Борис Ширяев. Несостоявшийся пророк

Сегодня, когда мы со всех сторон окружены информацией, для каждого важно не только внимательно, но и критически читать, задавать вопросы к источнику информации. Мы попробуем провести такой анализ на основании нескольких автобиографических источников, относящихся к одному автору. Это стилизованные под роман воспоминания Бориса Николаевича Ширяева: «Неугасимая лампада» и «Ди Пи в Италии».

Посмотрите на их автора. Как вы думаете, что хотел изобразить художник в портрете Б.Н. Ширяева (фото 1), а на обложке книги (фото 2)? Тяжелый жизненный путь, прошедший через советские исправительно-трудовые лагеря.

Да, эти книги необычны. Они посвящены разным моментам из жизни автора, его разговорам с обычными людьми, в которых проявились все черты народной психологии. Последствия Первой мировой и гражданской войн, голод и гибель близких, политические процессы — все это нашло отражение в исполненных без искусственного психологизма, написанных понятным каждому строках Б.Н. Ширяева. Вот одна из них:

Дело обстоит так, — обратился к рабочим Френкель, — в 24 часа мы должны построить здесь баню. Не выполним задания — уйдем на Секирку. И вы, и я, и они — указал на стариков. — Горячую пищу — мясную — принесут сюда. Будет по стакану спирта. Начинаем.

Молодежь смотрела на стариков. Старики смотрели на молодежь. И те, и другие были людьми. Молодежь поняла не столько умом, сколько сердцем, что от нее и только от нее зависит в данный момент жизнь стариков. <…>

Вероятно, в давно минувшие времена Святой Руси также дружно, с таким же напряжением всех сил строились по обету церкви — однодневки. В мятежных кронштадтцах, последних матросах Русского Императорского флота, еще жили пронесенные ими в сердцах сквозь кровавый туман безвременья традиции Севастополя и Порт-Артура. Ими еще пелась тогда песня о героической смерти «Варяга»^[1]. <…>

Старики помогали, чем могли, но могли они мало. Френкель умышленно выбрал самых убогих, самых старых епископов и генералов. <…> Свои обещания он сдержал: были и густые мясные щи, и хлеб без веса, и спирт… <…> Работа была выполнена за два с половиной часа до срока. В лазарет унесли только двух замерзших ночью стариков-священников.

Этот день был началом новой эры в жизни Соловецкой каторги. Она вступила в систему социалистического строительства, раскинутой на территории одной шестой мира.

(Ширяев Б.Н. Неугасимая лампада. М.: Товарищество русских художников, 1991. С. 150–151).

После такого проникновенного описания невольно возникают вопросы: кто же такой Борис Ширяев, почему он оказался в Соловецком лагере? Вот что говорится о его биографии в предисловии издательства к книге:

От издательства:

Борис Николаевич Ширяев родился в Москве в 1889 году. По окончании Московского университета он посвятил себя педагогической деятельности, вскоре прерванной октябрьской революцией. Два раза Ширяев был приговорен к смертной казни: в 1918 году за попытку перехода границы; тогда ему удалось бежать за несколько часов до исполнения приговора, во второй раз он был приговорен к смертной казни в Москве в 1922 году, но смертная казнь была заменена ему десятью годами концлагеря на Соловках, позже срок заключения был сокращен. По отбытии наказания Ширяев был отправлен в ссылку в Среднюю Азию, в 1930 году он очутился в Ставрополе и до начала советско-германской войны жил в разных городах Северного Кавказа; урывками ему удавалось возвращаться к преподавательской деятельности и читать лекции в провинциальных высших учебных заведениях. Вскоре после оккупации Северного Кавказа немцами Ширяев оказался в лагере в Германии, а в начале 1945 года судьба забросила его в Италию, где он живет и сейчас.

О годах, проведенных им в итальянском дипийском лагере^[2] в Капуе, Ширяев написал книгу «Ди Пи в Италии», вышедшую по-русски в Буэнос-Айресе в 1952 году».

(Ширяев Б.Н. Неугасимая лампада. М.: Товарищество русских художников, 1991. С. 5).

Обратите внимание, на следующие моменты в этой биографической справке

1. в ней ни слова не говорится о мотивах, по которым советская власть постоянно преследовала Бориса Николаевича Ширяева. Также ни слова не сказано о том, почему уже один раз приговоренный к смерти и чудом ее избежавший Ширяев всё-таки жил в столице Советской России — Москве, где его арестовали и приговорили к расстрелу во второй раз. Таким образом, ее претензии к человеку выглядят бессмысленными и садистскими, а сам Ширяев предстает невольной жертвой этой озлобленной на него власти;
2. почему авторы называют Соловецкий лагерь концлагерем? Зачем понадобилось переносить этот термин гитлеровской политики геноцида на советское «изобретение»? Невозможно поверить, что авторы не знали, чем отличаются советские исправительно-трудовые лагеря от гитлеровских концлагерей. Если целью первых было строительство каких-либо масштабных проектов (например, Беломоро-Балтийского канала), то целью нацистов было массовое уничтожение целых народов. Зачем же авторы пошли на такой подлог? Вероятно, для того, чтобы у читателя возник и распространился на Соловки образ и эмоции, созданные в отношении гитлеровских преступлений;
3. не понятна длительность пребывания Ширяева на Соловках: в 1922 г. он был осужден (ни обвинения, ни приговора не названо), затем освобожден, «был отправлен в ссылку» (точнее — на поселение) в Среднюю Азию, а уже «в 1930 году он очутился в Ставрополе». Для справки: Соловецкий лагерь особого назначения был создан 14 марта 1923 г.;
4. как подозрительная и уже дважды едва не расстрелявшая Ширяева Советская власть позволила ему вернуться «к преподавательской деятельности и читать лекции в провинциальных высших учебных заведениях»?
5. авторы биографической справки оперируют термином «советско-германская война» вместо Великой Отечественной войны? Почему даже не Вторая мировая? Зачем понадобилось переименовывать и вырывать из общемирового контекста эту войну? Разве для них не было массового народного подвига на фронте и в тылу? Разве на советско-германском фронте Второй мировой не было воинских контингентов из других европейских стран? Или Великобритания, США и другие страны не помогали своему советскому союзнику? Разве не в годы Второй мировой войны Красная армия разгромила 70% войск гитлеровской Германии и ее сателлитов?
6. Непонятно, как Ширяев встретил начало Великой Отечественной войны, проявлял ли желание бороться с захватчиками (будь то в армии или частях ополчения)? Что означает фраза «вскоре после оккупации немцами Северного Кавказа Ширяев оказался в лагере в Германии»? В каком лагере он оказался? Зачем понадобилось везти его в Германию: неужели не было более близкого концлагеря? Или его не арестовали?
7. Почему Ширяев встретил окончание войны и остался после нее в Италии? Разве у него, так переживающего за судьбы Родины (если верить строкам его произведений), не было желания вернуться домой?
8. Почему его книга «Ди Пи в Италии» вышла в столице Аргентины, когда автор жил в Италии?

К чему эти стыдливые умолчания и новояз? Что скрывают авторы этого предисловия? — В той же книге есть еще одно биографическое предисловие о Б.Н. Ширяеве:

Борис Николаевич Ширяев

Бориса Николаевича Ширяева нельзя упрекнуть в сентиментальности. Кто читал другие его книги, в частности «Ди Пи в Италии», знает, сколько сарказма, насмешки, горечи и многих других, не совсем приятных для людей черт он мог проявлять при описании событий и людских поступков и действий. Но ничего подобного нет в «Неугасимой лампаде»ни по отношению к мучителям, ни к мученикам, своим солагерникам, хотя многие из них, говоря современным обыденным жаргоном, стояли на разных с ним мировоззрениях и житейских позициях. Да и сама жизнь Бориса Николаевича не предрасположена к сентиментальности.

Борис Николаевич Ширяев родился в Москве в 1989 году^[3]. Участвовал в Белом движении, дважды был приговорен к смертной казни, во второй раз она была заменена Соловками, где он провел почти семь лет. Потом — годы скитаний по Средней Азии и Северному Кавказу, случайная работа с постоянными изгнаниями. Наконец — лагерь для перемещенных лиц в Италии, несколько раз чудом спасался от всяких неприятностей. Скончался в Италии, под Неаполем в 1958 году. Жизнь в Италии тоже была полна лишений с полуголодным существованием. Так что оснований для благодушия у Бориса Николаевича не было. Скорее вся прожитая жизнь могла вызвать чувство озлобления, жестокого отношения к людям, жестких оценок людей и событий. И начало этому могли положить Соловки. Однако этого не произошло. Во всяком случае при описании Соловецкой жизни. В чем же дело?

Борис Николаевич так говорит о своей роли в создании «Неугасимой лампады»: «Я не художник и не писатель. Мне не дано рождать образов в тайниках своего духа, сплетать слова в душистые цветистые венки. Я умею только видеть, слышать и копить в памяти слышанное и виденное».

Этими словами сказано всё. Они подтверждены всем текстом «лампады». Ее структуру, композицию, жанр, состав Борис Николаевич фактически сохранил, передал и донес до нас. Соловки 20-х годов такими, какими их видели и переживали те, кто оказался вольно или невольно участниками, причем с обеих сторон, этой трагедии или, говоря словами Б.Н. Ширяева, частью этой неугасимой лампады, в которой елей смешан с кровью. Но лампада не потухла, несмотря на то, что ее пытались потушить.

(Ширяев Б.Н. Неугасимая лампада. М.: Товарищество русских художников, 1991. С. 11)

Ответила ли это биографическая статья на наши вопросы? Отчасти: только объяснила, что первый смертный (а возможно, и второй) приговор Б.Н. Ширяев получил за «участие в Белом движении». Появился новый факт: смерть Б.Н. Ширяева в 1958 г. под Неаполем. Но возник и новый вопрос: как человек, которому едва хватало на еду, смог опубликовать книгу на другом континенте?

Б.Н. Ширяев, который на глазах читателя занимается самобичеванием, однако, тоже не всегда честен. Говоря о «душистых цветистых венках» слова, он использует очень тонкую и красивую метафору, он сохранил в памяти и продумал «структуру, композицию и жанр» своей книги. Так что обвинять его в отсутствии литературных дарований нет никаких причин. Кем же был этот таинственный Борис Николаевич Ширяев?

Как говорилось, все произведения Б.Н. Ширяева очень биографичны. Чтобы ответить на вопрос, что он делал в годы Великой Отечественной войны и как оказался в лагере для перемещенных лиц в Италии, откроем первую страницу его романа «Ди Пи в Италии. Записки продавца кукол»:

Я русский человек и, когда видел столь распространенную в Германии надпись «ферботен»^[4], то реагировал на нее совсем не так, как немцы. Те внимательно прочитывали, что именно, кому и когда «ферботен», а у меня разом рождалось неудержимое желание как-то этот чертов «ферботен» нарушить: пролезть в запрещенную дверь, потоптаться по заповедной лужайке в Тиргартене…

Так было и тогда, вечером 4-го февраля 1945 года, когда я, жена и сынишка, просидев полдня в бункере Анхальтер-бангофа, забрались в вагон второго класса и увидели совсем пустое купэ^[5] с наклеенной на стекле его двери длинной надписью, имевшей в конце жирное, черное «ферботен».

Именно поэтому, хотя в вагоне были и другие места, мы влезли в это купэ. Мы — русские люди.

Усевшись на диване и закинув вещи в сетки, мы дружно облегченно вздохнули. Было от чего. Из Потсдама мы выехали накануне. Там, где в недалеко прошлом мельник свободно судился с великим королем, а в недалеком будущем были осуждены на смерть «великими» наших дней сотни тысяч «избравших свободу»^[6], как всегда было чинно, тихо и скучно. Бронзовые гренадеры Старого Фрица^[7] непоколебимо стояли на мосту, крылья исторической мельницы столь же неподвижно маячили на сером небе, а в кафе чинно давали на хлебные талоны превкусные пирожные с сахариновым кремом.

Потсдам не бомбили ни разу. Вероятно, его хранили для будущего совещания^[8], думалось мне потом.

Но от Ванзее^[9] пейзаж стал резко меняться. То и дело попадались горящие дома, и на Фридрихштрассе наш пуг окончательно стал. Дальше было, очевидно, «ферботен». Мы въехали в Берлин в 8 часов вечера.

(Ширяев Б.Н. Ди Пи в Италии. Записки продавца кукол. Буэнос-Айрес, 1952. С. 9)

Казалось бы, обычные путевые записки. О чем говорится на этой странице? Кто ее главные действующие лица? Что, они делают? Где и когда происходит действие? Борис Николаевич Ширяев с женой и сыном пытаются доехать на поезде до Берлина из его окрестностей. Дата: 4 февраля 1945 года.

Идут последние месяцы Великой Отечественной войны. Красная армия ведет уличные бои в Будапеште, который будет освобожден почти через неделю. Война, начавшаяся как война на уничтожение русского народа и советского строя, заканчивается их победой и поражением агрессоров, их человеконенавистнической идеологии. А в это время русский человек спокойно передвигается по столице гитлеровского рейха — по Берлину, мобилизующему последние силы для борьбы!

Что же волнует главного героя? Смертельная опасность для него и семьи, исходящая от бомб и гестапо? Нет! Его и его семью — русских (как он повторил дважды) — тех самых русских, миллионы которых были убиты и замучены гитлеровцами и их пособниками — Ширяева и его семью, путешествующих среди тех самых гитлеровских служащих, волнует только «чертов “ферботен”». Надо отметить, что Ширяев находится в привычной обстановке и его документы в полном порядке: он не боится нарушать этот «ферботен» и хорошо знает легенды о правлении Фридриха II, которого называет на немецкий манер — Старый Фриц.

Волнует ли его триумф соотечественников и грядущий крах преступного гитлеровского режима? Ощущает ли он (сам прошедший через исправительно-трудовой лагерь) чужеродность и преступность этого строя, стоящего на крови и мучениях узников концлагерей, ограблении всей Европы? Чувствует ли Ширяев неудобства от пребывания в столице государства, начавшего войну на уничтожение его народа, русских? Нет! Его внимание занимают образы, оставленные правлением Фридриха Великого.

Последние месяцы гитлеровского рейха: тотальный дефицит и коллапс социальной сферы. Но Ширяева не волнуют ни будущее семьи, ни поиск пищи. Напротив, в условиях дефицита он может позволить себе менять хлебные карточки на «превкусные пирожные с сахариновым кремом». А значит, у него достаточно и даже много этих самых хлебных карточек.

Похож ли главный герой на мученика, оторванного от Родины? Нет.

Чувствует ли он эту самую «неугасимую лампаду», связь с трагичной и героической историей своего народа? Нет.

Какие эмоции он испытывает от неизбежной встречи с соотечественниками, несущими освобождение Европе и ему лично? Никаких. Он не задумывается над этим, по крайней мере, не описывает. Для него нет ужасной войны, нет мужества народа-победителя. Он не осознает, что присутствует на событиях исторической важности. Все его внимание и разум замкнуты на семье и «маленьких мещанских радостях».

Где же та самая «неугасимая лампада»? Она погасла. А сам ее автор вместо того, чтобы остаться в Берлине, бежал от соотечественников-победителей. Бежал в Италию, где сдался союзникам, был заключен в лагерь для перемещенных лиц, но так и остался на Аппенинском полуострове. Что же его гнало на запад, подальше от так искусно описанной им «неугасимой лампады»? И почему же воспоминания о его жизни в Италии вышли в Аргентине?

Всмотритесь в эту фотографию (фото 3). И сравните с первой. Крайний справа? Борис Николаевич Ширяев — капитан Русской освободительной армии генерала Власова. А как же наши вопросы? Да простит меня читатель, откроем Википедию:

Борис Николаевич Ширяев (27 октября (7 ноября) 1887 Москва, Российская империя — 17 апреля 1959 Сан-Ремо, Италия) — русский писатель «второй волны» изгнания, участник Русского апостолата в Зарубежье.

Борис Ширяев родился в Москве в 1887 году (по другим данным в 1889 году) в семье родовитого помещика. По окончании историко-филологического факультета Московского университета занимался педагогической деятельностью, театром. Затем учился в Геттингенском университете (Германия). Вернувшись в Россию, окончил Императорскую военную академию. Во время первой мировой войны ушёл на фронт, дослужился до звания штабс-капитана. В 1918 году вернулся в Москву и предпринял попытку пробраться в Добровольческую армию, но был задержан и приговорен большевиками к смертной казни за попытку перехода границы. За несколько часов до расстрела бежал.

В 1922 году — новый арест, Бутырка. Ширяева приговорили к смертной казни, которая была заменена на 10 лет ссылки в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН). В СЛОНе наряду с каторжными работами Борис Николаевич участвовал в лагерном театре и журнале «Соловецкие острова», где в 1925—26 опубликовал повесть «1237 строк» и несколько стихотворений: «Соловки», «Диалектика сегодня», «Туркестанские стихи» и др. Ширяев собирал и записывал лагерный фольклор, который был издан отдельным сборником тиражом 2000 экз. В 1929 заключение в СЛОНе было заменено ссылкой на 3 года в Среднюю Азию, где Борис Николаевич работал журналистом. По возвращении в 1932 в Москву Ширяев был снова арестован и сослан на 3 года в слободу Россошь (Воронежская область).

В 1935—1942 годах жил на Северном Кавказе в Ставрополе и Черкесске. До начала Великой отечественной войны Ширяеву удавалось урывками возвращаться к преподавательской деятельности и читать лекции в провинциальных высших учебных заведениях. Накануне и в начале войны Ширяев преподавал историю русской литературы в Ставропольском педагогическом институте. Женился на своей студентке Нине Капраловой.

После оккупации Ставрополя германскими и румынскими войсками (3 августа 1942 года) и закрытия института Борис Ширяев возглавил редакцию газеты «Ставропольское слово», первый номер которой в объёме четырёх страниц вышел уже через неделю после прихода немцев. Она носила явный антисоветский характер, хотя немецкой цензуре в ней подвергалась только сводка новостей с фронта. Через четыре месяца газету, переименованную в «Утро Кавказа», распространяли уже по всему северокавказскому региону. Кроме издательской работы занимался помощью соотечественникам, добившись освобождения ряда военнопленных.

При подступе к городу советских войск Ширяев покинул Ставрополь вместе с немцами и переехал в Берлин. В мае 1943 года он посетил школу РОА в Дабендорфе (под Берлином). В этот период редактировал газету «Мелитопольский край». В июне 1943 года прибыл в Крым, где выступал на митингах и собраниях с антибольшевистскими докладами, публиковался на страницах коллаборационистской газеты «Голос Крыма». В Симферополе ему был вручен орденский знак, учреждённый Гитлером для отличившихся в борьбе с большевизмом.

В 1944 году провёл несколько месяцев в Белграде.

В конце 1944 года переехал вместе с семьёй в Северную Италию, где работал два месяца при штабе Казачьего стана, выпуская газету «Казачья земля». После вывода казаков в Австрию остался в Италии и оказался в лагере для перемещённых лиц (Капуя), жизни в котором посвящена его первая книга «Ди-Пи в Италии» (1952).

В Италии Ширяев активно писал прозу и литературоведческие статьи, публиковался в русских журналах «Возрождение» и «Грани». По мнению историка М. Г. Талалая именно в это время Ширяев «окончательно сформировался как писатель». Сначала как филолог он написал и опубликовал по-итальянски научный труд «Обзор современной русской литературы» (1946). Затем в Риме появился рассказ «Соловецкая заутреня» из будущей книги «Неугасимая лампада». Первые три книги Ширяева — «Ди-Пи в Италии» (1952), «Я человек русский» (1953) и «Светильники Русской Земли» (1953) вышли в Буэнос-Айресе, при содействии его единомышленника, проживающего в Аргентине монархического публициста и издателя Ивана Солоневича, брат которого, Борис Солоневич, также сидел в СЛОНе.

Самое известное произведение Ширяева «Неугасимая лампада», посвященное его пребыванию в лагере на Соловках, писалось с середины 1920-х и было завершено на острове Капри в 1950 году. Это документальный роман из серии рассказов о наиболее ярких событиях и встречах автора на Соловецкой каторге. «Посвящаю светлой памяти художника Михаила Васильевича Нестерова, сказавшего мне в день получения приговора: „Не бойтесь Соловков. Там Христос близко“», — написал автор в посвящении к своей «Неугасимой лампаде». Впервые роман был напечатан в 1954 году нью-йоркским издательством имени Чехова. Данный труд стал самым популярным из книг издательства и принёс автору посмертную славу.

Не афишируя свой переход в католичество, Ширяев написал перевод гимна Франциска Ассизского. Сборник «Религиозные мотивы в русской поэзии» стал последней книгой писателя, выпущенной католическим издательством «Жизнь с Богом» после его смерти, последовавшей 17 апреля 1959 года в Сан-Ремо.

Ответила ли эта биографическая статья на наши вопросы? Теперь мы знаем, что советская власть арестовала в 1918 г. не просто учителя, как нам доказывали два биографических предисловия, рассмотренных выше. В 1918 г. сына родовитого помещика («классово враждебного элемента») кадрового офицера Б.Н. Ширяева арестовали «большевистские власти» Москвы. Не правда ли, несколько странный маршрут в Добровольческую армию: через столицу революции? Но Москва Ширяева манила несмотря ни на что. Даже отбыв заключение на Соловках, Ширяев опять же возвращается в Москву, где его арестовывают в третий раз.

Как видим из новой биографии Б.Н. Ширяева, на Соловках он пробыл с 1923 по 1929 годы, а затем три года жил на поселении в Средней Азии. То есть шесть лет, а не все десять, на которые его осудили. Но ни одна его биографическая статья в книге не вдается в такие подробности. Видимо, чтобы вызвать у читателя еще более глубокие сопереживания герою.

Однако его настоящая, а не «написанная» жизнь вызывает не переживания, а вопросы. Уж слишком нелогично выглядят действия советской власти в отношении Ширяева: его вначале приговаривают к расстрелу, потом — уже бежавшего — отправляют в ИТЛ, там сокращают срок пребывания и дают возможность заниматься литературной деятельностью, а после трех лет поселения даже дают возможность преподавать в Ставропольском пединституте: общаться и формировать молодежь. Ему, «социально враждебному элементу»! За какие заслуги?

Обратим наше внимание на участие Б.Н. Ширяева в лагерных театральном кружке и журнале, журналистскую работу в Средней Азии с 1929 по 1932 годы. Поэтому его слова об отсутствии литературных талантов — очередная ложь в приступе самобичевания. А литературные дарования Ширяева оказались востребованными немецко-румынскими оккупантами, на службу которым он поступил. То есть стал сотрудничать с врагами, стремившимися вырезать поголовно всех носителей «неугасимой лампады». (В отличие от советской власти, ориентировавшейся на трудовую эксплуатацию своих заключенных). Итак, Ширяев предал свой народ, поступив на службу к его врагам.

Еще раз всмотритесь в фото 3. Ширяев (крайний слева) в форме власовской Русской освободительной армии на пропагандистских курсах в Дабендорофе. Вот — что за лагерь, о котором так стыдливо умалчивали во всех его биографиях. А слева на груди у него — гитлеровский «Знак отличия для восточных народов». То есть перед нами не рядовой предатель, а тот, кто отличился в предательстве своего народа — той самой «неугасимой лампады», которая «не потухла, несмотря на то, что ее пытались потушить». Потушить пыталась и советская власть в первые свои годы, пытаясь построить безрелигиозное общество, так и немецко-фашистские оккупанты, уничтожив сам народ. Те самые оккупанты, служа которым Б.Н. Ширяев получил нагрудный знак. Тот самый Ширяев, который пишет о подвижничестве узников и преступности администрации Соловков. Только Советский Союз в 20-е — 30-е годы — это не только Соловки. Это еще и Магнитка, и движение энтузиастов, и стахановцы, и Чкалов, и Потанин, и Эйзенштейн — целый мир, который никак не был связан с лагерями. Но Ширяев помнит только Соловки и своим читателям он навязывает своим читателям чувство вечного стыда за свое прошлое.

Расцвет этой покаянной «лагерной литературы» пришёлся на первую половину 1990-х годов, сразу после падения СССР. ГУЛАГ стал центральной темой всех антисоветских (зачастую, кормившихся ранее с ее рук) элементов. Под их воздействием возникло целое музыкальное направление — шансон. И хорошо известный мем: «Ах, простите нас…», — как часто услышишь сегодня эту фразу. Только непонятно за что прощать и кого.

Люди, будьте бдительны!