Таможенный эксклюзив

Как известно у отца Стефана было под началом два прихода. Один в поселке, носящем гордое определение «городского типа», а другой — в забытой людьми и районной администрацией деревеньке.

В деревеньку эту батюшка заглядывал регулярно, но не часто, так как особой надобности в службах не было, по причине отсутствия на них молящихся. Да и вести богослужение с единственным деревенским пономарем-помощником было сложновато. Диалог какой то выходил, а не богослужение. Поэтому небольшой старенький домик, переоборудованный под церквушку, все называли молельней, тем более, что отец Стефан в ней молебны и пел, да водичку освящал, а еще панихиды служил.

Как все знают, панихида и водосвятный молебен в большинстве своем «наиглавнейшие» службы в провинциальной глубинке, хотя богословы с этим и не согласны. Наш настоятель двух храмов изначально мыслил вместе с богословами одинаково, но постепенно богословие отца Стефана интегрировалось в соответствии с местными требованиями и условиями.

Нет, он прекрасно понимал и даже постоянно проповедовал, что выше Литургии нет моления, но как ни кивали утверждающе бабушкины платочки на слова настоятеля, на Литургию являлся лишь пономарь.

Родственников же помянуть да водичку освятить приходили все, кто еще мог до церквушки дойти. Причем не просто приходили, а вместе с тарелочками и блюдечками вареного риса, кануном, по-местному, также приносили продукты «на церкву», то есть батюшке. Отец Стефан сутяжным и меркантильным не был, но даже его целибатную сущность чем то кормить было надобно, да и на главном его приходе, в поселке городского типа, продукты эти были насущно необходимы по причине регулярных церковных обедов для притча и неимущих.

Смущало отца настоятеля это преимущество «второстепенных» служб над основной и главной, и он постоянно занимался самоукорением, а также поиском нужных слов, примеров и доказательств, что бы побороть доморощенную местничковую богословскую мысль.

После долгих размышлений и раздумий решил он собранные на два подсвечника деньги потратить на книжки, брошюрки, иконки, видео и аудио диски и прочие церковно-лавочные принадлежности, которые, по мнению настоятеля, должны были все же побороть увядшую богословскую составляющую собственных прихожан.

Нельзя сказать, что в церковной лавке подобных изданий и изделий не было. Были. Но в то время, на епархиальном складе данный «товар» имел столь неказистый и непривлекательный вид, что особого любопытства ни у кого не вызывал, да и цены на них были отнюдь не для поселков и деревень.

Практически рядом с приходом отца Стефана, проходила недавно появившаяся граница между двумя крайне независимыми государствами, за которой располагалась уже иная православная епархия. В деле снабжения церковной утварью, свечами, облачениями, книгами и прочим товаром церковно-приходского свойства соседи были в полном превосходстве, поэтому местные настоятели потихоньку подкармливались у соседей, за что периодически получали нагоняи от собственного архиерея… Впрочем, недовольство родного Владыки всегда покрывалось его любовью к им же рукоположенным чадам, а соседний архиерей, видя наплыв из-за кордона, тут же издал негласный указ: «Хохлам, на 20% дороже», чем несказанно улучшил благосостояние собственной епархии.

Как бы там ни было, на межгосударственных отношениях данный прецедент никак не сказался, а вот таможня встала перед дилеммой: с одной стороны — Церковь одна, но с другой — государства разные. Прописывать же законы, по перемещению церковных принадлежностей никто не решался ни с той, ни с это стороны, поэтому все зависело от понимания таможенниками принципа: «Вас накажешь — Бог накажет». Большинство понимало верно, по православному, но встречались и эксклюзивы, твердившие о подрыве национальных экономик, интересов и прочих культурных ценностей.

Отец Стефан был абсолютно уверен, что заграничные миссионерские приобретения, не могут подлежать никакому таможенному контролю, тем паче, что как по одной, так и по другой стороне границы обличья были абсолютно одинаковые, языки не отличались, а менталитет настолько схож, что вообще не имел никаких различий.

К сожалению, батюшка ошибся. Ему именно эксклюзив в фуражке с зеленым околышком и попался, причем, как на той, так и на этой стороне.

Дело в том, что нашему настоятелю двух храмов, как он сам решил — несказанно повезло. Наряду с иконками, крестиками и разнообразной красиво изданной литературой он приобрел парочку ящиков местного и потому дешевого «Кагора» и упаковку покрывал, которыми в последний путь укрываются усопшие.

До края загруженный «жигуленок», вытребованный батюшкой у председателя поселкового Совета, урча и пыхтя въехал под таможенную арку и замер ожидаючи пропуска в родное государство.

Таможенник попался молодой, крайне выглаженный и выбритый, с лицом государственной ответственности и международной значимости. Мельком оглянув пакеты с книгами и иконами, он, указывая таможенной палкой-указкой, на ящики с вином заявил:

— Провоз разрешен не более двух литров.

— Так это же вино не для питья, а для причастия, — возмутился отец Стефан. — Оно и за вино считаться не должно.

— Да хоть в бензобак его используй, — отрезал таможенник. — Нельзя более двух литров.
И добавил:

— Давайте машину на штраф площадку и идите к начальству разбирайтесь.

Пылая праведным гневом, поднимался отец Стефан на второй этаж таможенного стеклянного корпуса, сочиняя по дороге пламенную речь обличающую недопустимость подобного отношения к Церкви вообще и к священнику в частности. Сочинить практически успел, но главный таможенник, видимо уже по рации предупрежденный о злостном нарушении государственной границы, смиренно выложил перед оторопевшим батюшкой красную папку «Ограничений и запрещений».

— Видишь, отче, тут написано: «Алкоголь (вино, водка, коньячные изделия) — не более двух литров». Я ничего сделать не могу…

— Да как же не можете, — возмутился батюшка, — Мы же церковь одна, да и не алкоголь это.

— Как это не алкоголь, отец святой, вино отродясь алкоголем было и есть.

«Помоги, Господи» — взмолился в уме отец настоятель и тут же выдал:

— А я, вам, докажу… — и почти бегом ринулся к машине. Быстро достал бутылку и развивая-разбрасывая по сторонам полами рясы ошеломленных таможенников, взлетел к начальнику.
— Вот смотрите. Количество градусов — 18, количество сахара 18 % и на свет, — отец Стефан, поднял бутылку к висевшей лампочке, — Не просматривается.

— Ну и что? — уже с неподдельным интересом спросил главный таможенник данной местности.

— А то, — ответствовал батюшка, — что если бы это было лишь вино, то была бы разница в градусах и сахаре, и лампочка бы сквозь бутылку просвечивалась.

Начальник протяжно-внимательно посмотрел на священника, а затем нажал кнопку селектора.

— Миш, возьми мой мотоцикл и смотайся в универсам. Купи бутылку кагора и мельком ко мне.

На другой стороне селектора хмыкнули и задали вопрос:

— А закусь?

— Я те дам «закусь». Делай, что говорю.

Минут через пятнадцать, в дверях начальствующего кабинета появился взлохмаченный Мишка с бутылкой кагора.

Начальник, молча забрал у него бутылку и уставился на этикетку, затем поднял ее вверх к электрической лампочке.

Во время этих манипуляций отец Стефан шептал молитву, а Мишка, ничего не понимая, изумленно смотрел распахнутыми глазами на начальника.

Слушай, батюшка, — обратился к священнику главный таможенник, — а ведь ты прав. Тут и свет видно, и цифры разные.

При этих словах отец Стефан выдохнул и перекрестился, у Мишки же челюсть поползла вниз, что бы так и остаться. Священник благодарил Бога за удачную мысль, Мишка был уверен, что поп начальника с ума совратил…

Руководитель таможни лично проводил священника к машине, поблагодарил за подаренную бутылку настоящего Кагора и … открыл границу.

Выруливая с одной таможни и заруливая на другую, которая присоседилась рядышком, отец Стефан улыбался во всю улыбку и радостно пел песнь Амвросия Медиоланского «Тебе, Бога, хвалим…»

Как оказалось — рано пел. Родные таможенники приготовили батюшке сюрприз, о котором он до сих пор рассказывает с придыханием и только тогда, когда попросят.

Наша граница была обустроена скромнее, без двухэтажных излишеств, турникетов и телекамер. Тех кто въезжал в страну родную обычно лишь окидывали взглядом и пропускали без обычной для иностранцев строгой проверки. Чем отец Стефан не угодил не понятно до дня нынешнего, но как он думает — слишком широко улыбался.

Таможенник приказал открыть багажник и, полностью проигнорировав два ящика с настоящим Кагором, указал на пакет с сотней покрывал, столь необходимых для последнего пути батюшкиных прихожан.

— Это что?

— Покрывала.

— Почему так много?

— Так спрос большой.

Таможенник пожевал губами и четко, отделяя слово от слова, выдал следующее:

— Вы, гражданин отец священник, своим торгашеством наносите урон экономике государства, в котором живете.

Отец Стефан даже слова молитв позабыл. Он ошарашено смотрел на местного Карацупу и не знал, что ответить.

— Вам, как работнику культа, должно быть стыдно заниматься спекуляцией — продолжал таможенник, постепенно повышая голос, так как вокруг стали собираться прочие стражи таможенного и пограничного контроля.

Отец Стефан молчал.

— Вот скажите, зачем вам в церкви столько покрывал,— вопрошал таможенник, — каждый день банкеты устраивать?

Тут батюшкин голос и прорезался…

— Банкеты?! Да это покрывала покойников в гробу покрывать.

На таможне установилась тишина. Было слышно, как со стороны сопредельного государства летело, нарушая границу, три комара, как квакали лягушки в заграничном пруду, казалось если еще прислушаться, то можно явственно услышать, как меняется время в разницу «один час» на рубежах родной Отчизны…

— Кого накрывать? — полушепотом, вопросил таможенник.

— Покойников, — повысил голос отец Стефан, и, высмыкнув из пакета несколько изделий для усопших, предложил стражам рубежей:

— Вам, надо? Возьмите!

Тишина грозила взорваться чем то страшным и непредсказуемым. Все вольно или невольно отступили от стоявшего, с покрывалами в протянутой руке, священника и насуплено недобро смотрели на него.

Сзади послышалось:

— Так ты что, поп, всех нас похоронить решил?

Отец Стефан ответить не успел, тут к нему быстро подошел уже немолодой офицер и тихонько, подталкивая его к машине, вполголоса затараторил:

— Батюшка, езжай с Богом! Езжай дорогой, дай нам еще пожить немного… Езжай, Христа ради.

Отец Стефан не упирался.

Машина, чрезвычайно внимательно провожаемая несколькими парами глаз, шустро поехала в сторону родных приходов.

Когда таможенные постройки и рубежи остались за горизонтом, батюшка попросил остановиться и долго ходил по обочине повторяя одну и ту же фразу: «Слава Богу за всё!»

Книжки же помогли. Бабушки, правда, как считали панихиду и водосвятие «главным делом», так и продолжают считать, но вот начитавшись привезенных отцом Стефаном духовных произведений, два семейства переехали жить в заброшенную деревеньку и с Божьей помощью, строят настоящую типовую церковь, где каждое положенное время уже совершается литургийное чудо.