Священномученик Аркадий,
епископ Лубенский

[1]  [2]  [3]  [4] 

Епископ Аркадий (Остальский)

Отец Аркадий отличался особой добротой и даже жертвенностью, выходящей за пределы понимания простых людей. Как-то раз прихожане, зная его нужду, сшили священнику шубу, но он, надев ее не более двух раз, подарил бедной вдове, у которой дети болели туберкулезом. На вопросы близких, где шуба, поначалу о. Аркадий отвечал уклончиво, но в конце концов был вынужден признать, что распорядился подарком по своему усмотрению. Однажды он вышел из Житомира в сапогах, но, встретив на пути какого-то бедняка, поменялся с ним на лапти и уже в них пришел в Киев. В другой раз он отдал бедняку свои брюки, а чтобы это было незаметно, зашил полы подрясника, чтобы они не распахивались. Порой его чрезвычайной добротой пытались воспользоваться нечестные люди. Так, один пьющий человек, прикинувшись нищим, выпросил у него новый подрясник, но через некоторое время был замечен прихожанами на базаре продающим именно этот подрясник, который пришлось выкупить и вернуть о.Аркадию. В его комнате практически не было никаких личных вещей.

Гонения на Церковь шли по восходящей, и работа братства с каждым днем становилась все труднее и опаснее. ЧК с дьявольской неутомимостью преследовало верующих, закрывало церкви, увольняло с работы за религиозные убеждения. Но сгустившийся мрак лишь отчетливее оттенял Божию благодать для всякого желающего спасения. По свидетельству протопресвитера Михаила Польского, братство помогало бедным, хоронило умерших, обучало детей Закону Божию. Воодушевляемые о. Аркадием все члены братства были полны энтузиазма. Число молящихся увеличилось настолько, что он был уже не в силах исполнять все требы, особенно исповедь, и это вынуждало его иногда, подобно праведному Иоанну Кронштадтскому, прибегать к общей исповеди, которая представляла собой умилительное зрелище. С амвона о.Аркадий призывал к покаянию, а исповедующиеся, стоя на коленях перед Крестом с Распятием, со слезами на глазах каялись в совершенных грехах.

Декрет об изъятии церковных ценостей стал первой скорбной ступенью в полной испытаний жизни иерея Аркадия Остальского. Исполняя благословение Святейшего Патриарха Тихона подчиниться властям по рассуждению христианской совести, о. Аркадий отказался сдать богослужебные сосуды. Карающий меч революции не заставил себя ждать. В один из дней, после совершения Божественной литургии, о. Аркадий при выходе из храма был арестован. Большевики еще не научились искусству удушать своих противников вдали от посторонних глаз, за что тут же и поплатились. Огромная толпа молящихся, на глазах которых происходил арест, двинулась вместе с о. Аркадием к зданию ЧК. Разъяренные чекисты, оттесняя толпу к забору, держа ружья наизготовке и угрожая стрельбой, потребовали разойтись. Но православные, прижавшись друг к другу, затаив дыхание от страха, не двинулись с места.

Протопресвитер Михаил Польский пишет: «Но вот выступает монахиня Серафима и смело говорит: «Нет, мы не уйдем, пока вы не отпустите нашего батюшку, или берите всех нас вместе с ним». Солдаты опустили винтовки, и нас всех, рассказывает свидетельница, повели в подвал ЧК. Было жутко и радостно. Весть о событии с о. Аркадием мгновенно облетела весь город. В ЧК стали присылать бесчисленное множество посылок. Арестованные были сыты, также как и конвой. Под руководством монахини А. в подвале ЧК пели церковные песнопения. Изредка через окно видели о. Аркадия, выведенного на прогулку во дворе. Отец Аркадий украдкой осенял нас крестным знамением. Так прошло два дня. Наконец, в камеру пришел начальник ЧК Потапов и спросил нас, долго ли мы будем упорствовать? Снова монахиня Серафима выступила от лица всех и сказала: «У вас, товарищ начальник, такое доброе лицо; вы, наверное, никому не хотите зла. Отпустите нам нашего батюшку». Начальник улыбнулся и приказал выходить поодиночке к следователю. Следователь предлагал каждому из нас подписать уже приготовленную бумагу, в которой о. Аркадий обвинялся в сопротивлении советской власти и в возбуждении народа против нее. Я отказалась подписать эту фальшивку, но следователь заявил, что, если я не согласна с ее содержанием, нужно сделать оговорку. Так я и сделала, написав, что люди пошли за о. Аркадием по собственной воле, а вовсе не по его наущению».

Через некоторое время состоялся открытый суд. Множество свидетелей говорили об о. Аркадии как о замечательном, прекрасном человеке, бессребренике, священнике, сумевшем всю свою жизнь отдать на служение Богу и людям; приводилось много примеров его исключительной доброты и самоотверженности. Житомирским обывателям казалось, что после таких блистательных отзывов любимый пастырь непременно выйдет оправданным, но прокурор, самоуверенный молодой коммунист, доходчиво объяснил собравшимся, что все характеристики, данные священнослужителю Аркадию Остальскому, не только не оправдывают, но, более того, усугубляют его вину. И что идеи, проповеданные и проводимые в жизнь священником, не только не нужны молодому советскому государству, но и крайне вредны.

В период Гражданской войны, невзирая на все шатания и расколы, о. Аркадий строго придерживался патриаршей церкви. На допросе он говорил: «В период пребывания на Украине Петлюры часть духовенства Житомира вошла в состав автокефальной Украинской церкви и отделилась от нас. Эта группа поддерживала петлюровское движение. Я ничего общего с этим направлением церкви не имел и поддерживал Тихоновское направление <...>. В беседах с отдельными гражданами я выражал недовольство соввластью, но церковно-публичных выступлений у меня не было». Священника обвинили в возбуждении людей против соввласти, в то время как он умышленно не затрагивал в своих проповедях и выступлениях политические темы. По воспоминаниям верующих, когда суд приговорил священника к смертной казни и зачитывались обвинительное заключение и приговор, о. Аркадий заснул, и конвоиры вынуждены были разбудить его и сообщить, что он приговорен к расстрелу. «Ну что ж, сказал священник, для меня смерть — приобретение».

Его верные чада употребили все силы, чтобы добиться отмены этого приговора, и он был заменен тюремным заключением, которое владыка отбывал в Житомирской тюрьме.

Позже о.Аркадий вспоминал: «В 1922 году, перед изъятием церковных ценностей, я прочел в церкви послание Патриарха Тихона, полученное нашим архиереем. Это послание перечисляло те предметы, которые нельзя было отдавать в пользу голодающих. За это я был осужден к пяти годам заключения. В заключении был около двух лет».

Выйдя из заключения, о. Аркадий поехал в Дивеевский монастырь и Саров помолиться. Там блаженная Мария Ивановна сказала ему: «Будешь епископом, но из тюрьмы не выйдешь». Там же, в Саровской Успенской пустыни, он был пострижен в мантию с тем же именем (его жена, чисто светская женщина, еще когда он был в тюрьме, вышла замуж за какого-то чиновника).

Епископ Аркадий (Остальский) 1931 г.

Через некоторое время церковь, где служил о. Аркадий, была закрыта, но братство продолжало работать тайно, собираясь то на квартире его матери, Софии Павловны, то у кого-либо из членов братства. Отец Аркадий некоторое время жил в Харькове, Москве, других городах в зависимости от того, как складывались обстоятельства.

После принятия монашества о. Аркадий с еще большей ревностью погрузился в молитву и аскетические труды, а все свободное время отдавал братству. Смысл и цель христианской жизни в этот период раскрылись перед ним как никогда ясно и определенно, исчерпывающе выраженные преподобным Серафимом Саровским. Стремление к святости, стяжание Святого Духа отныне стало его единственной и вожделенной целью. Чем больше и неотвратимее разрушался внешний мир под ногами у миллионов русских людей, тем крепче о. Аркадий держался за единственно несомненную твердыню церкви опору и упование православных христиан. Желающим спасаться он говорил, что борьба с грехом не может быть прекращена до смерти. «На одной из открыток, подаренной духовной дочери, он написал пожелание, которое в такой же степени относил и к себе: «Не тот блажен, кто хорошо начинает, но кто хорошо кончает подвиг свой. Посему подвиг покаяния и борьбы со страстями должен быть пожизненным».

В начале 1926 года иеромонах Аркадий был возведен в сан архимандрита, а 15 сентября того же года в Москве был хиротонисан митрополитом Сергием (Страгородским) в сослужении с другими архиереями во епископа Лубенского, викария Полтавской епархии.

В октябре 1926 года, практически сразу после хиротонии епископ Аркадий был арестован и выслан в Харьков. Въезд в Лубны был ему строго запрещен ГПУ, но он решил пренебречь этим и отслужить пасхальное богослужение. Об этом было предупреждено соборное духовенство и в преддверии пасхальной службы ожидало своего архиерея. Но и к одиннадцати часам вечера никто не появился. Абсолютно тайно выехав в Лубны, около половины двенадцатого он появился в алтаре. Одетый в пальто, в затемненных очках, он вызвал недоверие, и дьякон собора попытался прогнать незнакомого человека: «Мы ждем назначенного к нам архиерея, и вам сейчас не место в алтаре». Но тот потребовал вызвать настоятеля, которому сообщил, что он и есть назначенный к ним архиерей, после чего облачился и началось пасхальное богослужение, но вскоре стали появляться представители власти, и дальнейшее пребывание владыки в соборе грозило арестом. Ему пришлось скрыться. Это была единственная архиерейская служба епископа Аркадия в своей епархии.

Владыка Аркадий отличался внутренней последовательностью в своих религиозных взглядах и был противником привнесения политических страстей в церковную жизнь. Но мудрая воздержанность и предусмотрительная лояльность не спасли его от новых репрессий. В начале мая 1928 года сотруднику ОГПУ Храмову был выдан ордер на арест епископа с любопытной припиской: «Все должностные лица и граждане обязаны оказывать лицу, на имя которого выписан ордер, полное содействие для успешного выполнения. 3 апреля 1928 г. ОГПУ Г.Ягода».

Но 9 мая 1928 года епископ сам пришел в ОГПУ, чтобы объясниться с властями, и там же был арестован и помещен в Бутырскую тюрьму. Допрос епископа Аркадия, как и само дело, оказался даже для того мало сообразующегося с правовыми нормами времени предельно кратким. Выяснив минимум необходимого (формально уже известного фамилию, год рождения, сан и прочее) и не вдаваясь в подробности, следователь повел разговор о том, что волновало молодую советскую власть и ее представителей в первую очередь. Дело было в следующем. «В 1927 году, после того как появилась декларация митрополита Сергия, один из священников моего епископата, рассказывал владыка Аркадий, обратился ко мне с письмом, в котором заявил, что отказывается от меня и митрополита Сергия из-за декларации, потому что декларация и применение ее по существу есть измена православию. Я священнику ответил личным письмом, разъясняя ему ошибочность его взглядов. Он взял из моего письма отдельные мысли, несколько переработал их и от моего имени выпустил послание, направленное против митрополита Сергия. Когда же меня в ОГПУ спросили, кто эти воззвания выпустил, я проявил сожаление к автору, отцу многодетного семейства, и не указал его фамилию».

Письмо, написанное владыкой и доработанное о. Александром, оказалось многим созвучно и получило большое распространение в православной среде. Через некоторое время письмо попало в ОГПУ с подписью: «Аркадий, епископ Лубенский», что и привело последнего к аресту.

Следователь прочитал начало этого «Обращения к православным»: «Возлюбленные о Христе! Так как я не имею возможности лично беседовать с вами, то доставлю себе удовольствие это настоящим письмом». Последовал вопрос:

— Каким епископом Вы считаетесь?

— Лубенским.

— Зачитанное послание составлено Вами?

— Это, во-первых, первоначально было частное <...> письмо, принадлежащее мне. Писано было в Новом Афоне в ответ на письмо священника, поддерживавшего меня материально. Письмо мое ему (ответное) начиналось словами: «Дорогой о. Александр», за каковым обращением следовало поздравление с Ангелом. Кончалось письмо передачей поклона жене и детям. Остальной текст тождественен, насколько я помню. В предъявленном мне документе откинуты почему-то начало и конец, заменены так, как видно в показанном мне документе. Никакого поручения превратить мое частное письмо в «обращение» общественного характера я никому не давал. Сделано это без моего ведома.

— Как фамилия этого священника Александра?

— Назвать ее не могу.

— Почему?

— Не желаю, чтобы он отвечал. Пусть вся ответственность лежит на мне.

— Вы согласны, что в вашем письме есть места непосредственно антисоветского характера?

— Согласен.

— Значит, отказываясь назвать фамилию распространителя, притом самовольно распространявшего документ, вы хотите укрыть антисоветского деятеля?

— Не хочу выдать и не хочу укрыть. Предоставляю этот вопрос времени.

Сейчас трудно четко разделить, где подлинный текст владыки, а где корректура и дополнения о.Александра, непримиримо настроенного против митрополита Сергия, но во всех случаях этот документ, получивший в свое время широкую огласку, несомненно, достоин внимания.

[1]  [2]  [3]  [4]