Враг внутри нас

Интервью со старцем архимандритом Дионисием (Каламбокас). Монастырь Петрас (Греция)

[1]  [2] 

Архимандрит Дионисий (Каламбокас)

От переводчика:

«Самым трудным в настоящем переводе было решить задачу, каким словом переводить слово «ego», т.е главный предмет разговора.

Дело в том, что в русском языке «эго» — это термин всяких там восточных учений, потоком хлынувших в Россию в двадцатом веке.

Однако само это понятие не ново для русской аскетической православной литературы, ибо его ввел ещё в 19 веке Свт. Феофан Затворник и обозначил его русским словом «самость».

В английском языке подобной проблемы нет, ибо слово «ego» используется в любой духовной литературе, в том числе и православной. А для грека и подавно не существует этой проблемы, ибо греческое слово «εγώ» это наше банальное «я».

Поэтому я очень обрадовалась, найдя в интернете перевод на английский язык Святителя Феофана Затворника, где русское «самость» переводится, как «ego». В основном я использовала термин свт. Феофана Затворника, но в некоторых местах переводила как «я».

Но, так или иначе, слова дела не меняют, и читающий да слышит.

Прошу святых молитв,
Монахиня Серафима (Шумейко), учащаяся Богословской Школы Афинского Университета»

— Итак, что такое самость?

— Когда сатана, первый и наивысший из Ангелов, отвернулся от Бога и обратил свое внимание на себя, вот здесь мы получили первое семя самости. Он отвратил свои духовные очи от созерцания Пресвятой Троицы, от созерцания Господа и обратился к себе и стал думать о себе самом. И сказал: «Я хочу поставить свой престол выше всего и быть как Он». Этот момент зародил историю самости, действительность её существования — хотя по существу самость не является действительностью, но непринятие действительности. Самость — это цветок, растущий на могиле любви: когда мы убиваем любовь, в результате мы получаем самость.

— Каков характер самости? Как она проявляется внутри человеческой личности?

— Когда мы не доверяем. Самость рождается, когда мы другим не доверяем. Когда мы боимся других, когда нам нужно оружие против других, тогда нам необходимо иметь своё «Я», потому что жизненный путь, на котором мы находимся, ошибочен. Мы думаем только о себе самих, и мы видим только своё «Я». Но когда мы видим друг друга, когда мы друг другу доверяем, нет никакой необходимости в самости, нет никакого смысла, никакой возможности существовать.

— Таким образом, исходя из того, что вы говорите, самость является настаиванием на своей собственной независимости.

— Да — на своём одиночестве. Нам необходимо быть одним, чтобы иметь свой собственный взгляд на вещи, который бы удовлетворял нас, но именно это удерживает нашу личность в заблуждении.

— Ставя себя на первое место?

— Да. А Христос сказал: «Последние будут первыми». Так как когда ты хочешь быть последним и выбираешь себе последнее место, только тогда ты можешь назвать окружающих своими друзьями.

— Самость, это чувство собственной значимости, о которой Вы говорите, часто описывается в Добротолюбии и писаниях Христианских мистиков как главный враг, с которым в первую очередь должен бороться новоначальный в своих поисках единения с Богом. Почему самость считается таким грозным соперником на пути?

— Этот враг так могуществен, потому что это враг внутри нас. Мы враги сами себе, подобно как Адам и Ева в первозданном Раю. Конечно, змей заговорил с Евой, но она могла бы и уклониться от разговора с ним. Змей сказал ей: «Господь сказал вам неправду», — но если бы Ева доверяла Господу, она бы не стала разговаривать со змеем. Также и Адам, в свою очередь, потерял свою связь с Господом и остался один со своей самостью. Итак, две самости действовали вместе, Адам и Ева.

Настоящий враг — это самость. Это наш враг, потому что он против любви. Когда я занимаюсь собой, я не люблю других. Когда я хочу присвоить себе то, что принадлежит другому, я становлюсь убийцей своего брата, подобно тому, как Каин убил Авеля. Когда я хочу удовлетворить самого себя, это удовлетворение приобретается путем ущемления свободы ближнего. Тогда моё «Я» становится моим господином, моим богом, и нет большего, чем это, искушения. Нам может казаться самость неким алмазом, который сияет, как солнце, но, как известно, не все то золото, что блестит. Самость — это просто огонь без света и тепла, огонь без жизни. Она кажется разносторонней и имеющей много возможностей, — но какие возможности она может иметь? Что такое самость? Это всего лишь средство моей самозащиты, как если бы я был на войне, как если бы каждый встречный был бы мне врагом, и я пекусь единственно о том, чтобы одержать победу.

— Как-то одним из величайших духовных светил было сказано, что, если когда кто-нибудь всерьёз принимается за духовную жизнь, он зачастую сталкивается лицом к лицу со своей самостью в таком виде, как прежде и представить себе не мог. Описывая свои стычки с самостью, многие святые характеризуют её как диавольскую силу, действующую внутри нас, которая сопротивляется духовной жизни, которая не хочет Бога и которая делает все, чтобы только противостать нашему просвещению Свыше, чтобы только подорвать нашу решимость не свернуть с выбранного пути.

— Прекрасно описывает это явление, эту борьбу внутри человеческого сердца Святой ап. Павел. Он говорит: «Внутри меня существует иной закон, говорящий мне отвергать волю Божию, отвергать Его благодать, делать вещи, Ему противные. Этот закон пытается сохранить меня в моём прошлом, в моей ветхости, пытается отдалить меня от Бога, отвращает меня от следования за Господом». Вот почему я сказал, что величайшая из проблем в человечестве заключается в каждой отдельно взятой личности, а не вне её. По этой причине мы нуждаемся в духовных отцах. По этой причине мы нуждаемся в духовных врачах. Ибо нам необходимо лечение, нам необходима операция, нам необходимо, чтобы нечто было удалено из нашего сердца.

Мы не понимаем, что тот враг, который у нас внутри, не мы сами, это не наша личность. Это всего лишь искушение. Вот где сущность проблемы. Мы объединяем свою личность, которая сама по себе является бесценным явлением в мире, с нашими проступками. Мы смешиваем свою личность со своей греховностью, т.е. получается, сочетаем несочетаемые вещи, от этого мы получаем неправильное представление о себе самих. Мы не знаем, чем мы являемся на самом деле, и мы нуждаемся в ком-то, кто бы нам показал, кто мы есть на самом деле; мы нуждаемся в ком-то, кто бы открыл нам глаза, чтобы мы , наконец, увидели свою помраченность.

Есть один подвижник, один из величайших подвижников, Святой Григорий Палама. Так вот, он тридцать лет молился одной молитвой: «Просвети тьму мою. Просвети тьму мою». Он не призывал имени Господа, потому что он считал себя недостойным призывать Его. Но он твердил эту молитву день и ночь, — чаще, чем дышал. Потому, что он не видел в себе ничего другого, кроме тьмы. Да, он разговаривал с Кем-то — с кем же ещё, кроме Христа, Который сказал: «Я есть Свет». Но святой говорил только одно: «Просвети тьму мою».

— Покажи мне мои прегрешения?

— Или войди в мою тьму и просвети её. Возожги в ней огонь и сотвори в ней свет. Самое великое, что мы можем сделать в своей жизни — это понять, что сами по себе мы ничто. Мы тьма. Мы прах.

— Самость часто характеризуется в духовной литературе как искусный и предприимчивый противник, способный обернуть любую ситуацию в свою пользу, лишь бы воспрепятствовать нашему духовному продвижению. Какое, по Вашему мнению, самое главное качество в человеке, которое может помочь ему одержать победу в борьбе с этим ловким и постоянно изменяющимся врагом?

— Покаяние. Признание наших ошибок и грехов. Это самое большое, что мы можем сделать. Но признать наши грехи не для того, чтобы преуспеть в чем-либо ещё, но только для того, чтобы увидеть правду о себе самих. Святой Исаак, великий тайновидец Церкви, говорит, что тот, кто признает, кто понимает, кто осознает свои грехи пред лицем Господа, по существу стоит выше всех. Он больше того, кто завоевал весь мир, кто насыщает всех людей, кто творит чудеса, кто воскрешает мертвых. Этот человек стоит выше всех, потому что он никогда не может пасть. Он недвижим, у него есть такое место, где он может разговаривать с Богом. У него есть такое место, куда он может пригласить Господа своими слезами, своим покаянием, своим пониманием того, что он сделал неправильного. И тотчас он очищается. От него исходит свет. Он становится духовным врачом, учителем или отцом, потому что он не боится сознаваться в содеянных грехах. Для него ничего не стоит сказать: «Прости меня, я согрешил». Вот ключ, как избежать всех нападений бесовских.

— Будет ли точным охарактеризовать это состояние, которое Вы сейчас описываете, эту готовность быть честным перед самим собой — смирением?

— Нет, не смирением. Смирение — это результат. Лучше назвать это мудростью. Мы подавляем себя, чтобы смириться. Но признавать свои прегрешения — что здесь общего со смирением? Неужели я должен смиряться для того, чтобы осознавать свои прегрешения? Отнюдь нет. Я вынужден, я обязан их видеть. Это крайняя необходимость. Это мой способ существования в следующую секунду. Как я могу существовать со своими грехами ещё одну секунду? Перед лицом кого? Перед лицом самого себя — как я могу жить с моими ошибками, с моими грехами? Я должен сказать: «Я это совершил!».

Прекрасно выражает эту же мысль Достоевский в своем произведении «Преступление и наказание». Главный герой романа, Раскольников, кого-то убивает, и почти тотчас же он понимает, что он сделал. Но он не признается в этом сам, ему помогает своими строгими и суровыми словами одна девушка с панели, Соня, которая говорит ему: «Посмотри, что ты сделал». Она ведет его на середину площади сказать перед всем народом, что он сделал. И он исполняет это. Он исповедуется. Он говорит, что иначе он не мог бы существовать, он бы совершил ещё большие и большие преступления. Он принимает приговор суда, который осудил его на двадцать лет каторги. И он идет на каторгу, и там он ощущает, что наказание — лекарство для его сердца. И он принимает это лекарство. Мы имеем множество проблем в нашей жизни, потому что мы не хотим признать или осознать свои грехи. И это ключ. Что еще мы можем предложить друг другу? Золото, деньги, похоть, пищу? Долгую жизнь? Нет. Только сознание своих грехов, и немедленно мы приобретаем новый мир.

— Кажется, Вы сейчас говорите о совести человека, которая приходит в движение, как только мы предстаем перед самим собой.

— Это любовь. Любовь больше совести. Совесть — это нечто, что говорит тебе: «Ты делаешь это, ты делаешь то». Это как бы мы были постоянно под своим собственным судом. Но любовь — это нечто большее. Любовь делает нас готовыми платить за грехи других. Это намного более высокая ступень. Не только распознать свои грехи, но быть способным платить за грехи, которых ты не совершал, как сделал это Христос. Это любовь.

[1]  [2]