«Рыба ищет, где глубже, а человек — где выше»

«Рыба ищет, где глубже, а человек — где хуже», — так перевернули русскую народную пословицу Стругацкие в своих «Стажерах», имея в виду стремление человека к преодолению трудностей. А я перевру Стругацких и прочту эту фразочку по-своему, по-бабьи.

Материнское зрение всегда работает на опережение, чтобы соломку подстелить. То есть, оно смотрит глазами вероятной катастрофы — ищет слабые места, куда обычно бьёт и судьба, и люди неготового к испытаниям детёныша.

И на мужей жены смотрят тем же взглядом: кабы чего не вышло. Мужья отбрыкиваются, как могут от повышенной опеки, но вляпываются, как правило, именно в те неприятности, о которых заблаговременно предупреждали сначала мамы, потом жены.

Вся жизнь наша полна катастрофичных сюжетов, которых можно было бы избежать, если бы вовремя прислушаться к мудрому совету со стороны, потому в спину каждому из нас хоть раз в жизни да летело: «я же тебе говорила!», невольно отрицающее право на собственные ошибки.

Ищет женское око, что не так, к чему придраться, но не с тем, чтобы «грызть», а с тем, чтобы защитить. А может быть и защититься. Страшно женщине жить, вот она и беспокоится, чтобы со всеми, кто в зоне её ответственности, не случилась беда, которой она всегда боится.

Беззащитность женщины — корень её пугливости, но и корень смелости её — в беззащитности. Ей нечего терять, кроме собственных страхов за ближних, потому женщины часто смелее мужчин в момент опасности. Те же самые качества бабьей души, за которые ругает её мужчина в благополучной обыденности, спасают его и его детей в трудных обстоятельствах. Всякая монета — о двух сторонах, и то, что кажется странным или лишним, станет понятным при любящем взгляде.

В записной книжке писателя Д. В. Григоровича есть такая запись: «Пословица говорит: „Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше“; в России не так: „а человек — где выше“». Очень красивая мысль.

Чтобы быть человеками, надо ставить и себя, и другого — на высоту, читать сообщения друг друга не в контексте низменного, а в контексте высокого.

Вся горечь межличностных отношений может быть снята высокой трактовкой чужой кривизны и немощи. Только пороки таким методом вряд ли излечимы, но речь сейчас не о них.

Подстелить соломку ближнему, если видишь, что он может упасть — это, конечно, чисто бабье отношение, но и мужчинам пригодился бы такой навык (хотя бы в обращении с детьми и жёнами).

Мы привыкли предъявлять претензии, требовать — дай! будь! вынь и положь! Это недружественный, потребительский подход к человеку. Надо помогать друг другу расти, надо взращивать человека друг в дружке.

Это, если верить Григоровичу, тоже штришок русской идентичности — искать высоты и высокого. И крайне важно научиться искать это высокое в далеко не безупречном ближнем, который всегда рядом.

Высокое — это всегда лишь возможное, заданное, которое может и не случиться. Высокое — это создаваемое усилием дотянуться, стать, осуществиться. По большому счёту, высокого как бы нет, пока некому взыскать его, значит и наши претензии друг к другу — это искаженная форма такого взыскания. Но взращивает высокое не претензия, а любовь.

«Тот человек, кого ты любишь во мне, конечно, лучше меня: я не такой.
Но ты люби, я постараюсь быть лучше себя…» (Михаил Пришвин. Из письма жене).

Претензия, как правило, достигает обратного эффекта, ибо не содержит в себе созидающей, укрепляющей силы любви. Претензия давит, бьёт, притесняет, обижает и оскорбляет — т. е. травмирует, а не лечит. Она возмущается тем, что человек, как предмет, неудобен для эксплуатации.

Любовь всегда зиждется на вере в лучшее в человеке, но здесь надо различать веру любящего сердца, граничащую с знанием, и беспочвенные фантазии мечтателя. Последние суть ожидание культурных плодов на незасеянном поле.

Радонеж