Заповеди Эдема

[1]  [2] 

Обычно считается, что первому человеку была дана лишь одна заповедь — не вкушать от древа познания добра и зла. Однако библейский текст говорит, что Адам получил от Бога не одну, а четыре заповеди.

Первая — «плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Быт 1:28). Это — заповедь умножения жизни. Через все Писание проходит тема жизненного избытка, которым Творец одаряет человека. О создании первых людей книга Бытия (Быт 2:7) говорит, что человек получил «дыхание жизней» (в русском тексте в единственном числе — «жизни»)[1]. Речь тут не о множественности жизней, не о «реинкарнации». Множественное число (как и в слове Элохим) говорит прежде всего о некоем самопревосхождении, о выходе за пределы собственной единичности и самотождественности.

Адаму было дано то, что потом вернет нам Христос: «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком» (Ин 10:10). Это — слова Дарителя. А вот и подтверждение адресата: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе <…> Я получил все, и избыточествую» (Флп 4:13,18). Дар жизни дается человеку для того, чтобы этот дар умножать.

Но ту Божественную жизнь, которую принес в Себе Христос, может усвоить себе жизнь лишь человеческая. И, значит, мир должен наполниться жизнью собственно человеческой. Человеку предстоит наполнить своей жизнью мир еще не населенной Земли. А потому тема брака и размножения для Библии отнюдь не является чем-то маргинальным.

Вторая заповедь Эдема — возделывание рая (Быт 2:15). Человек пришел в мир не просто для того, чтобы наполнить его собою, но чтобы изменить. Есть что-то в этом мире, чего не может сделать Творец, но может «возделать» лишь человек. Предмет такой человеческой деятельности бессмысленно искать во внешнем мире. Космос, созданный Творцом и в течение шести дней творения послушно исполнявший все Его призывы, мог бы быть столь же пластичным и впредь. Но человеческая душа, по образу Творца наделенная свободой, стала тем пространством, на котором может трудиться только сам человек и за которое только он сам несет ответственность. «Человеку надобно возделывать землю сердца своего», — поясняет преп. Макарий Египетский[2]. И в этом труде, изменяя себя так, что сокращается расстояние между человеком и Богочеловеком, человек меняет и мир.

И обратно — возделывая мир, человек меняет себя: ведь, по мысли Экзюпери, только тело землепашца питается тем, что дает ему хлеб; душа же питается тем, что он сам дает хлебу… И хотя труд «в поте лица», как видно из дальнейшего библейского повествования, стал наказанием для Адама (Быт 3:19), все же изначальная радость трудничества так и не была забыта в Библейской традиции: «Ты будешь есть от трудов рук твоих, блажен ты, и благо тебе» (Пс 127:2).

Говоря языком христианства, человек своим трудом должен раскрыть душу и мир для действия в них Благодати. А на языке мифологем смысл повеления трудиться в том, что без помощи человека Демиург, оказывается, не может сохранить космос от вторжения хтонически-разрушительных сил. При этом древние религии уточняют, что только ритуальный человеческий труд может защитить космос от возвращения в первобытный хаос и неразличимость. Если человек будет правильно приносить жертвоприношения, если он должным образом исполнит свои священнические обязанности, то он сможет вступить в связь с хранящими силами и вместе они спасут мир от поругания. В этой общерелигиозной идее мне видится след предания, унаследованного потомками Ноя от общего праотца. Существует церковное предание о том, что время антихриста настанет лишь тогда, когда прекратится на земле совершение Литургии. Литургия — действительно «общее дело», общее служение, в котором заинтересован весь космос: вся тварь доныне мучается и стенает, ожидая откровения сынов Божиих (см. Рим 8:19,22).

Вообще Литургия, жертвоприношение — это разъятие. Избирается нечто, некая часть мира сего, чтобы посвятить ее миру горнему. Из обычного порядка вещей, из обычного употребления изымается нечто, дабы получить иной смысл и стать связью между двумя мирами, а через это — и освятить этот мир горней благодатью.

«Возделывание земли» — это ее расчленение. Библейское сознание, как и вообще архаическое мышление, чрезвычайно дорожит конкретной оформленностью мира. Многообразию мира постоянно угрожает хтоническая неразличимость всех вещей. В Библии величайшим чудом Творца оказывается то, что Он смог преградить бег морским волнам (и чем — песком! то есть веществом, слабее и податливее которого, казалось бы, ничего и быть не может). Своим трудом человек должен закрепить и подчеркнуть «космичность» (в смысле сложноорганизованность, иерархичность) мира. Грех же есть там, где эти грани стираются. Грех Евы в том, что она отнеслась к древу познания как к любому другому. И первое следствие грехопадения было в том, что мир стал беднее: разрушен Эдем, и пространство Междуречья стало таким же, как и любая иная область Земли. Бог отделил Эдем от остального мира (Быт 2:8), — а человек не смог сохранить эту святыню. И затем дары Каина будут отвергнуты Богом именно потому, что не «возделаны», не «отделены». Христианская традиция комментариев Библии полагает, что жертвоприношение Каина оказалось недолжным — и именно потому, что Каин не пожелал взять на себя труд выбора и различения. «Авель принес жертву по выбору, а Каин без выбора; Авель избрал и принес первородных и туки, Каин же принес или колосья, или вместе и колосья, и плоды, бывшие в то время», — пишет преп. Ефрем Сирин[3]. То же самое и у свт. Иоанна Златоуста: жертва Каина не принята Богом — потому что первенец Адама «принес, что, так сказать, попалось, без всякого старания и разбора»[4].

Из ошибки Каина можно понять и призвание труда Адама. Труд человека должен усугубить специфичность («космичность») мира; охранить и изменить мир.

Третья заповедь Эдема — заповедь познания мира (наречение имен — Быт 2:19). С самого начала человек вводится в мир как творец, как соработник Бога: животные приводятся к Адаму для наречения им имен. Если вдуматься, это очень странно: мир, сотворенный словом Божиим, нуждается еще и в слове человеческом. Бог хочет «видеть, как он назовет» мир (Быт 2:19). Бог оборачивает весь мир к человеку и ждет, что же человек сделает с этим миром.

Способность Адама исполнить это Божие ожидание — это предмет мечты послекантианской философии: Адам не аналитически, не отвлеченно понимал сущность «вещей-в-себе», видя их логосы в конкретном многообразии. Вне своего просвещения Логосом душа, по слову преп. Максима, «медленно продвигается по пути рассудочного познания»[5]. То, что мог делать Адам, напротив, предполагает «непосредственное созерцание логосов и причин сущих»[6]. Не случайно свт. Григорий Богослов высказывает понимание, очень близкое к Максимову логосо-видению: он называет Адама в Эдеме «делателем божественных помыслов»[7]. Но познание уже есть движение: «окрест истины ум находит предел своего движения»[8]. Адам видел общее движение твари к Богу, динамически-логосное назначение каждой твари — но лишь в том случае, если и его собственное движение соответствовало движению всей Вселенной — к Богу. Выпадение из общего вектора движения обожения мира повлекло потерю человеком способности непосредственного познания.

Познающий взгляд человека подобен глазу лягушки: она видит или то, что движется, или когда сама находится в движении. Пока человек и мир двигались курсами, ведущими к общему центру (вспомним классический образ аввы Дорофея)— человек видел логосы иных видов бытия. Только когда человек поставляется на истинное место в иерархии бытия, только участвуя в его всецелом движении — и только из этого движения — он различает подлинные логосы. «Духовное видение есть свет движения. И как скоро омрачатся движения, существа не видят высших чинов»[9].

Сходное познание и ныне доступно людям — тем, Кому Господь дозволил взгляд В то сокровенное горнило, Где первообразы кипят…[10]

В опыте умной молитвы подвижнику открывается «ведение словес твари». Особенно интересно, что это выражение употребляет для описания своего опыта человек, заведомо не знавший учения преп. Максима о логосах — сибирский крестьянин, от лица которого ведутся «Откровенные рассказы странника своему духовному отцу»: «Молитва Иисусова веселила меня в пути, и люди все стали для меня добрее <…> И когда я начинал молиться, все окружающее меня представлялось мне в восхитительном виде: древа, травы, птицы, земля, воздух, свет — все как будто говорило мне, что существует для человека, все свидетельствовало Божию неизреченную любовь к человеку <…> И я понял, что такое «ведение словес твари» и как «всякая тварь воспевает Бога»[11].

Еще два обстоятельства, связанные с заповедью наречения имен, важны для нас.

Еще доновозаветное предание говорит, что само падение Денницы было связано с его завистью к человеку (а не к Богу). Надо напомнить, что Денница — «самый первый светоносец»[12]. Именно к диаволу свт. Кирилл Иерусалимский относит слова (из ответа Бога Иову) о бегемоте как «верхе путей Божиих» (по-славянски — «начало создания Господня»)[13]. Люцифер был «князем мира», «космократором» (Еф 6:12). Но когда земное создание оказалось более возлюблено Богом, наделено Им макрокосмическими свойствами, то есть обрело способность не совпадать, неконгруироваться с «миром сим» и его «властями», — тогда, «при виде многих преимуществ, которыми Господь наделил человека, им (Денницей) овладела зависть»[14].

Грех Денницы — в отказе признать достоинство Адама: «тот, кто получил в удел управление землей, нашел нетерпимым, что из природы, подчиненной ему, выходит сущность, созданная по образу Божьему»[15].

В апокрифе «Житие Адама и Евы» Люцифер говорит: «я не воздам почести тому, кто ниже меня и позднее меня». Замечательно в этой связи, что святоотеческая мысль выходит за рамки родового эволюционизма и не согласна с формулой «раньше — значит лучше и важнее». Старшинство в онтологической иерархии бытия определяется не хронологией, а реальной онтологической плотностью бытия. Так, по мысли преп. Ефрема Сирина, Ева должна была бы спросить у змия — с чего это он взял, что имеет право поучать человека: «Сравним тебя с Адамом. Если ты станешь уверять, что ты старше Адама, то самое имя твое обличит тебя, что гораздо моложе ты Адама. Адаму было предоставлено наречь имена животным, чтобы показать великое старшинство его над ними. Не дети дают имена родителям, но от старейших переходят имена к юнейшим»[16]. Поскольку слово «животное» означает «живущее», к числу тех существ, которые должны были получить имя от Адама, относились и духи («животныя шестокрыльная серафимы»). Тем самым, духи и среди них первейший — Люцифер — должны были признать первенство Адама.

Что древняя «обида» Люцифера на Творца не прошла до сих пор, видно из «Писем Махатм», положенных Е. Блаватской в основу неоязыческой теософии. Вдохновитель теософских откровений называет себя «владыка космоса». И вот от этих «планетных духов» шамбалисты узнают, что Бог — это «выдуманное чудовище с невежеством во хвосте» (Письма Махатм, 153). Как древле, так и ныне «владыка космоса» искушает тем, чем Асмодей — «Деву» Жуковского: «Забудь о Боге, мне молись — мои верней награды!».

[1] Cм. Mump. Филарет (Дроздов). Записки, руководствующие к основательному разумению книги Бытия, заключающие в себе и перевод сей книги на русское наречие. Ч. 1. М., 1867, с. 38.
[2] Преп. Макарий Египетский. Беседа 26 // Духовные беседы. М., 1880, с. 249.
[3] Преп. Ефрем Сирин. Толкование на книгу Бытия // Творения. Ч. 6. Сергиев Посад, 1901, с. 251.
[4] Цит. по: Преп. Ефрем Сирин. Толкование на послание ап. Павла к евреям // Творения. Ч. 7. Сергиев Посад, 1900, с. 296, прим.
[5] Преп. Максим Исповедник. Мистагогия // Творения. Ч. 1. М., 1993, с. 166.
[6] Там же.
[7] Свт. Григорий Богослов. Слово 45. На Святую Пасху // Творения. Т. 1. Троице-Сергиева Лавра, 1994, с. 666 (Жирный шрифт — и, далее, курсив — в цитатах везде принадлежат автору статьи. — Ред.).
[8] Преп. Максим Исповедник. Мистагогия, с. 163.
[9] Пpen. Исаак Сирин. Слово 17 // Творения. Троице-Сергиева Лавра, 1911, с. 101.
[10] Toлcmoй А. К. Иоанн Дамаскин // Собрание сочинений. Т. 1. М., 1963, с. 515.
[11] Цит. по: Фудель С. И. У стен Церкви // Надежда. Вып. 2. Франкфурт-на-Майне, 1980, с. 300. Впрочем, здесь вполне могло сказаться влияние старых переводов духовной литературы с греческого на церковнославянский; ведь и в тексте Великого канона преп. Андрея Критского встречается слово «бессловесный» с позднейшим примечанием: безрассудный, — явная греческая калька. Итак, человек, не знавший учения о логосах, но впитавший в себя через литургическую практику уважение к онтологической весомости слова, вполне способен к такому словоупотреблению.
[12] Свт. Григорий Богослов. Слово 6. Об умных сущностях // Творения. Т. 2, с. 30.
[13] Свт. Кирилл Иерусалимский. Огласительное слово, 8 // Творения. М., 1855, с. 121.
[14] Свт. Ириней Лионский. Цит. по: Danielou, Jean. Les anges et leur mission. Paris, 1990, p. 72.
[15] Свт. Григорий Нисский. Цит. по: Danielou, Jean. Op. cit., p. 73.
[16] Пpen. Ефрем Сирин. Адам и Ева // Творения. Ч. 5. Сергиев Посад, 1912, с. 197.

[1]  [2]