Петр Мамонов:
«Мне ужасно интересно, какие сны видел Иван Грозный!»
Митрополит Филипп (Олег Янковский) откажется
благословлять Ивана Грозного (Петр Мамонов) |
Актер и рок-музыкант Петр Николаевич Мамонов старается не общаться с журналистами. На съемках фильма Павла Лунгина «Иван Грозный и митрополит Филипп» побывало множество репортеров, и почти всем Мамонов отказал в интервью. Мне повезло больше: в перерыве между съемками он ответил на несколько вопросов. Вокруг стояла толпа «опричников», завороженно глазевших на магический процесс взятия интервью у Ивана Грозного. Петр Николаевич был в царских шубе и шапке. Во рту у него сверкал одинокий зуб. Мамонов был прекрасен.
Еще прекраснее он становится, когда ассистентка режиссера кричит: «Начали!» Петр Николаевич может выглядеть улыбчивым, ласковым дедушкой и головокружительно жестоким психом с блестящими, воспаленными глазками — иногда в рамках одного эпизода. Грозный — роль, для которой судьба и создала Мамонова (как ни странно, другая роль, в которой он, безусловно, уберет всех, — Дон Кихот).
«Сценарий я прочел только однажды»
— Вы на съемках вживаетесь в роль? А то Иван Грозный — он ведь много жестоких дел сделал и был, в общем, чудовищем. Мне становилось не по себе, даже когда я просто смотрел, как снимают сцены пыток.
— Это сложно. Вот сейчас мы снимаем сцену с дыбой, жуткую, не дай Бог — а мне надо там в уголочке кадра сидеть, смотреть, как человека пытают. Муторно как-то становится — а куда денешься? Но вообще это у вас иллюзии — что актер вживается в роль. Как пел Высоцкий, «это все придумал Черчилль в восемнадцатом году». Ну да, была такая школа, которая требовала от актера перевоплощаться, но есть ведь и другие подходы к этому делу! Я вот, например, просто подчиняюсь режиссеру, он мне скажет: «Прыгни на лавочку» — я прыгаю, и все довольны.
Хотя, конечно, и свое отношение к герою я имею. Вот мне очень интересно — как он спать ложился? Ну ладно, голову кому-нибудь отрубил — а потом спать ложился. Хорошо ему ночью было? Ой, вряд ли! А ведь мой герой — человек умный, чрезвычайно одаренный. И вынести на экран всю его бурю чувств, переживаний и раскаяния мне просто не представляется возможным.
В кинокартине «Остров» я играл человека, которого полностью понимал, пусть и на своем мелком уровне. А здесь просто не ясно, что происходит. Как же быть? Наверное, надо довериться режиссеру. Кино — это вообще режиссерское искусство. Я своими сценами доволен, а остальное Павел Семенович доделает в монтажной комнате. Все равно за два часа мы не успеем рассказать ни об этом времени, ни об Иване Грозном. Но хотя бы всколыхнем множество важнейших вопросов. Вот был такой умнейший царь, завоевал столько земель и при этом убил тысячи лучших русских людей! Цель оправдывает средства? Если я верующий человек, что же, мне не казнить изменников? Подставлять правую щеку, когда ударили по левой? Каждый из глядящих будет решать сам. Работая над этой картиной, я каждое утро вспоминаю слова Федора Михайловича Достоевского: «Одна слезинка ребенка не стоит всей гармонии мира». Поэтому все выплески Грозного — «я Божий помазанник», «я царь и Бог» — не отзываются в сердце моем.
— Перед съемками вы пересматривали фильм Эйзенштейна с Николаем Черкасовым?
— Нет, я ничего не смотрел, не изучал специальную литературу. Я вообще не люблю заранее придумывать, что мы сделаем. Я и сценарий-то, можно сказать, не читал.
— Как?
— Ну, читал, конечно, но давно. Первый вариант был очень жесткий — слишком много казней и пыток. Лично у меня, Пети Мамонова, не получилось бы на этом фоне жить и чего-то играть. Но мы с Лунгиным товарищи, поэтому пришли к единому мнению и сейчас играем другой вариант, который я очень внимательно прочитал и расписался на каждой странице. Но после этого я сценарий не открывал ни разу!
«О чем этот фильм? Конечно же, о любви!»
— Как вам работается с Янковским?
— Олег Иванович — прекрасный актер, с ним чрезвычайно удобно, весело и легко. Правда, бывают такие места, когда мы с Олегом Ивановичем нетвердо знаем, как нам быть. К счастью, режиссер всегда приходит на помощь.
Главное — энергия, которая скрыта в людском общении. Массовки, пытки, казни — это худо-бедно мы на экране уже видели. Куда интереснее посмотреть на столкновение двух людей, митрополита Филиппа и Ивана Грозного: один живет строго по правде, второй бесконечно что-то себе выдумывает. Именно из их отношений высекается искра.
Ведь мы чего добиваемся? Чтобы люди вышли из зала и спросили себя: «А как я себя веду? У меня через час назначена встреча, и что мне делать — орать на собеседника или прислушаться к нему?» Ведь если выстраивать цепочку — «Не хочу к человеку прислушиваться», «Не хочу его прощать», — в финале довольно закономерным образом возникнет «Хочу отрубить ему голову».
— Ивана Грозного многие считают не чудовищем, а гениальным государственным деятелем.
— Есть огромная группа людей, склонных буквально причислять Ивана Васильевича к лику святых! Поэтому, когда фильм выйдет, начнется буря разных мнений, это точно. Вплоть до рукоприкладства. Религиозные установки — всегда вещь, сопряженная с фанатизмом, но это неправильно. Для меня христианство — вообще не религия. Я всем своим существом вижу, что это просто правда, и лично я от нее очень далек. Вот и вся история.
— В смысле, вы далеки от идеала человека, которым был Христос?
— Что значит от идеала? От нормы! Идеал — это что-то недостижимое. А Христос пришел на землю, чтобы явить, что такое настоящая нормальная жизнь. Обычный-то человек «был отстранен от древа жизни дьявольским советом», как пишет прекрасный преподобный Исаак Сирин. А древо жизни — это любовь Божья. Без любви жить нельзя, человек задохнется. А как ее достичь — это уже дело каждого из нас. Я говорил об этом фильме с замечательным русским попом, отцом Дмитрием Смирновым. Мы с ним в товарищеских отношениях, расставаясь, я говорю: «Отец Дмитрий, все-таки о чем же наш фильм? Я думаю, что все-таки о любви». Он отвечает: «Конечно, о чем же еще!» Для людей, которые вдумчиво и нормально живут, любовь — единственная истина и Бог. Тут путь прямой, простой, ясный, проложенный, тысячу раз хоженый. Просто некоторым не хочется по нему идти, хочется волюшку свою творить. И в этом трагедия Ивана Васильевича. Бог от нас не требует практически ничего. Самую малую малость. И на нее-то мы не способны, в том и главная печаль.
— Грозный очень долго отмаливал свои грехи. Что не мешало ему через неделю снова пытать людей.
— У нас в фильме митрополит говорит Ивану Васильевичу: «Яви раскаяние в делах своих!» Вот в этом и дело. Давайте делами будем показывать — верующие мы или неверующие, хорошие или плохие. Про апостолов говорили: «Смотрите, как они любят друг друга!» А сейчас христианин хуже язычника живет — и это меня касается в первую очередь. Поэтому фильм — о любви. О том, как здорово, когда она есть. И как ужасно, невыносимо, безумно страшно, когда ее нет. Мне про одного человека рассказывали, ему 57 лет, он на исповедь через неделю ходит: «Батюшка, я с мамой ссорюсь». Двадцать лет ссорится с ней — и ходит, рассказывает об этом священнику. Сколько же можно? Или еще: «Курить бросить не могу», вот история! Нет такого слова «не могу». Есть слово «не хочу». Не хочется отказываться от удобных, накатанных, якобы беспечальных дорог. Хотя любой грех оканчивается расплатой.
«После «Острова» у меня полстраны товарищей»
— После «Острова» вы получили «Нику» и всенародную славу, которой раньше не знали. Прошло полтора года. Ваша жизнь изменилась?
— Мне талант дан, на него я и приобрел полстраны товарищей. Куда ни приходишь, всюду хорошо встречают, покушать дадут, если что. А жизнь моя не изменилась. Она так же и идет, как у всех, — по кочкам. То вверх, то гладко, то, смотришь, внизу лежишь опять. Изо всех сил я стараюсь работать только в одном направлении — чтобы, не дай Бог, никого не обидеть. Чтобы со всеми был мир. Вот стало получаться. Смотрите: вот вы играете в фильме. Две сотни человек народу на площадке. Все на вас смотрят, всем интересно, все вас любят. Потом — спасибо, съемка окончена. Вы выходите в обычный мир и начинаете в нем жить. Привыкли быть царем, актером, привыкли к восхищенным взглядам — а жизнь тут же подставляет тысячу подножек... Но к этому можно отнестись как к экзамену. Для чего экзамен? Для того, чтобы его сдать, правда?
«Искушение» в переводе со старославянского — это экзамен. Каждый раз — выдержишь или нет. Из десяти раз один сдал — уже хорошо. Поэтому я стараюсь хотя бы сознавать свои слабости, немощи, стараться их исправить, сделать так, чтобы они не отражались на других. Они ведь отражаются: если клеточка больная в организме, те, что рядом, тоже заболевают, если она здоровая — оздоровляются... Мы все очень зависимые люди. Именно друг от друга, а не от денег, не от удачи.
Сын Мамонова Иван работает на
«Иване Грозном» оператором: он снимает «фильм о фильме». |
— После «Острова» вам наверняка поступало много предложений сниматься.
— Да, поступали. Но... Я понял, что у нас и актеры есть, и режиссеры, и деньги — вот только хороших сценариев никто не пишет. Калькировать западные картины уже надоело, а придумать свою идею очень тяжело. Кино — это в первую очередь зрелище. Когда смотришь картину «Остров», прежде всего тебе интересно, что там будет дальше. А всякие мысли приходят потом!
«Господь, я думаю, очень добрый»
— Что вы думаете о том, что сейчас происходит в стране? У нас вот президент новый появился...
— Я осознанно далек от всего этого. И согласен с умными людьми в нашей церкви, которые говорят: каким будет государство и наша страна — зависит от каждого из нас, а вовсе не от государственного строя. Демократия, монархия, анархия... Какая разница? Главное — чтобы все были честными и хорошими людьми. Вот в чем задача — стать добрым человеком. Исправиться хотя бы к концу жизни.
— Для президента особенно важно быть хорошим человеком.
— Да это для каждого важно! Наша земля обильно полита кровью мучеников — именно благодаря им мы с вами и живы, благодаря им ездим на «Мерседесах». И лично мне стыдно жить на этой земле: я очень ее люблю, но не оправдываю возложенное на меня доверие. Я все время обещаю себе стать лучше, а к вечеру смотрю — получается, опять неправильно прожил день. Горько становится, досадно, стыдно. И не буду я ругать окружающих: мол, кто-то хамит, кто-то пьет... Важно — смотреть на свои грехи, а не на чужие.
Если с человеком приятно общаться, значит, он чего-то в себе достиг ценой внутренней работы. Думаете, хорошие люди просто так рождаются? Фиг-то! Я таких не видел, которые без внутренней работы не стали бы добрыми и приемлемыми, ну просто порядочными людьми, которые не стырят кошелек, если его оставить на видном месте.
— Но шанс спастись все-таки есть?
— Конечно, потому что есть Бог. И мы можем выиграть партию только с ним. Без Бога — смерть. Вариантов — никаких. Если ты в грехе, закоснел в плохом своем поступке — ты мертв, и не надо искать объяснений — мол, «у меня больная нервная система»... Нет, парень, так не получится!
Мы все сопливые, поэтому я даже не говорю о результатах. Нужно хотя бы иметь правильный вектор. Иоанн Златоуст пишет: «Бог и намерение целует». Господь вообще, я думаю, очень добрый, если терпит нас такими, какие мы есть. Вот под его покровительством и снисходительной и великолепной милостью мы и живем. А после смерти он, может быть, скажет кому-то из нас: ну да, ничего у тебя не вышло. Но ты старался. Ну иди уж, хоть и самым последним...
Я с ужасом вижу, что моя душа топчется на месте. Печально. Жить осталось не так много. Люди уходят, друзья умирают. И вместе с тем на этом ничего не заканчивается. Ребеночек живет в утробе у мамы девять месяцев, чтобы выйти в жизнь. Так и мы — жизнь проживаем для того, чтобы в вечность уйти. Смерти нет; человек — это луч без начала и без конца.
Я христианин. Для меня свидетельство того, что мы на правильном пути, — сама история Христа. Ну как можно было выдумать Святую Троицу или распятие? Если бы выдумывали, то сочинили бы какого-нибудь золотого слона, как в нормальных странах, или десятирукого синего парня. Нет — все очень просто. И для меня еще очень убедительное свидетельство истины — красота. Красота этой земли, красота человеческих душ. Как сказал Макарий Египетский: «Я ничего не видел прекраснее ни на небе, ни на земле, чем душа человеческая». О как!
Опубликовано: 08/07/2008