Не развивая душевное —
духовное не разовьешь

Беседа с иеромонахом Петром (Василенко)

[1]  [2] 

Иеромонах Петр (Василенко), настоятель легендарной обители милосердия в Алексиевской пустыни, еще совсем недавно был протоиереем Алексием Василенко и под этим именем известен всему нашему православному миру. Поздней осенью 2007 года, будучи смертельно больным, отец Алексий принял постриг, чтобы отойти ко Господу в монашеском чине. Обряд совершался ночью прямо в реанимационном отделении Кардиологического центра. И произошло чудо: буквально на следующее утро новопостриженный Петр стал быстро поправляться. А незадолго до своего пострига батюшка успел стать героем замечательного документального фильма Г.И. Яцкиной «Остров спасения», где очень ярко, талантливо, смело говорил о воспитании и образовании детей.

Когда я в середине нынешнего лета приехала в пустынь (это в 120 км от Москвы по Ярославскому шоссе), батюшка, хоть и страдал от жары, но был, как всегда, погружен с головой в заботы и тяготы своего огромного хозяйства: надо невесть откуда достать кучу денег, чтобы заплатить педагогам отпускные, да еще семь групп детей отправить — кого на отдых, а кого в научные экспедиции. И все же мы смогли поговорить.

Учиться во славу Божью

— Батюшка, я уже несколько лет приезжаю в вашу обитель, и меня всегда поражает православная гимназия, вами здесь созданная. Многие ее ученики — из неблагополучных семей или и вовсе в прошлом беспризорные. Все они здесь, в пустыни, на полном пансионе, получают прекрасное образование, такое, какое, думается мне, в самых закрытых элитарных лицеях не получишь. Было уже несколько выпусков, и ваши выпускники учатся теперь в самых разных ВУЗах. Вот почему мне хочется поговорить с вами о том, что есть, с вашей точки зрения, хорошее образование. Кстати, сколько сейчас здесь детей?

— Приблизительно 170.

— А взрослых, которые живут здесь?

— Поменьше — около 80.

— Получается почти индивидуальное воспитание: на каждого взрослого приходится менее, чем по три ребенка.

— На самом деле даже менее чем по два, потому что всего педагогов у нас 76 человек, а учащихся — от 130 до 150.

— «Пришлых» преподавателей много?

— Около полусотни. Они приезжают из Москвы, Переславля, Сергиева Посада…

— …из Петербурга. Я однажды встретила здесь петербургского ученого, кажется, археолога. Вы пригласили его почитать курс лекций.

— Таких приглашенных я не считаю, это особая статья.

— Можете ли вы сказать, что в своей гимназии воплотили ваш идеал образования?

— Ну, до идеала далеко. Я говорю так не из какого-то смиреннословия, у меня есть веские основания для недовольства. Но мы твердо стоим на пути воплощения нашего идеала и стараемся с этого пути не сходить. Хотя бывают ситуации, когда он, этот путь, кажется очень непопулярным, очень нелегким, почти неподъемным. Очень накладным и в плане затраты человеческих сил, и в плане затрат материальных. Но мы все же продолжаем двигаться вперед.

— А каков этот идеал образования? Я понимаю, что идеал всегда трудно выразить словами, формализовать. И потому что «мысль изреченная есть ложь», и потому что образование — весьма объемный, сложный процесс, и, соответственно, его идеальный образ также объемен и сложен. Может быть, легче начать с «антиидеала», с недостатков, которые вы видите в сегодняшнем образовании?

— Пожалуй, так действительно легче. Самый первый недостаток — это в буквальном смысле слова недостаток воспитания в процессе, который должен быть воспитательно-образовательным. А в нашем случае воспитание — это первейшее дело, поскольку мы имеем дело не с детьми, которых папа привел утром, а мама забрала вечером. У нас дети находятся постоянно, а папы и мамы, если даже у кого-то они есть, за тридевять земель. Поэтому должен быть некто, этих папу и маму заменяющий. У нас существует институт туторства. Это люди, которые должны опекать определенную небольшую группу детей, исполняя именно функцию родителей, насколько это вообще возможно.

— От какого слова происходит этот термин — «туторство»?

— От латинского tutor, которое сегодня чаще, на английский манер, произносится как «тьютор», причем «тьютор» — это в современном английском значении все-таки несколько другое. А вообще в латыни tutor означает «покровитель, защитник». То есть почти что латинский вариант греческого имени Алексий. (Смеется.) Так что я могу перевести свое прошлое имя на латынь и называть себя «отец Tutor».

— Вы считаете, что воспитание — это главный компонент образования?

— Безусловно.

— Но сейчас ведь принято делать упор именно на качество самого образования. И детей стараются отдать в такие учебные заведения, где высокий уровень преподавания разных предметов.

— Ну, и кому это образование нужно, если оно будет выращивать вампира, людоеда? Никому. Тем более что чем умнее, чем «качественнее» такой вампир, тем он опаснее для общества, тем агрессивней будет этот зверь, когда выйдет на волю. Вот почему воспитание — это самая важная составляющая педагогической деятельности. Намного важнее, чем собственно образование. Другое дело, что сам уровень, качество образования может быть очень хорошим воспитующим фактором. Потому что известно: мы настолько живем по законам Евангелия, насколько правильно исполняем то послушание, на которое Богом поставлены. А послушание ученика — учиться. И поэтому если правильно и качественно поставлена его учеба, его работа, его послушание, если он качественно все исполняет, то он тем самым исполняет волю Божью и, соответственно, воспитывается как христианин в умении волю Божью постигать…

— …отказываясь от собственных интересов, которых у ребенка очень много, и, как правило, эти интересы вовсе не учиться, а делать что-то совсем другое.

— Например, жениться лет в 13. (Смеется.) Что же касается интересов детей… Мне недавно одна гостья сказала: «У вас странные дети! Я с ними общаюсь уже полдня, а они со мной разговаривают только об одном — что они будут сдавать, что они уже сдали, что им надо прочитать». Я тогда так порадовался, думаю: какие же все-таки наши дети молодцы! Качество образования и вообще должно быть высоким, а в православной школе — сверхвысоким.

— Почему?

— Потому что по нашим делам люди неверующие судят о нашей Церкви, о нашей вере, о нашем Боге, в конце концов. Говорят: «Вот вы, христиане, зовете меня креститься, а посмотрите, как вы сами живете?» И поэтому если православное образование будет абы каким, то это ведь поругание имени Божьего, имени Христова. Оно, образование наше, должно быть лучшим, потому что оно посвящено Богу. Богу ведь всегда все лучшее посвящают.

Не развивая душевное — духовное не разовьешь

— Но многие православные люди сегодня говорят, что лучше, если ребенок как можно меньше знает мирскую культуру, мирское искусство. Дескать, зачем ему что-то кроме Евангелия и житийных историй? Главное — спасать душу. А что спасает душу? — Священное Писание и Священное Предание, вот этого и достаточно.

— Такие родители, я уверен, проявляют неразумие. Ведь дети наши находятся в среде мирской, неукладной, и эта среда их засасывает в «общечеловеческий» водоворот. И если они не имеют, так сказать, культурной прививки, то, попадая в этот водоворот, с трудом отличают настоящее от подделки. Не правда ли, нужно быть человеком, достаточно осведомленным в области культуры, чтобы увидеть разницу между, скажем, «Царем Иудейским» великого князя Константина Константиновича и «Мастером и Маргаритой»? Если же у человека нет настоящего культурного багажа, то он, хоть и читал святых отцов, с такой простой проблемой, как «Гарри Поттер», и то разобраться не в состоянии. Диаконы, даже священники, не говоря уж о мирянах, всерьез полемизируют о подобном литературном мусоре! Значит, и их в конце концов засосало в эту воронку.

— Да, они польстились на модный рыночный товар, потому что другого не знают.

— В том-то и дело, что они другого не знают! А если бы они знали (и любили!) высокую светскую культуру, то неужели бы не поняли, что «Гарри Поттер» не есть, так сказать, светский вариант христианского образа.

— Они, прежде всего, поняли бы, что это очень плохая литература.

— Для начала — да, просто плохая литература, которую и читать-то не следует. Ну, а если от нечего делать прочитали, то быстро бы разобрались, что к чему. Не осведомленным в светской культуре трудно разобраться, даже когда они сталкиваются с хорошей литературой, как, к примеру, тот же роман «Мастер и Маргарита»; очень трудно, если не знаешь серьезно духовной составляющей, не знаешь русской классической литературы, не знаешь того, как она обращалась с образами Христа, святых, с евангельскими заповедями.

— Наверно, очень многие духовные ошибки совершаются от недостатка художественного вкуса.

— Конечно. Помните, у отца Серафима (Роуза) приведена замечательная история о том, как один человек пришел к настоятелю монастыря и сказал: «Авва, я так хочу высокой духовной жизни, так мне этот мир уже опостылел! Дай мне что-нибудь почитать душеспасительное!» И авва ему предложил Диккенса. Тот просто ужаснулся!

— Наверно, ожидал духовных авторов — Василия Великого, например.

— Или Ефрема Сирина, еще лучше — Исаака. А получил — «Давида Копперфильда» с напутствием: «Сперва научись любить ближнего, как герои Диккенса! Относиться, как они, к врагам, к друзьям и так далее… Как ты собираешься строить второй этаж, не построив первый?» Вот такая поучительная история. Не знаю уж, была ли она в действительности или вымышлена отцом Серафимом.

— Получается, сначала надо выстроить как бы дохристианского человека?

— Сначала надо выстроить душевный фундамент, на котором уже дальше будет возведена духовная надстройка. А если этого фундамента нет, то стены ставить не на чем, ибо душевность — это неустранимое онтологическое качество человека. Двухсоставного человека из плоти и духа, без душевной составляющей, не бывает. Ангелы — они простые духи, они односоставные. Человек же трехсоставен. И на неразвитой душевности строить какую-то возвышенную духовность — это просто абсурд! Да, можно, конечно, сослаться на эпоху преподобного Серафима Саровского (а еще лучше — преподобного Сергия Радонежского) и сказать, что там такой душевности, которую формировало светское искусство, не было. Ну, прежде всего, душевность была, только она была в другом виде, в другой форме.

[1]  [2]