Вы здесь

Даже если на данный момент мы не веруем! Митрополит Месогейский и Лавретикийский Николай (Хаджиниколау), иерарх Элладской Православной Церкви, вообще неверие считает самым ценным опытом в духовной жизни.

Каждый из нас — потенциальный святой

Митрополит Николай (Хаджиниколау)

«Мне нужны были не чьи-то рассказы и рассуждения о Христе, я искал пережить Его присутствие»

— Владыка Николай, почему неверие имеет для вас смысл и ценность? Это, признаться, парадоксально слышать от митрополита…

— Потому что по-настоящему Господь являет Себя только тем, кто искренно сомневается в Его существовании. Я сомневался. Когда мне было 17 лет, я так прямо и говорил: «Я — атеист».

— И долго это у вас продолжалось?

— Примерно до 22 лет. Я до сих пор считаю, что лучше смиренно сомневаться в стороне, чем кичиться своим нахождением в церковной ограде. Моими лучшими учителями в вере были вовсе не «подкованные» богословы и потомственные священнослужители, а те, кто прошел искус неверием.

— Это тем более странно слышать от грека — скорее, это что-то из недавней истории нашей страны…

— Греция действительно себя чувствует в 2000-летней непрерывной традиции, а у вас точно все рождается заново! Непередаваемый колорит свежести церковной жизни. Революция духа! Уникальная для истории всего человечества, показательная для Православия всего мира. Потому что наша вера — не от мира сего. Именно поэтому я не хотел в юности верить, «потому что так надо». Мне нужны были не чьи-то рассказы и рассуждения о Христе, я искал пережить Его присутствие. Но Он не приходил. И я признавался: «Я ничего не знаю о Нем». Истинный Бог — Тот, без Которого жить нельзя. Церковь живет Им, потому что Он — не есть некая сумма мнений о Нем определенных людей, Он — Сама Жизнь.

Раз уж вы физики… Первые уроки на Афоне

— Даже преподобный Паисий Святогорец в подростковом возрасте был инфицирован неверием. Вы встретили старца Паисия, когда были еще неверующим?

— Да, и я не понял его. Можно даже сказать — испугался. Он явно мог развернуть мою жизнь, я это почувствовал и не поддавался. Старался уйти из-под его влияния: пусть лучше он потренируется на других.

Помню, когда мы впервые пришли к нему в каливу с братом, он спросил: «Чем вы занимаетесь, ребята?» — «Мы — физики», — отвечаем. — «Послушайте! Раз уж вы физики, вы должны достичь главного — распада атома собственной самости. Тогда высвободится тонкая энергия, при помощи которой вы сможете избежать земного притяжения и объять умозрительное Солнце, которое есть Христос».

Мне так понравилось, что он, используя знакомый нам язык науки, раскрыл нам с его помощью духовные горизонты. Со временем они для меня стали значительно интереснее даже космических высей.

В первое наше посещение старца я слышал, как некий школьник просился у него в послушники, и старец пошутил: «А ты университет закончил?!» — и когда тот, потупившись, сообщил, что учится пока еще только в лицее, резюмировал: «Принимаю только с дипломом университета!» Я это запомнил…

Знаете, чем он нас еще заинтересовал в первое наше посещение? Он сказал: «Я не знаю, какие науки вы изучаете там, в университетах, но если вы поступите сюда, на Святую Гору Афон, то поймете, что здесь изучается только одна единственная наука — святость. Если человек превыше всего и себя самого возлюбит Бога, он тогда чувствует, что точно кости его умягчаются, и весь он тает подобно воску, воспринимая огонь благословения Божия. Так высвобождается человеческая душа…».

Для меня это тогда были какие-то непонятные речи… Но старец продолжал.

«Есть один человек, — говорил он (думаю, что про себя), — который, бывает, переносится в другие места планеты». Каково было слушать это физикам?! — «Во время его молитвы здесь, на Афоне, Господь восхитил его и перенес в область Каспийского моря… И дал ему поручение. Когда тот его исполнил, Бог перенес его обратно. Как это могло произойти? И каково доказательство того, что это было на самом деле? В своей руке вернувшийся в свою келью увидел вдруг цветочек, который произрастает только в районе Каспия...».

Я ему тогда не поверил. Я тогда воспринимал все слишком рационально. Я и сейчас не знаю, насколько мне удалось расщепить атом моей самости, но, по крайней мере, сейчас с восприятием таких историй у меня нет проблем.

«Ты уже не задаешься вопросом: А есть ли Бог? Ты видишь Его!»

— Потом вам удалось даже пожить рядом со старцем Паисием?

— Да, университетский диплом помог (смеется). Я действительно приехал и предъявил ему диплом. И напомнил ему его слова… Так-то он вообще никого к себе не брал.

Это, скажу вам, совершенно разные вещи: что-то слышать о святом, читать его труды, встречаться со святым и жить вместе со святым. Когда ты оказываешься рядом с таким человеком, как старец Паисий, ты удостоверяешься: Господь жив. Он реален, и ты с Ним общаешься. Ты уже не задаешься вопросом: А есть ли Бог? Ты видишь Его!

— То есть в Церкви знание — это всегда опыт? И в этом, в частности, отличие веры от научного познания?

— Сила веры расширяет твое сознание за грани присущего ему рационализма. Бог больше наших представлений о Нем. И те, кто ищут Его разумом, не найдут. Потому что такого бога не существует. Нет бога, которого можно вывести из уравнения жизни и доказать логически. Истинный Бог рождается в сердце в опыте веры, и так преодолевается смерть.

Я белой завистью завидую тем юношам, которые поступили в монастырь, еще не успев отравиться скепсисом, прагматизмом, рационализмом. Их ум (по-гречески нус, в святоотеческой литературе он есть средоточие всех духовных сил человека) не ниспадал на землю. Иначе бы такое рацио препятствовало поиску Бога. Таким умом Бога невозможно постичь.

Бог может открыться. И сделает Он это, только если ты смиришься, признав свой ум за ничто. И вот потом, уже опытно познав Бога, ты сможешь обратиться к уму, чтобы рассказать о Создателе что-то другим. Но не более того, что Сам Бог открыл тебе о Себе.

В научной жизни мы пытаемся во что бы то ни стало что-нибудь понять и сделать открытие. А наша духовная жизнь открывает нам то, что понять в принципе невозможно.

Вся суть — в смирении!

— Именно так человек и смиряется?

— Смирение — это альфа и омега духовного пути. «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (1 Пет. 5, 5). Великий святитель Григорий Палама постоянно молился: «Господи, освети мою тьму». Смирение — в нем вся суть!

И это в полной мере относится не только к духовной жизни, но и к науке. Навыки честного научного исследования помогают видеть Бога как бы сквозь тварь и видимый космос — и смиряться. Когда ученый доходит в своем научном поиске до неразгадываемых тайн бытия, он останавливается, ощущая свое бессилие что-либо уже познать. Тогда он и начинает смиренно заниматься своим делом. Вот в этом «смиренно» — вся соль настоящей науки.

— Тогда почему, совершив свое самое большое открытие, вы не продолжили смиренно заниматься своим делом, а стали монахом?

— Когда у тебя есть возможность взлететь на Небо, тебе уже невыносимо скитаться по земле.

— Владыка Николай, а что делать тем, у кого еще нет опыта такой духовной левитации?

— Молиться. Если мы не замечаем чудес, то мы их не видим только потому, что не умеем молиться. Если мы хотим увидеть великие чудеса, мы должны стать людьми, которые умеют молиться.

В молитве наше сердце соединяется со Христом

— Как научиться молиться?

— Этот мир и пытается нас всячески отвлечь от молитвы, пичкая наш ум различными якобы необходимыми нам знаниями и информацией. Незнание на самом деле столь же бывает ценно, как и опыт неверия. Опустошите сердце от беспокойства. Научитесь минимизировать внимание к тому, что рассеивает. Авва Исаак Сирин говорил, что в молитве все чувства внешние умерщвляются, а внутренние пробуждаются. Иногда это подобно воскрешению Лазаря Четверодневного: «Гряди вон!» (Ин. 11, 43) — душа слышит в молитве голос Спасителя и исходит за тленные рамки мира сего.

«Это, наверно, сложно», — скажете вы. «Сложно, но необходимо. И это не невозможно», — отвечу я вам. Надо начинать с малого: пусть вначале не все утренние молитвы вы будете читать, но хотя бы понемногу молиться надо.

— Неофитам, наоборот, часто хочется сразу подвиги совершать.

— Это проблема, если есть такое желание. Даже автомобилисты знают, что с 5-й скорости мы не трогаемся, — только с 1-й.

— Есть рекомендации, с чего лучше начинать обучение молитве: с прилежания домашней или соборной, церковной?

— Это разные вещи: когда мы молимся в Церкви, мы восходим на орбитальную станцию и движемся по уже выверенной святыми отцами траектории, а когда мы молимся келейно, мы точно сами создаем себе средство передвижения и отправляемся в путь! Важно и то, и другое. 10 минут — это много? 5 минут? Только от всего сердца! Нужно просто успокоиться, отрешиться от суеты прошедшего или грядущего дня — и от всего сердца помолиться!

— А если молитва механически совершается, нет смысла в таком утреннем или вечернем правиле?

— Нет, все равно надо «читать». Даже механически. Вообще, конечно, правильно надо молиться. Вот это будет лучше! Но вы должны есть не только в ресторане, но и сами готовить иногда. Понимаете? Это тоже смиряет. И потом, надо постоянно помнить, что есть большая разница между тем, что называется «читать молитвы» и «молиться». Молитва — это когда сердце твое начинает двигаться в совершенно определенном, заданном Евангельскими заповедями, направлении и соединяется со Христом. Мы должны научиться доверяться Богу.

Вот мы стояли недавно у Плащаницы… Не для того Господь распялся за нас, чтобы мы заживо истлевали в многопопечении. Пасха не исчерпывает себя днями Светлой седмицы.

Принципы жизни стремящихся к святости

— Владыка Николай, поделитесь, пожалуйста, все-таки какими-то секретами овладения наукой святости.

— Я сейчас назову четыре греческих слова, они же — основные принципы жизни афонского монаха-исихаста. Да и любого стремящегося к святости человека.

Aνάτασις — подъем! Горе имеем сердца. В нашей душе есть эта возможность достигать самых невообразимых вершин. Человек, опытно ощутивший, что это такое, более похож уже на ангела, чем на человека. Его состояние более соответствует пребыванию в Царствии Небесном, оно уже несопоставимо с тем состоянием, в котором пребывают остальные люди на Земле. Ему уже не надо защищать Бога и Церковь в дискуссии, у людей рядом с ним не остается вопросов. Это оттого, что его душа поднялась очень высоко. Это входит в возможности нашей души!

Έκστασις — экстаз. Во всех наших действиях должен быть все преодолевающий порыв. Мы же делаем все ради Бога! Разве может быть что-то важнее Бога?!! Мы доверяем своей логике, науке, новостям, которые то и дело слышим, почему мы не можем довериться Богу?! Это всегда выход за грани падшего человеческого естества. Это не значит, что преодолевается сущность человека, но мы призваны выйти за пределы привычек, страстей, греха.

Чтобы это произошло, требуется έντασις — напряжение, которое дает опыт аскетической борьбы. Мы должны подвизаться с упорством. «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11, 12).

А разрешается это напряжение в έκτασις — растягивании человеческой природы за пределы ее возможностей.

Мы и сами не знаем, что в нас сокрыто

Внутри каждого из нас таятся неограниченные возможности, они просто спят. «Бодрствуйте и молитесь» (Мф. 26, 41), — заповедано нам в Евангелии. Университет Церкви позволяет нам эти возможности раскрывать. Когда мы их освободим, наша душа сможет находиться в постоянном сопребывании с Богом. Вот об этом-то и говорил старец Паисий в нашу первую встречу, а я еще тогда не мог этого понять…

Но на самом деле все святые, любой человек Божий, еще до того, как начнет вести подвижнический образ жизни, он и сам не знает, что сможет так долго молиться, так просто и много поститься и т.д. Если бы Бог ему не открыл, что все это в его способности уже заложено, он бы сам и не знал.

— Да, способность, говорят, — от опыта…

— Вот поэтому и надо начать жить с Богом, чтобы вся эта глубина возможностей нашей природы раскрылась еще до того, как закроются наши глаза. Каждый из нас — потенциальный святой. Жалко умереть, так и не попробовав ничего такого, согласитесь?

Вся жизнь Церкви наполнена примерами отваги людей, которые решились жить с Богом. Представляете, мир мог бы не узнать преподобных Сергия Радонежского или Серафима Саровского, и они бы сами не узнали, что за силы таятся в их душах, если бы не опыт Церкви!

Однако смысл жизни — не в достижении крайних целей. Но в смирении — и через смирение Господь дает возможность раскрыться нашей душе в той мере и в том направлении, как это угодно Ему.

Беседовала Ольга Орлова
pravoslavie.ru