные. Можно создать величайшую многотомную эпопею, стать лауреатом многочисленных конкурсов, даже обладателем Нобелевской премии, но при этом построить замок на песке… Подует ветер, нахлынут воды, и нет дома на песке. И хорошо, когда хоть кто-то из авторов уходит на смиренный поклон к Богу.

Настоящая подлинная литература затрагивает живые струны души. Она раскрывает самые лучшие и ценные качества, приводит нас к мысли о Боге. Ибо наша жизнь имеет смысл только тогда, когда мы живём с любовью к Господу и ближнему. Когда всей силой души стремимся соединиться со своим Творцом и всеми святыми.