Не потерянный голос Андрея Вознесенского

Поэт родился 12 мая 1933 г. в г. Москве; окончил МАРХИ в 1957 г.; начал печататься в конце 50-х годов; автор сборников прозы и стихов: «Треугольная груша», «Антимиры», «Ахиллесово сердце», «Взгляд», «Витражных дел мастер», «Избранная лирика», «На виртуальном ветру», «Ров», «Дубовый лист виолончельный», «Казино «Россия», «Страдивари страдания», «Видеомы», «Гадание по книге», «Аксиома Самоиска», «Жуткий кризис «Суперстар» и др.; автор поэм «Лонжюмо»,«Оза», «Авось» (мюзикл «Юнона и Авось»), книг мемуарной прозы и публицистики; в 60-е годы обвинялся в формализме; академик Российской академии образования, Американской академии литературы и искусства, Баварской академии искусств, Парижской академии братьев Гонкур, Европейской академии поэзии; вице-президент Русского Пен-Центра; лауреат Государственной премии СССР (1978); в 1996 г. газета «Нувель Обсерватер» назвала А.А. Вознесенского «самым великим поэтом современности»; увлекается плаванием, парасейлингом, водными лыжами.

Он ворвался в поэзию неожиданно, как мотогонщик по вертикальной стене, с лозунгом: «Мы родились не выживать, а спидометры выжимать». Его муза тоже в соответствующей экипировке: «Краги — красные, как клешни. Губы крашеные — грешны. Мчит торпедой горизонтальною, хризантему заткнув за талию!» Читатели и критики не были готовы к такой поэзии в 60-х годах. Они и сейчас к ней не очень готовы.

Два полузапрещенных сборника — «Мозаика» и «Парабола» — передавались в те годы из рук в руки, а строки — из уст в уста. «Судьба, как ракета, летит по параболе». Эта парабола вынесла Андрея Вознесенского на самую вершину мирового поэтического Олимпа. Его стихи переводил Роберт Кеннеди.

Он беседовал с Хайдеггером, Сартром, Пикассо. Дружил с Артуром Миллером. На глазах у изумленной страны спорил с Никитой Хрущевым. Вернее, Хрущев был сзади, в президиуме, над головой поэта, стоящего на трибуне, а впереди ревел и топал разъяренный зал. «Убирайтесь вон, господин Вознесенский, к своим заморским хозяевам!» — визжал глава государства. «Заморские хозяева» в то время ничего не знали о поэзии Вознесенского, но после воплей Хрущева стихами молодого поэта заинтересовался весь мир. И не был разочарован.

«Все прогрессы реакционны, если рушится человек», — это за два десятилетия до «человеческого фактора» и всех перестроек провозгласил Вознесенский. А не устареет это никогда.

Когда Вознесенский сошел с кремлевской трибуны, вокруг него образовалась пустота. Все шарахались как от прокаженного. На некоторое время он исчез из поля зрения. «Я сослан в себя. Я — Михайловское...» Как молитва рождались строки: «Тишины хочу, тишины. Нервы, что ли, обожжены»... У настоящего поэта нервы обожжены всегда. А тут еще все вокруг — от главы государства до самых близких друзей — говорят, что Вознесенский не прав. Как аксиома, не требующая доказательств. «Да, он не прав, но он товарищ мой», — дерзко вступается Белла Ахмадулина. А он прав!

Под эскортом стукачей его выпускают в США. «Пыхтя, как будто тягачи, за мною ходят стукачи». Разумеется, он на всякий случай переименовал агентов КГБ в агентов ФБР, но все всё поняли.

Невыносимо быть распятым,
До каждой родинки сквозя,
Когда в тебя от губ до пяток,
Как пули, всажены глаза!

Почему это было напечатано? Потому что есть Бог.

Я собственноручно относил гранки «Нового мира» цензору, будучи на журналистской практике. «Новый мир» стихов Вознесенского не печатал, но под ругань Хрущева продолжал упорно печатать главы книги Эренбурга «Люди, годы, жизнь», где были теплые строчки о Вознесенском. Увидев в тексте ненавистную фамилию, цензор вдруг завизжал: «Все эти вознесенские, крестовоздвиженские, рождественские — вот где у меня сидят», — и провел рукой с гигантским штемпелем себе по шее. На шее остался размазанный фиолетовый след надписи «разрешаю». Сам себя разрешил.

А Вознесенский в это время писал свою нежную «Озу».

Аве, Оза. Ночь или жилье,
Псы ли воют, слизывая слезы,
Слушаю дыхание Твое.
Аве, Оза...

Не все знают, что Оза — Зоя Богуславская — плясала под окнами казармы, куда уже забрали поэта. Забрили в солдаты. Употребив все мыслимое и немыслимое влияние, Зоя-Оза спасла Андрея от участи Тараса Шевченко и Александра Полежаева.

Традиция преследования поэтов была унаследована от всех предшествующих властей. Но советская власть всегда понимала значение и силу поэзии. Это понимание в современном мире отсутствует. Человечество делает странную попытку обустроить жизнь без поэзии. Поэзия и это переживет. И все же, если бы кроме «миллиона алых роз» массовый читатель узнал, что «небом единым жив человек», мы жили бы в более разумной стране.

По какому-то высшему парадоксу самый звонкоголосый поэт страны почти полностью потерял голос. На одном из последних выступлений он шептал мне на ухо свои стихи, а я, с трудом различая слова, их озвучивал. Но и это Вознесенский преобразил в поэзию — в стихотворение «Голос теряю».

В праве на голос отказано мне.
Бьют по колесам,
Чтоб хоть один в голосистой стране
Был безголосым

Нигде так не видно превосходство духа над плотью, как в поэзии Вознесенского последних лет.

Привыкнуть к Вознесенскому невозможно. Он всегда неожидан — даже для самого себя. Его поэма «Авось» о любви камергера Николая Резанова и губернаторской дочки Кончиты, стала первым — и до сих пор самым популярным — русским мюзиклом. «Ты меня никогда не забудешь, ты меня никогда не увидишь». Казалось бы, такие простые слова, но забыть эту молитву влюбленных действительно невозможно.

Вознесенский придумал слово «поэтарх». И оно к нему очень подходит. Андрей Вознесенский — поэтарх московский и всея Руси.

izvestia.ru