Слово на панихиде
в день кончины Святейшего Патриарха Алексия II
Дорогие братья и сестры!
Вы, конечно, все уже знаете, что нас постигло огромное горе: ушел из жизни человек, который был духовным отцом, духовным пастырем миллионов наших соотечественников, — Святейший Патриарх Московский и Всея Руси. Человек действительно крупного мирового масштаба, человек, который возглавил Церковь в ответственный и радостный период восстановления после семидесятилетнего пленения атеистическим государством. И Святейший Патриарх это прекрасно сознавал. Я очень хорошо помню, как в 1991 году, после попытки восстановления компартии — после августовского путча, буквально через 2–3 дня, когда было еще неясно, в какую сторону качнется чаша весов, в «Известиях» была его краткая статья о том, что строй, который в течение десятилетий держал Церковь в оковах, не давал людям естественного нормального права веры в Бога, строй, который унес миллионы жизней, разрушил тысячи церквей и монастырей, — строй этот рухнул. Слова патриарха были очень существенной поддержкой в то время, когда люди переживали новый период; это вносило в жизнь важное измерение духовного. Необходимо было задумываться: как страна начнет новую жизнь? И Святейший Патриарх выразил свою радость о том, что для Церкви открываются невообразимые прежде возможности.
Это был август 1991 года.
В дальнейшем Святейший Патриарх стал принимать деятельное участие в возрождении Церкви. Представьте: столько людей, которые приходят к нему с прошениями, инициативами, там и там открывают и восстанавливают приходы! И он все это успевал поддержать, все это держал в своей памяти, которая у него была совершенно точно феноменальной, — и направил огромную массу людей в русло созидания новой русской Церкви.
Я очень хорошо помню, как в те дни, спустя год или меньше, мне как депутату московского городского совета приходилось присутствовать на всякого рода встречах, официальных собраниях. Патриарх тогда говорил о том, что было у него на сердце, наверное, уже многие годы — чувствуя, что в Церковь придет много новых людей, которые принесут в нее свое пионерское, комсомольское, партийное прошлое, которые с теми же приоритетами будут входить в новую для них, еще незнакомую церковную жизнь. Он говорил, что в предыдущие десятилетия наши братья — западные христиане — оказывали нам огромную помощь и поддержку. Благодаря их поддержке сотни храмов и десятки монастырей остались открыты. Государство было вынуждено хотя бы делать вид, что оно поддерживает Церковь, налаживать какие-то связи. Но за этим стояла очень важная для Церкви помощь церковной жизни, которая была тогда непростой. Даже после хрущевских гонений, даже во времена Брежнева тяжелая рука государства лежала на Церкви и держала ее не то что на коротком, на кратчайшем, можно сказать, поводке. И вот в эти наступившие новые дни наш Патриарх говорил о том, что десятилетия наши западные братья-христиане нам помогали, поддерживали, благодаря им мы могли сделать многое, что без их помощи было невозможно. Но вот сейчас, когда мы получили полную свободу, что будет правильно: сказать, что вы нам больше не нужны? Или сказать: нет, вы наши братья и сестры, и нам есть что сказать окружающему нас языческому миру на Востоке, на Западе, сказать свое христианское слово. И это было его искреннее устремление, которое не получило, к сожалению, поддержки большинства в Церкви, большинства, которое пришло в эти последние годы — не тогда, когда было трудно, когда это требовало пусть и не очень больших, но все-таки жертв, — а когда это стало хорошо, престижно, когда это стало можно. И вот, эти люди, которые пришли Церковь, — они пришли со своей же пионерской, комсомольской, партийной идеологией: что мы самые лучшие, что мы окружены врагами и так далее, и так далее: во всех чуть-чуть не похожих на себя видеть прежде всего врага, а уж потом разбираться, что к чему. Для Патриарха было очень трудно этому противостоять.
Всё время надо было сохранять это единство от тех людей, которые несли безудержную критику вынужденной позиции Церкви при советской власти (я не буду называть имена известных депутатов-священников). Напротив — другой край: это борьба против новых паспортов, ИНН и проч. и проч., уже просто религиозное мракобесие.
И вот посередине — Святейший, который должен был всё это сдерживать.
Я помню, как Святейший во время своего визита в Соединенные Штаты в 1991 г., выступил с замечательной речью не больше не меньше как в Нью-Йоркской синагоге. Он там говорил удивительные слова: что иудео-христианский диалог по-настоящему будет проходить тогда, когда иудеи станут настоящими иудеями, а христиане станут настоящими христианами. Это была поразительная речь. Но ответ — такой же ретроградный, консервативный, черносотенный — не заставил себя долго ждать: буквально через несколько месяцев или недель появилась книга, которая называлась примерно так: «Пятнадцать ересей в одной речи Патриарха». Многие монастыри тут же перестали его поминать на Великом входе. То есть реакция была резко негативная. Конечно, Святейшему больше ничего не оставалось, как это всё принять и этот «градус» открытости, связи с другими религиями, другими конфессиями значительно понизить. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что народ, пришедший вчера из комсомола и партии в Православную Церковь, к этому не готов… Не готов… Раскол, который возник на Украине: митр. Филарет (Денисенко) решил себя противопоставить Московской Патриархии, потому что он сам мечтал быть избранным на Патриарший престол. Недовольство, что выбор пал на другого, привело его к тому, чтобы провозгласить свою церковь — украинскую (очень немногочисленную). Этот раскол повлек за собой множество нестроений и, в общем-то, даже насилия. Наш о. Виталий, который сейчас служит священником в Люблино, об этом немало рассказывал: его отец [протоиерей МП РПЦ, служащий на Украине] был одним из объектов нападок для этих людей, которые причины всего зла на Украине видели только в «москалях». Так что нестроений было много, и трудных нестроений. И, тем не менее, большинство членов Украинской Церкви осталось в Московской Патриархии, большинство верующего народа шло за своим Патриархом.
И, конечно, не могу не сказать о том, какую роль в моей личной судьбе, в моем служении сыграл Московский Патриарх. После трагической гибели о. Александра Меня он тут же прислал телеграмму соболезнования. Нигде никогда Святейший Патриарх не дал никакой негативной или хотя бы сдержанной оценки о. Александра Меня. Он всегда говорил, что о. Александр — замечательный пастырь и что в его книгах нет ничего такого, что противоречило бы сути Священного Писания, хотя, конечно, всей полнотой Церкви (имея в виду ее, так сказать, консервативную часть) его труды, может быть, еще и не приняты. Но — «надлежит быть и разномыслиям, дабы открылись искусные» — ссылался Святейший на слова ап. Павла. И в дальнейшем, когда мы, буквально через несколько месяцев после гибели о .Александра, просили восстановить этот приход именно здесь, — Святейший Патриарх прекрасно знал, что мы с о.Александром были близкими и давними друзьями. Святейший благословил нас на служение здесь.
Уже весной, в апреле 1991 г., когда мы — группа, которая составила собой «двадцатку», будущее приходское собрание — обратились к Патриарху с просьбой передать вот этот храм, в центре Москвы, он тут же написал, что передает храм нашей общине и не возражает против того, чтобы при передаче храма священник Александр Борисов был настоятелем, а в мае 1991 г. уже издал указ о назначении настоятелем этой вновь созданной общины меня, недостойного.
И затем все наши инициативы, вся наша жизнь протекала под его благословением, о всех наших делах милосердия, служениях, поездках в Тэзе и т.д. мы, конечно, всегда испрашивали благословения Святейшего Патриарха, и он всегда нас поддерживал и благословлял…
И еще не могу не сказать о том, что он был человеком, который, несмотря на это официозное окружение, несмотря на свою — непомерную, конечно — занятость, огромное количество богослужений, которых он вел больше, чем рядовые священники на приходе, удивительным образом [всех помнил и] находил слова поддержки для каждого человека. Буквально в какие-то считанные секунды, когда на праздник подходишь к кресту, он обязательно скажет: «Передайте мое благословение всему вашему приходу! Как у вас там дела со стройкой?» или «Как там дела с изданием якутского перевода?» (он знал об этом и благословлял мое участие в издании как Президента Библейского общества) — словом, он всегда в секунду вспоминал об этом человеке, который проходит перед ним — из сотен других! — и находил для него какое-то замечательное поддерживающее слово, а если нет возможности подойти близко, — то просто взгляд, добрую улыбку. Человек, который находил какие-то очень важные слова тогда, когда, казалось бы, можно этого и не делать. Помню, как я просил его отпустить меня на неделю перед Великим Постом немного отдохнуть на море. Он мог просто сказать «Хорошо», но он говорит — пустяк, но всё-таки: «Ну, хорошо, поезжайте — отдохните!» — т.е. он входит в ситуацию человека. Помню, когда я уже был здесь настоятелем, на праздник иконы Знамения Божьей Матери (10 декабря) в храме на Речном вокзале служил Святейший, и я ему сослужил. Пока мы там готовились к службе, он говорит: «А ведь Вы здесь служили что-то около шестнадцати лет?» Я говорю: «Да, Ваше Святейшество, восемнадцать — со священническим [служением]» «Да… Вам, наверное, всё здесь очень дорого, всё так важно, знакомо!» Это удивительные слова. Когда человек входит в положение другого — представляет, как тот здесь служил, находит слова, чтобы это сказать — конечно это совершенно удивительно.
Мне рассказывала одна наша прихожанка, как в тяжелый момент своей жизни она была в Донском монастыре, и как раз так сложилось, что Святейший там был: это был Великий Четверг, приготовляли миро, и Святейший благословлял перемещение его в Елоховский собор. Было множество народа, эта женщина и не думала подойти к нему, стояла где-то в стороночке, когда Патриарх мимо проходил. И вдруг он направляется именно к ней, благословляет и, положив руку, говорит: «Да, да, у Вас трудное положение, ну, Вы терпите — всё устроится и всё будет хорошо». Она чувствует: как будто какой-то столб тепла окружил ее! Она и стоящий рядом милиционер — они оба заплакали о радости, от счастья, от того, что Святейший обратился к ним. Причем, эта женщина — очень спокойный, уравновешенный человек. У Святейшего действительно был этот дар душевной теплоты, которую он мог передать человеку за несколько секунд. Эта женщина, которая пришла с тяжелым переживанием, этот милиционер, который просто рядом стоял, — они это почувствовали и вот так, удивительным образом, помнят многие годы. Такой у него был действительно замечательный дар: словом, улыбкой, какой-то поддержкой он передавал человеку ту благодать, которая была у него как у Главы Церкви, и человек действительно понимал, что он связан со всей Церковью, что его заметили, его знают, его понимают — краткое мгновение, которое запоминалось на многие годы, на всю жизнь.
(Я не рассказывал о многих других встречах со Святейшим, которые мне как депутату удалось пережить. Мы встречались с ним вроде бы для краткой беседы — а беседа продолжалась полтора часа один на один в его кабинете; мы встречались при перенесении мощей Серафима Саровского, и всякие другие были обстоятельства, когда нам с ним действительно доводилось говорить довольно долго.)
Вот такой удивительный человек ушел из жизни.
Конечно, это утрата, которая едва ли восполнима; конечно, это огромное для нас горе и печаль. И в то же время радостно, что такой человек был во главе нашей Церкви.
Это великое счастье, что мы были знакомы, знали, что такой человек руководил нашей Церковью в это ответственное время.
И, конечно, не могу не сказать о том, что всё-таки это великая милость Божия, что он ушел из жизни легко. Еще вчера он служил, и говорил слово, и голос был бодрый — всё было хорошо. И вот так ушел из жизни. Это лучше, чем когда человек прикован к постели и много лет лежит. Вот сейчас Патриарх Сербский Павел: ему 95 лет, и уже 5 лет люди не понимают: осознает ли он вообще, что происходит вокруг, или нет? И то ли избирать [нового патриарха], то ли нет…
Так что такой христианской кончины, которой мы просим, — безболезненной, непостыдной, мирной — удостоился Глава нашей Церкви. Конечно, не такой уж и возраст большой: 79 лет. Это не мало, но, с другой стороны, мы знаем, что Алексий I ушел из жизни в 93 года, и мог бы еще Святейший быть с нами. Но он был человеком, который отдавал себя всего! Отдавал служению, работе, встречам — всему, никогда практически не считаясь с усталостью. Только в последнее время он по настоянию врачей уходил в краткие отпуска — на неделю, на две. Видимо, не случайно — видимо, действительно здоровье давало о себе знать…
Помолимся об этом замечательном человеке.
Нам посчастливилось жить рядом с замечательной исторической личностью — даже так можно сказать; мы — современники такого удивительного человека! Мы пришли в те годы, когда Церковь им возглавлялась. И очень важно, чтобы всё то, что мы знали, личные встречи — Патриарх здесь у нас трижды совершал служение и два раза посещал нас в праздник Великой субботы — это тоже великая честь и какая-то важная с ним связь. Помолимся об этом замечательном, удивительном человеке — чтобы та благодать, которая так обильна была в нем при жизни, чтобы его молитвы и после его кончины нас поддерживали. И я не сомневаюсь, что так оно и будет. К нему, не сомневаюсь, будут обращаться миллионы людей — как было при его жизни, так будет и после его блаженной кончины. Помолимся.
Знаете, когда мы сейчас молились, мне пришло на сердце, что я никогда не мог себе представить, что придется молиться об упокоении Святейшего. Мне всегда казалось, что он будет жить еще, по крайней мере, лет до 90 уж точно. Закончилась одна эпоха, эпоха жизни нашей Церкви, возглавляемой этим великим человеком. Будем молиться о нем и помнить его, и будем его просить молиться о нас — чтобы Церковь, в которую он вложил столько труда, вложил всю свою жизнь; Церковь, в которой его Господь так обильно благословлял удивительной благодатью общения, любви — этими редкими дарами для человека, — чтобы она шла вот этим путем, золотым путем середины, обходя все трудности, соблазны, нестроения; чтобы то, о чем Святейший всегда говорил: что главное — сохранить единство Церкви — чтобы мы это понимали. И не только понимали, но старались всеми нашими усилиями этому содействовать.
Пусть Господь благословит всех вас!
Теперь, по уставу, принятому Собором 1917 г., в случае кончины Патриарха Церковь временно возглавляется местоблюстителем до того времени, пока Поместный Собор нашей Российской Церкви не изберет нового Патриарха. Это избрание должно состояться не более чем в течение полугода. То есть к маю месяцу Собор уже должен состояться, и будет избран преемник Святейшего Патриарха Алексия. Будем молиться о том, чтобы преемник Святейшего Патриарха был достойным продолжателем его великого труда, его святого дела созидания Церкви и спасения людей.
Надо сказать, что только в такие минуты мы особенно глубоко понимаем значение Церкви, значение того, какое великое благо то, что мы имеем это место встречи с Богом, мы имеем место, где в самые трудные моменты нашей жизни мы можем собраться, быть вместе и, по слову Господа, «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них». Господь сегодня среди нас, собрал нас всех. Пусть Он дарует нам силы и мудрость, чтобы продолжать наш путь за Ним, продолжать так, как трудился и наставлял свою Церковь наш незабвенный, горячо нами любимый Святейший Патриарх Алексий.
Спасибо всем!
Опубликовано: 07/12/2008