Елена Юрьевна Концевич

Часть II

10. Монашество

Естественно, монашество для Елены Юрьевны было ее стихией. Ее тётя Елена Нилус жила несколько лет со своим мужем у стен Оптиной Пустыни. Другая тётка, ее сестра, Ольга Александровна Озерова, по мужу княжна Шаховская, стала монахиней и позже игуменией Софией Вировского монастыря, келейница ее Сусанна стала её преемницей, когда Игумения София ушла на покой.

Когда Елене Юрьевне было 24 года, она посетила Киевский Покровский монастырь и была у Игумении Софии (Гринёвой), близкой по духу к Нилусам; в конце жизни она написала ее биографию. Там описывается, как, уже решившись поступить к ней в обитель, Е. Ю. не смогла по причине революционных действий доплыть по Днепру до обители — и оказалась в Польше. Никогда больше Елена Юрьевна не смогла побывать в России.

Следующая попытка была уже в 1930-х годах:

«Когда мне минуло 40 лет, я в Польше продала остатки, которые оставались от нашего старого имущества и послала деньги в Suderode am Narz, тёте Ольге Колодейниковой, где был отец мой и Таня (сестра). Сама я поехала в Зимно (бывшая Киевская губерния), где была мать Сусанна.

Мать Сусанна — интересная монахиня. Ее отец, — знаменитый оперный певец Мельников. Она была тоже, как и ее отец, очень высокая, и голос у нее был необыкновенный. Она молодой девушкой поступила в Вировской монастырь, где была игуменией Софией моя тётя Ольга Александровна, сестра Елены А. Нилус. Она скоро заменила мою тётушку и очень успешно вела дела монастыря. Когда мать София пожелала уйти на покой, на ее место была назначена мать Сусанна, совсем молодая Красностокская казначея из Леснинских послушниц. Вначале бывшая и новая настоятельницы жили в одной келье, и между ними создались отношения матери и дочери. В миру весёлая и жизнерадостная Мать Сусанна не помышляла о монашестве. Но вот в ее руки попали творения Св. Тихона Задонского, и произошел крутой поворот в этой цельной, бескомпромиссной натуре — она стала Леснинской послушницей. За 2–3 года до первой мировой войны Мать Сусанна получила в управление Костромской Богородицкий Монастырь, древний, многолюдный и богатый. Отсюда она могла помогать бедной Вировской обители. В 1913 г. во время Романовских Торжеств Мать Сусанна принимала у себя высоких посетителей: Государыню Александру Феодоровну и Елизавету Феодоровну и других членов Императорской Фамилии. Мать Сусанна состояла в переписке с Великой Княгиней Елизаветой Феодоровной…

Рядом с образом матери Сусанны, таким же ярким и привлекательным стоит образ ее бессменной келейницы матери Иоанны, в миру дочери священника, Леснинской послушницы. Я познакомилась с ними обеими в Польше. В скромном звании келейницы Мать Иоанна всюду была правой рукой игумении, выполняя трудные задания, при этом оставаясь всегда незаметной, в тени. Она дала мне один совет, который приоткрывает ту завесу, за которой скрывалось ее внутреннее «я». «Если вы примете монашество, — сказала она мне, — имейте в виду, что самое главное на неизбежном аскетическом пути — это не дать зачерстветь и засохнуть своему сердцу. Иначе погибнут все плоды монашеского делания».

Мать Сусанна в это время хотела возглавить монахинь в разрушенном монастыре. Но её выпроводили вон власти. Я её не нашла. Но за меня ухватились монахини и почаевское духовенство, чтобы я это место заняла. Это мне грозило, может быть, польской тюрьмой. Но я согласилась и поехала за убогим чемоданом, чтобы вернуться. Приехав в Польшу за чемоданом, нашла письмо и телеграммы (отца). Надо было ехать в Париж с отцом. Брат, окончив в Германии Hochschule, поехал искать счастье в Париже, и отец решил ехать «к нему». Но т. к. брат был черный эгоист, то отца ждала катастрофа, может быть, самоубийство.

Пришлось мне отказаться от Зимно, ехать в Париж, где я на гроши купила древний каменный дом времён Людовиков. Это было на верху горы, близ самых центральных мест, как Сорбонна и Jardиn des Planbes. На этой горе Святая Женевьева жила и создала Париж (в V веке). Это было не вне города, а сама макушка, вершина города. Здесь образовалось наше гнездо, я служила и зарабатывала на жизнь. В конце тётя Колодейникова с отцом переехали в Ниццу, и я посылала деньги на жизнь им и Тане, которая была больна».

Еще перед самой революцией в 1917 году, будучи в Крыму, Елена Юрьевна познакомилась с некой полуфранцуженкой Екатериной Courtin и увлекла её разсказами о духовной жизни и Оптиной Пустыни, хотя она сама лично там так и не побывала. Так сильно Елена Юрьевна заинтересовала свою новую знакомую, что та со временем побывала в Оптиной и позже, оказавшись во Франции и став близко к кругу Митр. Евлогия, приняла постриг и основала свой монастырь, став Игуменией Евдокией (Монастырь в Bussy en Othe, Mиgennes).

Но желание монашества не покидало Елену Юрьевну. Мать Евдокия создавала свою обитель и, естественно, привлекала свою духовную благодетельницу к себе, на что та, по настоянию Митр. Евлогия, склонялась. Назначен был день для поступления. Елена Юрьевна пишет:

«После всенощной на Св. Иоанна Богослова я должна была дать обет принять монашество. Но, когда пели славословие Св. Иоанну, грозный голос (внутри сердца) сказал, что если дерзну это сделать, то мне никогда не будет Божией помощи. Было очень строго сказано мне, приказано. Я, когда ещё не была замужем, несколько раз слышала сердцем данные мне приказания».

В это время в Париже проживал бедный сорбоннский студент из России, бывавший в Оптиной пустыни, мать которого была преданнейшая духовная дочь Старца Нектария. Он жил на чердаке Академии и учился в Сергиевском Богословском Институте. После Белой Армии, оказавшись в чуждой ему Франции, помышлял о монашестве, но оно было запрещено ему О. Нектарием. И это был его день ангела, когда они познакомились:

«С Иваном Михайловичем я познакомилась у Веры Александровны Орловой. Она была художница. Она мне написала икону Божией Матери (копию той, что была у О. Николая Загоровского (его биография написана Е.Ю в «Russian Catacomb Saints», Platina, 1982), которому И. М. в Харькове прислуживал). Она впоследствии постригалась как Мать Феодосия. И. М. оставалось жениться. Я была самой ему подходящей. О. Василий Шустин (ученик оптинских Старцев Варсонофия и Нектария) нас венчал в Алжире. Он стал моим старцем. Под конец жизни он стал настоящим старцем. Есть его письма».

11. Стяжание Духа Святаго в путях современного мира

Елена Юрьевна с Екатериной, будущей Игумениeй Евдокией

Каким изумительным тонким и духовно красивым был муж Елены Юрьевны! А брат его, ставший впоследствии Епископом Нектарием, был просто свят. Но, как обычно у нас принято, не оценены они были и непонятыми уходят такие в вечность, и мир их забывает.

Иван Михайлович Концевич происходил от благочестивых, но нецерковных родителей, глубоко патриотически настроенных. Он был старшим сыном. Смерть среднего сына на поле битвы в Первой мировой войне потрясла семью, и она с горя направилась в Оптину, по инициативе Ивана. С этого момента Иван Михайлович стал преданнейшим учеником Старца Нектария в миру. Отца его коммунисты расстреляли в первые годы их сатанинской власти.

С отступлением Белой Армии он оказался (через Галлиполи) во Франции, где после перерыва, посредством переписки с матерью, был в послушании у Старца Нектария, который не благословлял его на монашество и вел его по академической линии. Много лет спустя он составил первое жизнеописание своего Старца, где дал определение, что есть Старчество, не только на основании личного опыта, но и посредством научного изучения, чем по сути является Старчество как таковое. Он первым доказал, что Старчество есть древнее пророческое служение Св. Церкви, и поместил это исследование в биографии своего Старца Нектария. Оно теперь издано на нескольких языках.

По характеру Иван Михайлович был крайне скромным человеком с проницательным умом, а по настроению — монашеским. Закончив Сорбоннский университет электроинженером, он также, с благословения Старца Нектария, обучался богословию, но закончил только после войны, т. к. нужно было зарабатывать на жизнь.

После женитьбы они поехали на юг Франции проводить электричество в глухих селах простому народу. Иван Михайлович работал в тех местах, где на заре христианства во Франции жили и подвизались великие подвижники, как, например, Преп. Кассиан Римлянин и другие. Они жили в пещерах и оставшихся в виде руин постройках, куда с благоговением Концевичи ходили как на паломничество. Православие в древней Франции было в VI веке в полном расцвете. (см. статью О. Серафима (Роуза) о Преп. Кассиане в Orthodoх Word 1969) Подвижничество там началось от св. Афанасия Великаго, принесшего туда свой труд о Египетской Фиваиде «Житие Преп. Антония Великого».

Быть может, в этих святых местах и родилось у них желание составить картину, как в России появилось и процвело умносердечное подвижничество и как на Руси появилась своя «Северная Фиваида».

Когда Иван Михайлович поступил в Свято-Сергиевскую семинарию, то решено было писать книгу как диссертацию на тему, как именно стяжался Дух Святый на путях Древней Руси. Тема эта была на уме у обоих.

Благодаря их близости к Оптиной, они хорошо знали о значении великого Старца Паисия Величковского. В нем они видели звено между древним монашеством и возрожденным Преп. Паисием, ядром которого были ученики его учеников в Оптиной. Потому у Ивана Михайловича родилась идея написать трилогию: 1. «Стяжание Св. Духа в путях Древней Руси», 2. «Старец Паисий и его ученики», 3. «Оптина Пустынь и Ее время». Проф. Карташев одобрил тему, и первая часть вышла в 1952 году. Писалась она так. Учась на богословском факультете, Иван Михайлович разрабатывал общую концепцию, а саму ткань исследования и кропотливое собирание данных делала Елена Юрьевна, ходя по библиотекам Парижа. Почти вся книга была ею составлена. Они оба работали одной душой и сотворили некую «миниэнциклопедию» о подлинном монашеском делании и как оно проявлялось в Древней Руси.

На издание книги им приходилось продавать свои вещи, делать самим в типографии корректуру, чтобы уплатить печатникам. Второй том задуманной Трилогии так и не вышел, но написанные для него главы вошли в третий том «Оптина Пустынь и ее время», законченный уже после кончины Ивана Михайловича его вдовой и ставший главным определяющим трудом об Оптиной.

После войны брат Ивана Михайловича, Олег, оказался беженцем в Германии, но до приезда в Америку они не виделись. Иван Михайлович принял кафедру по патрологии в Свято-Троицком монастыре в штате Нью-Йорк, составив замечательный конспект, по сию пору не увидавший свет. Прожив год, Концевичи прибыли к брату, вскоре ставшему Епископом Нектарием, в Сан-Франциско и поселились у него в подвальном помещении.

Жизнь в Америке оказалась нелегкой. Европейцы по воспитанию, в негритянском районе, при постоянном грохоте машин — все это плохо действовало на их творческую натуру. Бог сподобил их приобрести на тяжело заработанные деньги домик в университетском городе по другую сторону залива, в Берклей. Тут-то они вдохновляли и всячески содействовали юному Братству Германа Аляскинского в его просветительной и издательской деятельности, направленной на американцев. Иван Михайлович как бы передал им свое благословение, свой опыт и со временем всю свою библиотеку и как бы усыновил американца, молодого берклейского ученого, впоследствии О. Серафима (Роуза), и душой успокоился, когда братия на его смертном одре обещала заботиться о его верной супруге, которая до последнего дня всей своей душой принимала участие в жизни миссионерского Братства.

Переехав в 1962 году в свой собственный домик, они издали глубокое исследование «Истоки Духовной катастрофы Льва Толстого» на основании святоотеческого учения о душе художника: это не суд, а анализ по Св. Отцам, тем более, что Толстой был связан с Оптиной Пустынью (его родная сестра была монахиней у Старца Амвросия в Шамордино). Кроме того, Иван Михайлович был близко знаком с монахом Иннокентием, бывшим послушником в Оптиной, когда Толстой туда приезжал.

Но скоро Иван Михайлович заболел, и в 1965 году мирно по-христиански почил. А Елена Юрьевна посвятила конец своей жизни плодотворной литературной деятельности, написав много статей, две книги и закончила толстый том «Оптина Пустынь и ее Время».

Действительно, вся жизнь обоих была посвящена Стяжанию Духа Святого в условиях не древней Руси, а в современном «отступническом» мире, мире поголовного отпадения русских от своих свято-русских корней, т. е. византийского миросозерцания.

Они оставили нам как бы программу, как сознательно проводить такой образ жизни, чтобы стяжание Духа Святого в современном мире было как бы звеном живой связи с Путем древней Руси и Оптинской настроенностью. И они, если не преуспели, то хотя бы в принципе смогли передать свое наследие молодому поколению американцев, одним из коих был Евгений Роуз, О. Серафим.

Елена Юрьевна в нем души не чаяла. Когда О. Серафим серьезно заболел и его отвезли в больницу, Е. Ю. записала следующее: «Под утро в четверг мне приснился сон. Рядом со мной стоял незнакомый священник и укорял за грехи. Говорил, что я ни на кого не должна держать зла. Вместе мы вошли в какой-то зал, большой и великолепный. Вдалеке на возвышении стоял человек и пел. Я не могла разобрать лица, но пел он чудесно (хвалу Богородице). До меня долетали лишь отдельные слова. Священник показал подойти ближе. Теперь я отчетливо слышала каждое слово. Голосом певец напоминал О. Серафима (я слышала, как он поет, лет 20 тому назад в соборе Сан-Франциско. Тогда он единственный пел на клиросе всю утреню от начала до конца. Никогда не слышала я такого истинно молитвенного пения. Душа так и воспарила…) И теперь во сне тот же голос — ангела, райского небожителя. Неземной красоты пение! Проснувшись, я поняла, что надежд на выздоровление О. Серафима нет». В эту же ночь он умер.

12. «С плачем и слезами»

Последние долгие годы медленного угасания были связаны с болезнями и разными изнурительными недомоганиями, обычно связанными со старческим одиночеством. Но у нее было много горячо ее любящих друзей и близких по духу преданных людей, как бы чад духовных. Смерти она не боялась, ибо давно была готова.

О внутренней своей жизни она не говорила, но молитва Иисусова была ей хорошо знакома с детства, когда воспитывалась у тети Елены А. Озеровой. Она жила в Петербурге и возглавляла, как послушание Государыне Александре Федоровне и Великой Княгине Елизавете Федоровне, Общину христианского милосердия. С нею было несколько выдающихся истинных христианок, и они принимали в свой дом-убежище, очаг милосердия, всех обращавшихся к ним за помощью, больных и несчастных, давая им приют и спасая их души. Она не была монахиней, ибо много есть разных путей служения людям во славу Божию. Все это осталось в памяти у Елены Юрьевны на всю жизнь.

Иван Михайлович не раз являлся ей во сне. В слезах она бросилась к нему, но он рассердился и, толкнув ее, сказал: «Как ты можешь рыдать, когда я так счастлив?» И потом уже несколько лет спустя, в Великую пятницу, он опять явился ей во сне, спокойный и радостный. Он сказал: «Все хорошо, все очень хорошо!»

Ожидая свою кончину, она часто ставила себе вопрос: В чем же был смысл ее жизни? Что самое главное? Написала даже свой некролог. Всю жизнь отличалась мужеством. К старости почти оглохла и рада была тому, хотя иногда очень хотелось послушать богослужебное пение. Ее возили в местный храм «О. С. А.» (Американской Автокефальной Церкви), где она причащалась довольно часто с тщательным приготовлением.

Незадолго до смерти, отвечая на вопрос, почему она воздыхает, Елена Юрьевна написала:

«Почему я говорю «с плачем и слезами»? Потому что Господь попустил разгром всех святынь и убийство Его лучших слуг, и нет еще и не видно конца Его гневу. Вот умер Владыка Леонтий, Владыка Аверкий — это у нас. Мы в состоянии упадка, еще не пришел Моисей, чтобы нас вывести из Египта. Нам нужно молить Бога, чтобы миновал Его гнев, чтобы забрезжил свет новой зари в России. Нужно крайнее смирение, смиренная мольба, чтобы Господь не отверг нашей защиты Церкви. Только в одном смирении возможно спасение. Надо стать маленькими. Ведь мы находимся в очень критическом положении. Вы знаете, какая опасность от крестоборческой ереси. Господь да помилует нас. Мы же не можем ее принять. Важнее отсутствие прямой ереси, а не столько опасна юрисдикция. Так говорил Св. Феофан Полтавский. Надеюсь, что Вы поймете, что я Вам пишу искренне и доброжелательно. Желаю очень добра. Христос Воскресе! Е. К.»

Умерла Елена Юрьевна в день, когда Св. Елена, ее небесная покровительница, обрела Честный Крест Господень, и в день, когда Церковь, очищенная от ересей, справляла Торжество Православия, а ее 40-й день приходился на Великий Пяток Страданий искупительных на Кресте Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

Адаптация в современную орфографию
редакции журнала «Мгарскій колоколъ»
«Русский паломник»