Вы здесь

Типология народа Божия

1

Протоиерей Андрей ТкачёвЕсть такой интересный фильм, кстати, советую его вам посмотреть, называется «Ушпизим». Он снят евреями-переселенцами в Иерусалим из Восточной Европы. Фильм очень интересный и достойный того, чтобы его посмотреть. Там можно многому поучиться. Его фабула связана с Праздником Кущей. Это тот день, когда евреи получили от Бога закон, и в память о том путешествии в пустыне они должны жить в палатках неделю в течение года.

Они все выходят из своих домов, специально строят кущи во дворах и живут в этих жилищах, из которых видно небо. Как бы напоминая себе, что наши настоящие жилища, в которых потолок не прозрачен, они хрупкие. То есть, ночевать под чистым небом, это значит больше помнить про Господа. И вот в период этого праздника, совершаются некие интересные события внутри одной семьи.

Фильм очень интересный, насыщенный смыслами, с хитрецой, с радостью, с верой. Одним из элементов этой картины является обряд, когда его участники на четыре стороны света машут пучками трав. Там есть четыре травы. Трава, которая пахнет и вкусная; трава, которая пахнет, но не вкусна; трава, которая вкусная, но не пахнет и трава, которая не пахнет и невкусная.

Эти четыре вида растений символизируют собой весь народ Божий. Ну, евреи, они эгоисты, считают, что народ Божий ― это только они. А мы, когда говорим «народ Божий», понимаем под ним Церковь, которая вненациональная и соборная, то есть кафолическая, всемирная, и все, кто верует в Бога, приходтт к Богу через Иисуса Христа, пострадавшего за нас и воскресшего из мертвых, Сына Девы и Сына Божия, все они составляют один Божий народ. Об этом говорит Евангелие, об этом говорят апостолы. То есть, народ Божий, в нашем понимании, ― это новый Израиль. Это все, которые не обязательно от семени Авраамова, но от веры Авраамовой.

Четыре категории народа Божия

Так вот, народ Божий состоит из четырех категорий людей: пахнущих и вкусных, пахнущих и невкусных, вкусных и не пахнущих, невкусных и непахнущих. Что имеется в виду? Тот, кто пахнет и вкусный, ― это человек, который имеет знание духовное, опытную веру и дела, свидетельствующие о вере. Он изучает Писание, он вникает в религиозную жизнь, он просвещен знанием, которое от Бога, он любит это знание, может других научить, и он при этом благочестив. Такой человек стремится не только к знанию и богатству духовного опыта, но также проявляет этот опыт через милосердие, воздержание, человеколюбие, долготерпение, кротость и так далее. То есть, он практически религиозен, а не теоретически только. Он подражает тем, кто выше его. Как говорит апостол Павел: «Подражайте мне, как я Христу» (1 Кор. 4:16).

Подражание ― это одна из основ жизни. Люди живут подражая. Дети подражают родителям, подростки подражают кумирам, девочки — певицам, мальчики — боксерам или футболистам, бизнесмены подражают людям, построившим успешный бизнес, политики читают мемуары выдающихся политиков. Это неизбежно. В этом смысле выражение «будьте, как дети» нужно понимать еще и в том смысле, что ребенок очень активноподражает. Ведь у него ничего другого и нету, он ничего не знает, он что видит, то и копирует. То есть, дети полностью делают кальку с жизни взрослых, иначе не бывает. И это подражание может быть удивительным.

Вторая ступень ― это когда человек пахнет, но невкусный. Это смоковница, если угодно, с листьями, но без плодов. Это человек, который внутри не таков, каким надо быть. И там уже вопрос: либо он не хочет быть таким, как надо, либо у него не получается, либо он что-то не то делает. В любом случае, снаружи он старается, а внутри он не тот. Как Господь говорил, что человек может быть похож на гроб покрашенный, внутри полный костей мертвых, а снаружи красивый (Мф. 23:27). Это значит, что наружное есть, а внутреннего нет. Например, знание есть. Человек знает много, а любви нет. А знание без любви разоряет, не греет. Или терпения не хватает, усидчивости, напористости, каких-то других качеств. Земля сердца у таких людей мелкая, посеянное там быстро всходит, но и быстро увядает.

Третья категория ― это люди, которые вкусные, но не пахнут. Благочестивые, но невежественные. То есть, добрые, хоть к ране прикладывай, жертвенные, мужественные. В разведку с ними идти можно, но спрашивать у них совета нельзя. Потому что такой человек не знает ничего, живет по интуиции. Сердце у него доброе, а ум путаный или пустой. Таких людей можно часто встретить, потому что люди наши бывают часто благочестивые, но неученые. Не научил никто человека. Как ты будешь знать иностранные языки, если тебя не учил никто? Никак. Может, у тебя к ним и талант есть, а не научат― и не будешь знать. Всему, что может человек знать, его надо научить. И народ наш благочестивый, но неученый.

Иногда даже можно слышать такую мысль ― «да зачем там много знать, сколько там Евангелий, четыре или два, и как зовут евангелистов и какая последовательность Евангельской истории, и какие заповеди, и какие там были пророки, и что там сказал Господь и апостолы ― а зачем это все знать? Живи, никому зла не делай, люби ближнего, да вроде и хватит». Но, в принципе, в этих словах есть правда. Если бы мы сказали, что в этих словах нет правды, то мы бы солгали.

Христос специально упростил всю ту громадную массу заповедей, а их в ветхозаветном законе 613. Не десять, а 613. Каждая заповедь обросла комментариями, так что это все превращается в тысячи предписаний. У каждой заповеди и предписания есть история исполнения, и за каждой заповедью и предписанием стоят авторитеты. Это превращается в миллионы рекомендаций. И это все надо изучать благочестивым евреям. А Христос говорит ― не надо. Он говорит: первая заповедь в законе ― слушай, Израиль, Господь Бог твой един и люби Господа Бога всем сердцем и всею душою, всем помышлением. И ближнего твоего, как самого себя ― это вторая подобная первой (Мф. 32:37–39). То есть, Он большое сжимает в маленькое, которое не запомнить невозможно.

Человека благочестивого, но неученого можно соблазнить и обмануть. Человек ученый, но не благочестивый ― это холодный свет, который светит, но не греет. Возле него не согреешься, но с ним и не заблудишься. А человек, который теплый, но темный ― с ним согреешься, но можешь заблудиться. Революция, например, наша, в полный рост использовала православные интуиции всемирного братства, всемирного служения, самоотдачи. Две рубашки есть ― одну отдай, кровь пролей за ближних своих ради будущих поколений. Это очень соблазнительные лозунги, паразитирующие на христианских идеалах. И этими лозунгами был соблазнен благочестивый, но невежественный народ. То есть, благочестие без грамотности опасно.

У нас огромное количество сект. Вы думаете, там самые худшие люди собираются? Нет. Там собираются лучшие люди. Там собираются люди, которые хотят изучать Священное Писание, которые веруют в Господа Иисуса Христа, которые любят Его и хотят для Него работать. Они просто получили пищу не из тех рук, их сбили с курса. Это третья категория людей ― хороший, но невежественный.

И, наконец, четвертая категория. Это никто ― «ни рыба ни мясо». Ни знаний, ни доброты. Таких людей сейчас большинство. Это люди, у которых нет ничего за душой. Никаких идеалов, никаких выстраданных мыслей, никакого жизненного опыта. У них даже на смертном одре не найдется двух слов для того, чтобы сказать их от сердца к сердцу. Была такая заповедь древних египетских монахов: «Слышишь, что умирает брат твой, беги к нему и лови последние слова из его уст». Потому что на смертном одре люди не лгут. Всю жизнь лгут, а на смертном одре не лгут. Плоть истончается, душа готова выйти, в это время уже не солжешь, не порисуешься и не покрасуешься.

Вся наша жизнь ― это дрянь такая, дрянь самолюбования. Все красуются, любуются собою и делают вид, что снимаются в кино, у неизвестного режиссера. А там нет, там уже ложь закончилась. И вот древние монахи советуют: «Иди к умирающему, стой и слушай, что он тебе скажет». Потому что в этот момент человек тебе два слова скажет, и ты потом всю жизнь будешь жить этими двумя словами. Скажет, например: «верь в Господа», или «кайся всю жизнь за все свои грехи», или «никого не осуждай», или «не спи больше трех часов, молись всю жизнь». Что-нибудь такое, и это будут слова, которые будут тебя всю жизнь держать.

Трагедия бывает в том, что человек живет всю свою жизнь и потом приходит к концу, к порогу, и спрашиваешь его без какого-то там ёрничества, спрашиваешь от сердца к сердцу: «отец, скажи, что ты в жизни понял?». А он даже вопроса не понимает... Вот, спрашиваю мальчишку в школе тринадцатилетнего: ты в жизни уже понял что-то? Он говорит: да, мир несправедлив. О, это в сердечке болит у человека. Уже где-то его обидели. Взрослого человека спросишь: ты что понял в жизни? Да, я понял, что я мог сто раз умереть, а до сих пор живу, Господь держит, видно я еще что-то должен сделать. Этот человек что-то проанализировал, что-то почувствовал. Но таких людей немного.

Спросишь старика, одной ногой стоящего уже в могиле ― «деда, что ты понял, поделись». А он тебе ответит: «мне, сыночек, сейчас восемьдесят два, а когда мне было девятнадцать, на углу этой и этой улицы такое пиво продавали...». Да, безумная старость так же отвратительна, как развратное детство. Малолетние проститутки ― это такая же гадость как глупые старики. Когда человек доживает до старости и ничего не понимает, не может ничего никому передать. Что тогда с молодых взять? Откуда у них появится опыт?

Церковь и народ Божий

И все эти категории составляют народ Божий, ни одну нельзя выбросить. Протестанты говорят: «Мы ― церковь святых». Если мы тебя вчера видели с сигаретой на улице, то ты смотри, бросай. Если не бросишь через неделю, мы тебя исключим из церкви. Церковь должна быть святая.

Такая практика, как правило, у этих протестантских группировок. Они себе ставят целью явить себя миру как церковь святых. А Церковь состоит из всех. Из настоящих святых ― то есть, тех, которые вкусные и пахнут; из ненастоящих святых ― которые пахнут, но не вкусные; из глупых людей, но благочестивых, которых можно обмануть; и, наконец, из «никого» тоже. Это как в орехе ― мы разгрызаем скорлупу и добираемся до сердцевины, нас интересует только она. Но ядро не возможно без кожуры и скорлупы. Скорлупу-то мы вроде выбрасываем, но без нее орех существовать не может. Все нужно и в Церкви. В этом фильме как раз такая идея и показана.

Почему блудницы шли ко Христу? Но не все кстати. Не нужно думать, что все блудницы толпами взяли и пошли за Христом, Боже сохрани. Из тысячи одна пришла и про нее мы знаем. Так же было и с мытарем. Эти люди находятся на духовном дне. И из этого внутреннего ада они очень сильно чувствуют необходимость в Спасителе. Они, в каком-то смысле, больше Церковь, чем все остальные. Потому что они больше всех нуждаются в Боге. Поэтому такое состояние народа Божьего не идеальное, но оно фактическое. В идеале, конечно, нужно неграмотного просветить; грамотного, но неблагочестивого, уцеломудрить; того, кто стоит в святости, держать, чтоб не упал и шел дальше, потому что предела совершенства нет. Кто остановился сегодня, тот завтра упадет.

Останавливаться нельзя, надо двигаться постоянно. Кто сказал себе ― ладно, сяду, посижу, тот кубарем летит вниз в следующую секунду. Нельзя останавливаться, в этом тяжесть. Поэтому надо идти медленно. Духовные труды надо стяжать медленно. Медленно для того, чтобы не останавливаться. В горы кто ходил, или кто по песку ходил, или где-нибудь, по каким-то трудным пересеченным местностям, тот знает, там не бегают, там идут размеренным, медленным, ровным шагом. Потому что, если начнешь дергаться, забегать, выбегать, отбегать, ― все, ты долго не протянешь. Надо идти медленно, упрямо, на автомате, на каком-то этапе просто в автоматический режим человек переходит, идет уже и не думает о том, что он идет, он просто идет. Вот так надо идти ― медленно.

В духовной жизни очень важна медленная постепенность. Люди, которые имеют в себе медленную постепенность, ― это люди, которые очень высоко заходят. А те, которые хватают по верхам, хватают кусками, не пережевывая, лезут всюду и во все, пытаются всего нахапать и надергать, это люди, которые в конце концов терпят очень много неудобств и приходят к микрокатастрофам. Нахватают, нахватают всего, а потом их стошнит. Нужна ровная постепенность. Опять-таки, этому надо научить, надо учиться этой ровной постепенности. Надо других учить, если ты научился сам.

Надо найти себя в одной из этих четырех категорий. Из первой себя сразу вычеркивайте. Во второй ― где много знаний и мало толку, там люди всякого рода, умненькие, благоразумненькие, с дипломами, со званиями, со степенями и на разных иерархических ступенях, на разных этажах. Это люди, которые много лет прожили в Церкви.

Потому что, когда человек только попадет в Церковь, он находится в состоянии такой благочестивой контузии. У него в ушах звенит, и все святое кругом, и он не знает, где он. А когда пооботрется уже, он начинает уже все знает, все видел, все понял, у него уже все пять пальчиков указательных, он начинает командовать, показывать, рассказывать всем, как и чего там. Как святые отцы сказали, как старцы благословили, когда конец света, как часто причащаться, кто еретик и кто не еретик, кто раскольник, кто не раскольник, всем все сразу ясно. Это такая болезнь.

Великое искусство ― жить в Церкви, не обрастая ложной церковностью. То есть, фальшивой церковностью, сюсюкающей, или наоборот, наглой. Или одновременно нагло-сюсюкающей, такой, что с одними сюсюкаю, а с другими наглею. Этим людям нужно больше тепла, больше благочестия, больше внутреннего, чем внешнего, больше покаяния, больше внимания к себе, больше терпеливой незаметности.

Смотрите, природа не отдыхает вообще. Дай Бог доживем до лета... Вот я недавно перечитал с большим удовольствием роман Гончарова «Обломов». Как он там трогательно пишет про то, как природа при всем своем спокойствии гомозится и копошится на каждом своем сантиметре. Упадешь в траву, а там муравейчик что-то тащит, какой-то комарик пищит, какой-то там жучок по листочку ползет. Растет, движется, метушится, что-то там делает, совершает, и каждый листик, и каждое дерево там в работе. Спокойствие царственное и красивое, роскошь природы ― это непрестанный тайный труд. Постоянно в труде, в постоянном смиренном труде. Это настоящий урок. И человек должен быть в постоянных незаметных трудах. Незаметных, но постоянных.

Те, которые благочестивые, добрые души ― они либо от природы добрые, либо от того, что их так жизнь помяла, покрутила. Но у них, так сказать, в голове каша. Вот смотришь на человека: глазки светлые, а рот раскроет, думаешь ― что такое он говорит? И таких людей очень много. Этих нужно учить. Бери книжку, читай от сих до сих. Прочитал — расскажи, что ты понял. Ничего не понял? Еще раз читай. Выучи наизусть это, потом еще раз утром прочитаешь, завтра расскажешь. Понял? Понял. Повтори.

Делитесь умными мыслями

Надо учить людей постоянно. Чтобы водить троллейбус нужно учиться полгода, чтобы за станком стоять нужно учиться два года, чтобы управлять самолетом нужно учиться восемь лет и потом переэкзаменовку регулярно сдавать. А Евангелие учить не надо, а что там его учить? Некоторым почему-то кажется, что никому ничего не надо учить. Кто такую ересь придумал? Вот где ересь настоящая. Благочестивых людей надо учить, иначе их благочестие провоняет. И кто-то их обманет и уведет. Мы потеряем паству. Если народ не научить, то мы его в очередной раз потеряем.

При этом мыслями нужно делиться. Мыслями делятся так, как делятся огнем от свечи. У меня горит свеча, а у тебя не горит. Вот я зажег свою свечу и твою зажег. Твоя горит, и его горит, и моя горит. У всех горит и ни у кого не забралась. У меня есть сто гривен, а у тебя нет ни копейки. Я тебе дал сто гривен. Теперь у тебя есть сто гривен, а меня нет. Это обидная дележка. А вот огнем свечи делиться ― у тебя есть, и у меня не пропало. Так же и с идеями. Я знаю что-то и тебе скажу, мне не жалко. Но то, что я знаю, это не мое, это не я придумал, это мне Бог дал. Если ты хочешь слушать, я тебя научу. Скажу тебе, где яма, где током бьет, где волки сидят, где бандиты в засаде, чтобы ты не ходил по тем дорогам, ибо там счастья не найдешь. Скажу тебе, где вкусного много, туда иди, я поделюсь с тобой, мне не жалко, лишь бы ты хотел слушать. И тогда и у тебя есть, и у меня есть.

Нужно понять, что каждый человек обязан накапливать полезные мысли, переваривать в себе и делиться ими. Для чего люди получают учение, наставление, назидание, образование? Для того чтобы потом служить другим этим полученным назиданием, образованием, наставлением, поучением. Зачем человек получает высшее образование? Чтобы качественно и квалифицированно потрудиться на том посту, который он может занять. Также и в духовной жизни. Например, я вам это сейчас говорю зачем? Для того чтобы вас повеселить? Нет. У пророка Иезекиля написано: «Сын человеческий, приходят люди к тебе, садятся и слушают тебя, ты думаешь они слушают тебя? Они приходят к тебе как к певцу с приятным голосом, чтобы посидеть, послушать и разойтись по своим делам, и ничего не сделать, из того что ты им скажешь». Так люди часто приходят и проповедников послушать. А чем заняться? Ну пойдем, послушаем. Все же лучше, чем на футболе «оле-оле» кричать. Чуть-чуть полезней. Но этого мало. Надо запоминать, обрабатывать это все у себя, переваривать. Важно не то, сколько ты съел, важно, сколько ты усвоил. И потом это надо давать другим.

Вышел на перекур с друзьями, и вместо того чтобы обсуждать очередную секретаршу своего шефа, скажи: «Слышишь, я там...(но не надо постный вид на себя натягивать, по-пацанячему так друзякам на перекуре)... вчера одного попа слышал, такую клевую штуку сказал, хочешь расскажу?». Он скажет: «Да ну тебя». Ну так ну. Другому расскажешь. Надо обязательно делиться всем, что у вас есть. Рассказывать. А кто будет рассказывать? Нас не хватит. Отец Николай Могильный не научит, как надо жениться правильно. Отец Андрей Ткачев не научит весь мир, как узнать с точностью, кто кого убил: Каин Авеля или Авель Каина. Вы обязаны делать что-то сами. Поэтому вы должны все это рассказывать тоже, транслировать эти вещи дальше.

Вот, например, еще одна достойная вещь. Когда возникло рабочее социалистическое движение, из которого выросли РСДРП в России, в Германии — НСДАП, во Франции организовались общества священников-рабочих. Но у них это сделать легче, потому что католические священники не женаты, целибаты, почти, как монахи, только без обетов.

Священники нанимались на заводы, и работали там с утра до вечера, а в обеденный перерыв собирали рабочих и проповедовали им Евангелие. Кого будут слушать промасленные работяги, голодные и злые? Священника холеного, толстенького с животиком из далекой церкви, где-нибудь стоящего на кафедре, или вот этого промасленного, такого же, как они, который вместе с ними пашет? Это было целое движение священников-рабочих. Представляете, какая интересная вещь? Смысл в этом такой. Христос к нам пришел с небес, стал человеком, оделся в нашу немощь. Поэтому, хочешь рассказать что-нибудь крестьянину, должен знать крестьянский быт. Хочешь что-то рассказать больным, приходи к ним почаще. А еще лучше, если ты сам похворал этой хворью и расскажешь ему не только о Христе, но и как лечиться, и как терпеть, и через сколько лет ты поднялся с кровати.

Учитесь, узнавайте, влюбляйтесь в Божественный закон. Уделяйте время Божественному закону по полчасика утром и по полчасика вечером. И поверьте мне, что вы проведете это время недаром. Вы сможете и других научить. Между шинкованием лука на кухне хозяйка научит хозяйку. Между бортированием колеса мужик научит мужика на шиномонтажке. Вот как надо учить людей.

Иначе нас не хватит. И опять будет новая революция, и вы нас сами расстреляете опять. Вам дадут пистолет в руки и скажут: «Стреляй в этого барана, он нам всю жизнь испортил». И в это время вам покажется, что так оно и есть. Скажете: «Куда нажимать?» ― «Сюда, уже все готово». ― «Прости, батюшка». И выстрел. Так и было. Вы что думаете, иначе было? Так и было. Проспишь, профукаешь, потом тебя убьют твои же прихожане. Поэтому учиться, учиться и еще раз учиться.

Святое подражание

Я приведу вам один пример. Один монах заметил, как дети играют в литургию. Это давно замечено, что дети священников, по селам особенно, играются в богослужение. Какую-то простыню на себя наденут, какую-то кружку привяжут к полотенцу и ходят, поют «Со святыми упокой». Панихиды служит малышня. Я знаю таких людей, которые выросли в семье священников и не знали, во что еще играться. Они игрались в панихиду, крещение, проповедь, литургию, причащали друг друга какой-то ложкой. Какой-то кусок хлеба мочили, кормили младшего брата — он не хочет причащаться, плачет... Это нормально.

А что, лучше найти взрослую кассету у папы в тумбочке и смотреть, когда родителей нет? Лучше так. Вот монах смотрел, как дети играют в литургию. А они слепили из песочка просфору, взяли чашку, налили воды, какими-то хламидами пообвешивались, начали служить. Но служили правильно. Тот, кто был дьякон, говорил: «помолимся», псаломщик ― «Господи, помилуй», а священник что-то читал, там «мир всем», «главы ваша Господеви преклоните»... Литургию служили всю подряд. И потом, когда пришло время страшной жертвы, дети себе в простоте призвали якобы Духа Святого на хлеб и на вино, на пасочку, на эту чашку с водой. А взрослые наблюдают за этим всем — и сошел огонь с небес и попалил все это, как жертву Илии. Эту пасочку, эту воду, этот камень, это все. Дети в ужасе разбежались.

Это был урок двоякий. Во-первых, какая страшная служба, какие великие слова! С одной стороны. А с другой стороны, люди так церковно жили, что их дети не имели других игр. И дети все это запоминали. Зачем было в семинарию идти человеку, который в десять лет может всю службу знать наизусть? Так что, люди учатся подражая.

А другой случай еще более потрясающий. Святой Александрийский Патриарх наблюдал однажды, как дети-христиане на берегу моря совершают крещение детей-язычников. Они, играя, их крестили. Но не насильно, конечно. Среди них был заводила, маленький мальчик, который совершал все правильно. Проводил оглашение. Они дули, плевали, от диавола отрекались, Символ веры читали. Все делал правильно. Потом завел их в воду. Три раза погрузил, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, крещается раб Божий, какой-нибудь там Варсонофий... Потом второго в воду, крестил третьего, возлагали руки на них, что-то читали, облачали в белые одежды. Все, как по-настоящему.

Патриарх был поражен. Он позвал этого мальчика и спрашивает: «Ты вот когда это делал, ты что читал?» ― «Я читал такую молитву». И читает «Боже святый...», молитву крещения. «Ты когда это делал, ты что читал?» ― «Я читал ту молитву». ― «А когда руку возлагал, что ты читал?» ― «То-то и то-то». Крещение совершал ребенок, понимаете? Патриарх и говорит: «Эти дети все крещеные, их нужно только миропомазать и все». А мальчик, который все это делал, впоследствии стал святителем Афанасием Великим.

Вот у нас церковь Кирилловская несправедливо называется Кирилловской. Это церковь Афанасия и Кирилла, патриархов Александрийских. Почему-то Кирилла поминают, а Афанасия нет. Великого Афанасия называли тринадцатым апостолом. Это был защитник Церкви от ереси Ария. Это был человек очень одаренный и образованный человек, подлинной святости, личный друг преподобного Антония Великого, друг египетских монахов, который за полстолетия своего епископства большую часть провел в бегстве. Его вечно искали убить, посадить в тюрьму. То солдаты врывались в церковь, чтобы его зарезать, когда он служил литургию. То он прятался, то бегал. Он полжизни провел как беглец. И постоянно проповедовал Евангелие и защищал Церковь.

Итак, первая история, которую я вам рассказал, ― это то, что Церковь состоит по факту из святых и мудрых, мудрых и несвятых, святых, но немудрых и никаких. Это надо понимать и с этим надо работать.

2

В древности считали, что, когда человек перейдет в другой мир, первое, что его спросят: «Справедливо ли ты вел свои дела?» Все остальное потом. Каялся, не каялся, верил, не верил... говори, честно ли ты вел свои дела?

Три категории людей

Теперь второе вам расскажу. Есть три категории людей согласно той доктрине, которую я вам сейчас изложу. Люди-еда, люди-лекарство и люди-болезнь. Люди-еда ― это те, без которых мы не можем обойтись. Которые нам нужны постоянно. Ну, например, еда для ребенка ― это мама. Фактическая еда ― ее молоко, а еще забота, ласка и прочее. Ну и потом все, кого мы любим, без кого мы жить не можем.

Мы любим свою супругу или супруга, дети любят родителей. Есть друзья ― не разлей вода. Мы и дня не можем прожить друг без друга. Переживаем, думаем, списываемся, трепещем один за другого и готовы умереть за этого человека, лишь бы он жил и было ему хорошо. Это люди, без которых мы не можем жить, как без еды. Люди-еда.

Вторые ― это люди-лекарство. Это те, которые, в принципе, нам не нужны каждый день, но наступает такое время, когда они вдруг становятся нужны. Например, мне сейчас не нужен зубной техник, надеюсь вам тоже. Но если у вас заболит зуб, он вам очень будет нужен, вы будете его искать. Не он вас, а вы его. Или, например, вам сейчас не нужен переводчик с итальянского. Но если вам придется какую-то справку получить, чтобы документы оформить для поездки, допустим, в Италию, то он вам понадобится. Или нотариус какой-нибудь. Вот он мне не нужен сейчас. А вчера нужен был. Вчера надо было идти и оформлять какую-то справку. Это люди-лекарства. Они нужны нам в период острой необходимости. В этом смысле каждый из нас должен быть лекарством для как можно большего числа людей. Человек должен быть полезен. Если никому он не полезен, то это плохой человек. Это не просто нейтральный человек, это нехороший человек. Ведь он должен быть лекарством. Здесь речь идет о наших профессиональных качествах, мы по профессии служим трудами рук своих.

Дворник ― важнейший человек, трубочист ― важнейший человек, пекарь ― важнейший человек. Это все нужные люди. Кстати говоря, в древности считали, что, когда человек перейдет в другой мир, первое, что его спросят: «Справедливо ли ты вел свои дела?» Все остальное потом. Каялся, не каялся, верил, не верил... говори, честно ли ты вел свои дела? По этому лекалу надо пересмотреть всю свою профессиональную деятельность. Если человек работает закройщиком одежды и думает при этом: «Ах, какой хороший заказчик, какой хороший человек заказал мне костюм, как самому Христу сделаю». С любовью, с душой. То это одно. А если будет так : «На, забирай. Что ты тут недоволен еще? Забирай и уходи». Это другое.

Если человек работает поваром в ресторане и думает: «Сейчас сделаю это, и вот это, и вот это сделаю. Господи, помоги, чтобы людям было приятно, вкусно, здорово. Ах, класс!» Другое дело: «Чтоб вы подавились, тьфу». Иногда действительно боишься, что тебе принесут. Ты ведь не знаешь, кто там работает на этой кухне. А разве, нет? Да. И так везде. Любишь то, что ты делаешь, и того, для кого ты эту работу делаешь, ― это у тебя на лице написано. Если ты не любишь никого, кроме себя самого, как жаба дуешься от гордости и всех ненавидишь, то и делаешь свою работу так-сяк, быстрей бы с рук только. Какой символ веры у таких людей? Денег нету, дайте больше, идите вон, не трогайте меня. Вот так живет современный жлоб и хочет счастья. Заметьте, счастья хочет. Никого не любит, работу делает абы как (можно, правда, и хуже делать), всем завидует, только про себя думает и хочет быть счастливым.

Люди-болезнь. Это люди, появление которых нам неприятно. И удаление которых доставляет нам великую радость. Примеров таких тоже может быть тысячи. Сосед, которого вы залили, приходит к вам затем, чтобы вы сделали ему ремонт. А вы не хотите делать ему ремонт. «Я просто забыл закрыть кран. Оно само залилось. Я не хочу вам делать ремонт». То есть, вы для него болезнь, он к вам приходит, потому что у него залитые стены. А он для вас болезнь. Это кредиторы, банковские служащие, напоминающие о возвращении кредита, начальники... В общем, есть много разных примеров.

Вот, пожалуйста, раскиньте эту шкалу по своей жизни. Подумайте, кто для вас еда, кто для вас болезнь, кто для вас лекарство, для кого вы еда, для кого вы болезнь, для кого вы лекарство. Потому что каждый из нас для кого-то болезнь. Не думайте, что мы еда сплошная, мы и болезнь тоже. И молитву «Отче наш» мы должны будем читать до конца жизни ― «и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим». То есть, у нас будут долги, и у нас будут должники.

Бог как еда, болезнь и лекарство

Точно так же для человека и Бог является едой, лекарством и болезнью. Для большинства людей, которые считают себя верующими, Бог является лекарством. Он нужен людям тогда, когда им плохо, больно, страшно, одиноко. Тогда нам нужен Бог. Тогда, Господи, помогай. Ты Бог, Ты добрый, Ты обязан. Твоя работа прощать, терпеть, приходить, будь любезен, Бог-Господь, и явися нам. Это неправильно. Потому что, по-хорошему, Бог должен быть едой. В широком смысле еда ― это не только хлеб, овощи, мясо, фрукты, молоко. Еда ― это, например, солнечный свет. Потому что вы прекрасно знаете, что без солнечного света ничто не растет. Мы в первую очередь питаемся солнечным светом. И воздух ― тоже наше питание. Потому что, если хлеб есть, а дышать нечем, нет жизни. И вода ― наше питание. Солнце, воздух и вода ― это главнейшие «продукты» для нас, ими мы питаемся постоянно. И на солнце, воздухе и воде мы можем жить до сорока дней и более, без хлеба кстати. А уже потом мы питаемся хлебом и тем, что к хлебу.

И Словом Божьим. Не хлебом одним, но словом и хлебом, хлебом и словом. Все это Господь. И дыхание наше ― это Господь. И солнце наше ― Господь. И вода жизни ― Господь. И хлеб жизни ― Господь. И Слово Божие, которым нужно жить, ― Господь. Это Хлеб наш, это Еда наша, это Дыхание наше, это все наше. Так к Нему надо относиться. Не как к лекарству, а как к еде.

Вместо этого, мало того, что многие люди относятся к Богу как к лекарству, в мире увеличивается количество людей, которые относятся к Нему как к болезни. Они говорят: «Отойди от нас, не трогай нас, не мешай жить нам так, как мы хотим. Мы не хотим делать то, что Ты хочешь, мы хотим делать то, что мы хотим». Это люди, которые либо не могут произнести слова «да будет воля Твоя», либо произносят их, не понимая смысла. Это очень жесткие слова и великие слова ― «да будет воля Твоя». Человек ― это бытовой мелкий бунтарь, и самовольник, и своевольник. Он всюду ищет своей воли. А «да будет воля Твоя» либо не понимает, либо вообще не хочет этого говорить, если понимает. И в книге Иова сказано, что нечестивые и богатые Богу говорят: «Не трогай нас, отойди от нас, нам без Тебя хорошо».

Шесть и семь

Вот это 666, а не что-нибудь другое. Вот такое умонастроение и есть число 666. Сейчас поясню почему. Если такое умонастроение есть, человек погибает без всяких печатей, без всяких антихристов, без ничего. Он уже погиб, он уже в аду. Не нужно никаких антихристов и печатей. Он уже запечатан. Ему уже конец. В этом, собственно, и весь смысл. Все остальное ― это ерунда, это бабьи басни. Семь ― это число Бога и полноты. Все есть, и есть Божие благословение. Поскольку Бог троичен: Свят, Свят, Свят, Господь Саваоф. Он Отец, и Сын, и Дух Святый. Отец, Слово и Дух. 777 ― это «Слава Тебе Боже, Слава Тебе Боже, Слава Тебе Боже!», «Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя». Это 777.

А 666 ― это когда все есть, а Бога нет; все есть, а Бога нет; все есть, а Бога нет. В шестой день все уже было закончено, все дела уже были завершены. Воинство небесное ходило по небу, звезды, солнце и луна. Рыбы плескались, птицы щебетали, деревья шумели зелеными кронами, Адам с Евою ходили по земле, бизоны, бегемоты, хомячки, тушканчики вокруг них сновали, и вся природа им служила. Все есть, но еще не было благословения Божия. И когда человеку не нужен Бог, нужно все кроме Бога ― это шесть. Когда ему нужно все, но нужен Бог сначала, а потом все, ― это семь. Мне нужно все, а Бог не нужен. А чтоб Тебя и не было, я бы не плакал. Дайте мне все. А Ты есть там или нет, мне какая разница. Я человек маленький, эта мысль для меня тяжела.

Вот тебе и 666. Вы думали, это что-то иное? Все остальное ― это ерунда. Эгоисты и атеисты уже запечатаны. Других печатей может и не быть. А, может, их и не будет. Может, все остальное ― это баловство и забава. Я, по крайней мере, клейменые лица вижу на каждом шагу. Такие каиновы печати на них стоят ― видно, что они уже не умоются. По крайней мере, это будет очень трудно сделать. И вот эти люди говорят: «Не надо нам Тебя, Ты болезнь для нас, Ты мучаешь нас, Ты сложный какой-то, Господи, с Тобой так трудно. Что-то Ты от нас хочешь, задаешь задачки всякие. Это не делай, там не ходи, тут дыши, тут не дыши...Короче, трудно с Тобой». Но Он должен быть едой. По факту ― лекарство. А для многих еще и болезнь.

Вот вам, братья и сестры, две истории про четыре и три. Об этом надо думать, ну не только об этом, надо думать обо всем. Думать надо. Кто не думает, тот веры не имеет. Надо думать. Думать, думать, потом молиться. Закончишь молиться ― начинаешь трудиться. Трудишься и молишься, трудишься и думаешь. Перестал трудиться ― опять думаешь. Додумался до чего-нибудь веселого ― начинаешь молиться. Так и надо делать.

Нужно говорить о вещах вероучительных, нравственно направляющих и внутренне созидающих. Ну вот сейчас мы бы сели с вами, например, и начали разговор о посте. «А печенье можно?» ― «Можно, если галетное. Если «К чаю», которое в поездах дают, то нельзя, там, наверное, есть сухое молоко». ― «А можно шоколад? С изюмом». ― «Можно». ― «А с орехами?» ― «Можно». ― «А молочный?» ― «Нет, нельзя. Ну, в принципе можно». ― «А я беременная...» ― «Тогда можно и молоко. ― « А еще что можно?» Ну что-нибудь там можно, а что-нибудь не можно. Вот такая будет великолепная гастрономическая лекция о том, что там у нас в кишках бурлит и переваривается. Это высокая духовность, способная заместить собою все мысли в человеческой голове. И называется это: я ― христианин. Я ― великий христианин, я занят великими трудами, гастрономическими. Могу написать книжку «Можно ― не можно», или «Можно ― не нужно», или «Нужно, но нельзя».

Поэтому, мне кажется, надо говорить о вещах, которые человека движут к перемене. А иначе, если человека ничто не движет к перемене, то тогда всё, пора закапывать. И проповедников и слушающих. И тех, кто слушает, и тех, кто говорит.

(Публикуется с незначительными сокращениями)
foma.in.ua