Сколько стоит посмотреть на небо?

Знакомство началось со странного вопроса. Маленький человек, почти карлик, с угрюмым круглым лицом и щупленьким тельцем, спросил меня:

— Сколько стоит посмотреть на небо?

Мы сидели в парке на скамейке, вокруг нас всё кричало о покое и тишине. Рядом не было ни души. Я даже не заметил, как появился этот непонятный, странный субъект. Краем глаза взглянув на него, я снова уткнулся в газету, не желая тратить время на сумасшедшего.

И он больше не беспокоил меня, просто сидел тихонечко рядом. Спустя какое-то время я снова взглянул на него. Казалось, он окаменел, умер, только по его непропорционально большому круглому лицу текли живые слёзы. Я тоже застыл в изумлении.

«Кто вы? Что с вами случилось?» — хотелось мне спросить. Но я не посмел нарушить его созерцательное состояние.

В парке мы были совершенно одни, если не считать множества птиц, белок и всяких букашек, которые живут в каждом саду, парке, лесу...

В одно мгновение, я не успел заметить, каким образом, наша скамейка оказалась посреди дикого леса. По мне с нарочитой наглостью ползали муравьи, и я вскочил. Мой странный знакомец тоже встал и обратился ко мне с очередным, не менее странным, чем первый, вопросом:

— Вы платите за возможность помнить?

Тут я уже решил не церемониться и напрямую спросил:

— Кто вы такой? И что вам надо от меня?

— Я человек из будущего, — сказал он так просто, словно говорил, что является моим соседом из квартиры напротив. — Вы, конечно, не поверите, меня предупреждали об этом, но я не в силах притворяться. Я родился и живу в совершенно ином мире, в иных условиях, и не могу вести себя здесь адекватно — как вы, к примеру.

Он посмотрел на меня с такой тоской, словно я был безнадёжно больным, умирающим человеком. Но я не смог произнести даже слова в ответ, только нелепо подпрыгивал на месте от укусов ползающих под одеждой муравьёв.

— Ваш мир для меня, как сказка или мечта, — продолжал свою речь карлик с большой плачущей головой. — А хотите, я научу вас телепортации или перемещению во времени? Хотите? Я могу...

Его лицо оживилось и стало ещё страшнее. Я не мог понять, что именно пугает в нём. Какое-то непривычное сочетание мимики, взгляда, движений... Вопрос был обращён ко мне, и я должен был что-то отвечать, но стоял как загипнотизированный баран, ничего не понимая.

— Шок? — спросил он. — Вы в шоке?

Я помотал головой, пытаясь сказать «нет».

«Баран, так и есть — бессловесный баран!» — ругал я себя в мыслях.

— Это вполне возможно, — продолжал карлик. — Я тоже был бы в шоке. Вы чувствуете запах леса?

Я напряг нюх и честно ответил:

— Не знаю.

— Вот видите, как всё непросто. Даже вы — не знаете.

Этот загадочный человек начинал меня раздражать, но тем помогал прийти в себя.

— Конечно, всё непросто! — дерзко отозвался я. — Человек вообще существо крайне зависимое от своих переживаний и чувствований!

— Да-да, — снисходительно улыбнулся карлик. — Именно поэтому у нас отняты чувства, и мы должны покупать права на свои ощущения. Они очень строго лицензируются!

Моя дерзость застыла где-то между горлом и сердцем, застряла внутри и мешала мне дышать. Я не понимал происходящего, и одновременно бесился и боялся.

— Где мы?

— В лесу.

— В каком?

— В нашем и вашем одновременно. Простите, я решился на небольшое смещение не только ради себя, но и ради вас.

— Смещение? Чего? Куда? Да как вы посмели?!

— Это вышло почти случайно: мы сцепились в чувственном поле. Ваше неравнодушие... Понимаете, ваше сочувствие стало вашим разрешением....

— Я ничего вам не разрешал! — я подошёл к карлику вплотную, смотрел на него сверху вниз, нависая над ним, и готов был ударить его.

Но этот малец был столь невозмутим и равнодушен к моему гневу, что я опомнился и устыдился собственного малодушия.

Мы снова замерли, словно кто-то нажал на паузу, желая рассмотреть нас получше в стоп-кадре. Эта мысль меня рассмешила, и я улыбнулся. Карлик тоже. Стрессовая ситуация разрядилась нашим дружным хохотом. Только карлик смеялся со слезами на глазах. Он был всё так же неподражаемо странен, но, казалось, счастлив.

— Я заплатил за право плакать и дышать на год вперёд, — произнёс он едва слышно. — А ещё я заплатил за право чувствовать связь с другим человеком — одним единственным, ибо я не настолько богат. И этим единственным человеком стали вы. Спасибо!

Он помолчал, как бы давая мне осознать сказанное, а может, просто подбирал нужные слова — не знаю.

— Я очень рад, что вы приняли мою дружбу. В своём мире я невероятно одинок. Я... Я не такой, как другие — понимаете? Со мной что-то не так: мне нужно что-то, чего нет в нашем прагматичном мире, где всё учтено, просчитано и запрограммировано.

— Вам нужна спонтанность ощущений?

— Мне нужна свобода.

Я невольно ухмыльнулся.

— Свобода — слишком широкое понятие. Понимаете ли вы, о чём говорите?

— Более вас, наверное, понимаю, ибо вы владеете той свободой, о которой я говорю, но не замечаете этого.

— Вы так считаете?

— Сколько стоит посмотреть на небо?

Вопрос повернул моё сознание вспять, вернул к началу, в исходную точку и вновь раздражил мои нервы.

— И сколько же? — спросил я почти издеваясь.

— У меня нет столько денег. Поверьте, право просто смотреть и видеть — очень дорогое удовольствие, даже если не о небе говорить, а о более прозаичных вещах.

— А кто способен заплатить за это?

— Не знаю. Я таких людей не встречал.

Он помолчал. Видно было, что он в затруднении, что не может изъясниться.

— Ну, вот говорят, глаз устроен наподобие фотоаппарата, и тот, кто смотрит на изображение, уже воспринимает его в себя, и потому должен платить за то, на что смотрит.

— У нас тоже вход платный в галереи, выставочные залы — мы платим за право увидеть чужие произведения.

— Нет, вы не поняли. Произведением является всё вокруг, даже небо.

— Если принять на веру теорию существования Бога-Творца, то да: мир — это Божья Галерея, — сказал я, и показался себе банальным до неприличия.

Мой собеседник нахмурился. Его лоб сморщился от множества мыслей, и глаза затуманились.

— Но вы же не платите за то, что смотрите на небо? — неожиданно вернулся он к изначальному вопросу.

— Да, мы не платим, потому что небо никому, кроме Бога, разумеется, не принадлежит, а Богу деньги не нужны.

Карлик оживился.

— Не нужны — говорите? Но мы платим не Богу, а его доверенным лицам — правообладателям, они-то в деньгах нуждаются более нас, потому что на деньгах держится весь их космос. Знаете, вот я не заплатил за право смотреть на небо, и не могу сделать этого, даже в вашем мире. У меня не включена эта функция, понимаете?

— Не совсем.

— Если я хочу стать отцом, к примеру, я должен предварительно заплатить за нужную функцию и получу её вместе с лицензией. Понимаете? Если я хочу влюбиться, я должен предварительно заплатить за функцию и получить разрешение в виде лицензии. Деньги я плачу как бы за лицензию, а не за небо или любовь. Но не кажется ли вам, что даже заплатив, мы получаем уже какое-то другое небо и другую любовь. В них не хватает чего-то главного...

— А у вас есть искусство?

— Искусство?

— Ну, музыка, живопись, литература, кино, балет наконец...

— Всё происходит точно так, как я вам говорю. Если кто-то хочет стать художником, он должен получить лицензию на право обладать нужными функциями, без лицензии их ему не включат.

— А если талант? — спросил я игриво, как бы шутя.

И карлик развеселился, распрямился, даже в росте прибавил.

— Нет, без лицензии нельзя, — сказал он тоном философа, демонстрирующего на своей ладошке истину. — Это незаконно! И представьте, у многих ведь не хватает средств на то, чтобы, став художником, купить право смотреть и видеть всё вокруг. А чтобы другие смогли увидеть его картины, они тоже должны купить право смотреть и видеть, а оно мало кому доступно. Думаю, вы сами поняли, что я хочу сказать...

Карлик умолк. Я тоже не нашёлся, что ответить. Было очевидно, что в мире, откуда он явился, живому существу делать нечего. Там — предел всего, что может называться жизнью. Нет, запределье...

— А как же телепортация и перемещение во времени? — вспомнил я об удивительных способностях, которые, наверняка, стоили недёшево.

— Это всё пустяки, это умеют все... Мы ведь живём в техногенном мире. Телепортация — очень выгодная функция для любого служащего. Правда, есть такие регионы, где люди не владеют этим навыком, потому что их определили на другой вид деятельности. Вы просто не поняли! Человек — он уже совсем другой. В людях включают только те функции, которые необходимы для производства, а другие — нет...

— И перемещение во времени всем доступно?

Карлик улыбнулся.

— Нет. Это перемещение — моя хитрость. Мне просто повезло, я нашёл способ и воспользовался им. Ведь вы на моём месте поступили бы так же?

— Без лицензии?

— Да!

Карлика просто распирало от гордости. Его большая голова засветилась внутренним светом. Он явно испытывал неимоверное счастье от того, что сделал нечто совершенно произвольно, ни от кого не зависимо и, главное, без раз-ре-ше-ни-я.

— Да! — повторил он. — Это мой секрет и моё счастье. Я так давно мечтал сбежать. Но куда? Знаете, мой дед сохранил для меня память о вашем мире, я знал, что мир когда-то был другим. И это знание мучило меня, заставляло страдать. Я желал того, что другим было непонятно. Дед словно включил во мне какую-то запретную функцию. Возможно, именно для предотвращения таких незаконных включений старики теперь живут в отдельных резервациях, в полной изоляции.

— Вы хотели научить меня перемещаться во времени, это предложение ещё в силе?

Мне стало скучно или грустно, и я решил сменить тему разговора. Хотелось встряхнуться. Я ожидал настоящего драйва от уроков по телепортации, хотя ещё не был уверен, что решусь на такое. Но карлик ответил:

— Да, моё предложение в силе, только вам придётся заплатить за него.

— Какой же вы меркантильный! — попробовал я пошутить, так как был невероятно смущён. — Я ещё не решил, стоит ли обучаться этому непредсказуемому умению, а тут такой неожиданный поворот дела в сторону оплаты.

— За всё приходится платить. Только не потому, что я — меркантильный, просто по-другому не получится. Вам придётся стать таким же, как я — ограниченным в некоторых функциях и переживаниях, иначе мой прибор не примет вас за меня. Понимаете? Вы перестроите себя по моей матричной схеме — исключительно на время перемещений. Потом делайте что хотите: оставайтесь мной или вновь становитесь собой.

Соблазн попутешествовать во времени был велик, но ужас перед непонятным сущностным перевоплощением ещё больше. Я отказался.

— Ну, что же, тогда я выброшу его. Мне он больше не нужен. Вот только куда? Здесь есть рядом река или озеро?

— Не знаю, мы же в вашем мире!

Карлик с недоумением посмотрел на меня, и я понял, что говорю что-то не то.

— А что это за лес? — наконец задал я главный вопрос, который вертелся в голове с самого начала перемещения, но только сейчас вполне оформился.

— Это не лес, это всё тот же парк, в котором мы с вами встретились. Только я вас сместил в свою зону восприятия и остановил ваше время. Ну, чтобы мы смогли спокойно поговорить. Простите! Я ведь не купил права смотреть и видеть. У меня лицензия, позволяющая мне лишь переживать чувство близости.

— Я вижу парк вашими глазами?

— Нет, что вы! Вам же не запрещено смотреть и видеть — в принципе. Пока не запрещено! Вы просто сместились вместе со мной, но всё равно видите — только иначе. Если бы я купил право видеть, то, возможно, увидел бы то же самое, что и вы...

На лице карлика изобразилось неведомое мне чувство: нечто среднее между гневом и смирением. Он знал, что не может ничего изменить, страдал, но был мужественен в своём страдании. Я глядел на него с восхищением.

— А какой смысл тогда в вашем побеге? Вы же всё равно не можете смотреть на небо?!

— Но я же человек, а не машина, — добродушно улыбнулся он, — хоть кому-то очень это не нравится. Кое-что я как бы предвижу, ощущаю до такой степени, что почти вижу. Я не знаю, как сказать об этом. Но, знаете, я верю, что со временем здесь, в мире людей, я смогу изменить свои настройки — как бы вспомнить их.

— А книги? Вы много прочли?

— Да, но меня поймали на этом и посадили в тюрьму на три года.

— За чтение запрещённых книг?

— Нет, просто за чтение. Без лицензии! Я ведь не имею права на избыточное чтение: мне разрешается прочесть не более пяти книг.

— За год?

— За пятьдесят лет! Этого слишком мало... Из моей памяти стёрли всё. Сейчас, когда я пытаюсь вспомнить, то вижу лишь тюремный лозунг: «Ты прочёл мою книгу — значит ты украл мою книгу: она незаконно у тебя в башке!» Я даже не помню, откуда он в моей голове и кто его туда положил...

Карлик с непропорционально большой головой и грустными глазами снова умолк. Мы сидели уже посреди парка, в сумерках. Меня снова покусывали букашки... Комары, как я догадался. И подумалось: «Может быть, именно укусы комаров, а не муравьёв беспокоили меня в том диком лесу». Да, мы видим мир не таким, каков он есть. Совсем не таким. А каков он на самом деле? Всё, что мы ощущаем, может оказаться чем-то иным, неожиданным, незнакомым...

Пока я размышлял, карлик исчез, словно и не было его никогда. Рядом со мной, на скамейке, спал, сидя, старичок. Он сидел неподвижно, только борода его слегка вздрагивала, и по-детски тихо сопел, так что сразу было ясно — спит крепко. «Он чем-то похож на меня, — мелькнуло в голове. — Даже очень...» Но я решительно отмахнулся от параноидальных мыслей, тихонько встал, оставив на скамье свою газету, краешек которой оказался под спящим, и пошёл неспешно домой. Мне хотелось смотреть и видеть всё вокруг, дышать полной грудью и жить, жить, жить... без лицензий.

Рис. Тамары Твердохлеб