По щучьему велению

Посвящается моей маме Любови Николаевне и ее братьям Вячеславу Николаевичу и Николаю Николаевичу Чащиным

Соколова Анна Аркадьевна, еще молодая женщина, сидела на кухне и штопала, уже не раз штопанные, детские носки. Отложив носок, поглядела на настенные ходики, было уже половина первого ночи. Тяжко вздохнув, пошла к детям в комнату. Свет в комнате включать не стала, чтобы не разбудить младшего, семилетнего Диму, а просто оставила неприкрытой дверь на кухню. Дима, свернувшись калачиком, мирно посапывал во сне. Девятилетняя Варвара спала разметавшись по постели. Видно было, что сон ее беспокойный. Она стонала и несколько раз вскрикнула. Анна осторожно потрясла ее за плечо.

— Просыпайся, доченька, пора.

Варя, открыв глаза, какое-то время смотрела бессмысленным взглядом на мать.

— Давай вставай, вставай, моя милая, — как можно ласковей сказала Анна, поглаживая дочери руку. Варя вдруг бросилась к матери на шею и заплакала.

Анна, прижав дочь к груди, успокаивала ее.

— Не плачь, доченька, не надо. Опять тебе наверное сон нехороший приснился? Не бойся, родная, я с тобой.

Варя притихла и, не отпуская своих рук с маминой шеи, зашептала ей на ухо:

— Мамочка, мне опять приснилась Танина голова. Она со мною разговаривала. Мне стало страшно.

— Ничего, доченька, все пройдет. Все забудется, — успокаивала Анна дочь, понимая, что такое навряд ли когда забудется.

Это случилось, когда они в сорок первом эвакуировались поездом из Москвы в Самару. Ехали очень медленно, пропуская все поезда, спешащие на фронт. В их вагоне разместились сразу три семьи из одного дома. Дочери соседок, Варины сверстницы, играли все время вместе, потому дорога им не казалась скучной. Как-то поезд надолго остановился в поле. Проводница нагрела воды и предложила родителям помыть своих детей. Подружек поставили в круг и намывали всех сразу. Они веселились, повизгивая и подзадоривая одна другую. Потом их вытерли насухо, переодели в свежее белье и, расчесав волосы, вплели им в косы атласные ленты. Тут-то и налетели фашистские бомбардировщики. Началась жуткая паника. Все повыскакивали из вагонов и побежали в поле. Анна, схватив младшего Диму на руки, успела крикнуть старшим, чтобы бежали вслед за ней и держались все вместе, рядом. Земля сотрясалась от взрывов. Люди метались как обезумевшие. Отбежав от поезда, Анна приказала детям лечь на землю, а сама распростерлась над ними, пытаясь укрыть собою всех троих. Но старший Василий вырывался из-под нее и все время пытался наоборот прикрыть собою мать. Когда закончилась бомбардировка, ее подруга Светлана подбежала к ней вся в слезах.

— Аня, дети, вы не видели моей Танечки?

Анна с детьми отправились на поиски. Вдруг Варя, подойдя к развороченному взрывом вагону, закричала:

— Мама, мамочка, иди сюда. Посмотри, что это?

Когда она подбежала к дочери, та стояла в каком-то оцепенении и показывала пальцем на окровавленную голову. По голубым лентам, вплетенным в косички, можно было безошибочно признать Танюшкину голову. Подбежала Светлана и отчаянно заголосила, можно даже сказать, завыла раненым зверем и рухнула тут же без чувств на землю.

Анна вывела Варю на кухню и подвела ее к рукомойнику. «Давай, доченька, умывайся и смени Васю, ведь ему утром на работу».

Варя умылась, оделась и, поцеловав маму, вышла из дома. Анна незаметно перекрестила уходящую дочь. Идти было недалеко. Хлебный магазин находился через два квартала от их дома. Подходя к магазину, она еще издали увидела длинную очередь. Занимать ее надо было с вечера и стоять всю ночь, иначе хлебные карточки не отоваришь. Своего старшего брата Васю нашла без труда. Он играл в орлянку с тремя беспризорниками. Увидев Варю, он подбежал к ней и подвел ее к очереди, показав, где стоит. Потом передал ей хлебные карточки и пошел домой.

Варя, позевывая, заняла свое место в очереди и от нечего делать стала строить планы о том, какой они концерт подготовят для раненых солдат в госпитале. С девчонками из ее класса они по заданию пионерской дружины ходили в госпиталь навещать раненых. Делали что могли. Убирались в палатах. Помогали умываться раненым. Писали за них письма домой. Читали им книжки. Варя вспомнила, как она недавно одному раненому солдату, которого звали дядя Саша, читала рассказ Тургенева «Му-му». Солдат этот очень заинтересовался сюжетом рассказа и слушал с напряженным вниманием. А когда она читала, как Герасим топил собачку, солдат не выдержал и заплакал. Об этом случае она рассказала дома. Вася стал смеяться над этим солдатом.

— И что это за солдат, раз нюни распустил. Разве такой сможет с фашистами воевать? Такого солдата можно только поставить кашу раздавать. А если, например, к фашистам в тыл идти, знаешь, какие разведчики храбрые люди. Я вот скоро на фронт сбегу и там обязательно к разведчикам попрошусь.

Детдомовские мальчишки, наигравшись, пошли вдоль очереди, толкая друг друга. Когда они проходили мимо Вари, тот, что постарше, толкнул младшего на нее. Мальчишка, чтобы не свалиться, схватился за Варю.

— Вот дурак, иди отсюда, — возмутилась она, отталкивая его от себя.

Тот, засмеявшись, показал ей язык и убежал.

Рано утром все же хлеб привезли. Когда подошла очередь Вари, она сунула руку в карман, чтобы достать оттуда карточки, но ничего там не обнаружила. Сердце у ней похолодело от страха.

— Что ты там копаешься? — сердито спросила продавец, — надо карточки готовить заранее, ты здесь не одна.

— У меня они куда-то делись, — чуть не плача, призналась Варя.

— Дома небось забыла, а здесь ищешь. Отойди, не мешай людям. Товарищи, подходите кто следующий.

Варя отошла от прилавка и пошла вдоль очереди, надеясь, что она обронила карточки, а сейчас может их найти. Пройдя два раза всю очередь, она ничего не нашла. Понурив голову и молча глотая горькие слезы, она пошла домой. Когда Варя пришла с пустыми руками, мать в тревоге спросила:

— Что, дочка, опять хлеб не привезли?

— Я карточки потеряла, — всхлипнула Варя.

— Да что же ты наделала? — всплеснула горестно мать руками. — Чем же я вас кормить-то буду? — уже сквозь слезы проговорила она и ушла в комнату.

Вася подбежал к сестре и замахнулся на нее рукой.

— Вот сейчас как тресну тебя, будешь в следующий раз знать, как терять карточки.

Тут же подскочил Димка и встал между братом и сестрой. Сжав свои кулачонки, он прокричал:

— Не тронь сестренку, а то сам получишь.

— От тебя что ли, мелюзга сопливая? — удивился Вася, но от Вари отошел.

— Слушай, Варька, — через некоторое время спросил он, — а к тебе детдомовские подходили?

— Да, — опять заплакала Варя, — они на меня одного мальчишку толкнули.

— Теперь мне все ясно, — мрачно сказал Вася, — не плачь, это они тебя обворовали. Ну, попадитесь мне только, шантрапа подзаборная, я вам покажу, — сказал он, сжимая кулаки.

Из комнаты вышла с раскрасневшимися глазами Анна.

— Иди, Вася, а то на работу опоздаешь, — сказала она, подавая ему небольшой кусок жмыха. — На вот, пожуй малость, придешь с работы, что-нибудь сообразим.

Вернувшись в свою комнату, Анна подошла к комоду и, выдвинув средний ящик, достала оттуда шерстяную вязаную кофту. Кофта была ажурной вязки, нежного дымчато-голубого цвета. Анна, разложив ее на комоде, разглаживала кофту руками и любовалась ей. Кофта, без сомнения, была ей к лицу, но она ее еще ни разу не надевала, берегла. Это был подарок мужа перед его уходом на фронт. Тяжело вздохнув, она свернула кофту, обернула ее в платок и сунула в авоську.

— Дети, — сказала она, выходя из комнаты, — я пойду на базар, раздобыть каких-нибудь продуктов, так что вы далеко не уходите, после обеда я вернусь.

Когда мать ушла, Дима заговорщицки сказал Варе:

— Давай пойдем на рыбалку. Пока мама ходит, мы с тобой рыбы наловим и всех накормим.

— Много мы с тобой в прошлый раз наловили? Три малька, даже кошке не хватит поесть.

— В этот раз пойдем на крупную рыбу, — заверил ее Дима. — У меня вся снасть есть. Вот крючок из гвоздя согнут. И грузило есть. Но самое главное блесна, без нее никак. Я пятачок два дня песком чистил, пока как золотой не заблестел. Вчера попросил дядю Петю, который ходит ножи точит, он мне пятак согнул пополам и дырочку в нем просверлил. Блесна как настоящая получилась.

— Ну что ж, пойдем, — согласилась Варя, — делать-то все равно нечего.

Придя на Волгу, дети попеременно стали забрасывать закидушку. Прошел час, но ничего не ловилось.

— Давай возвращаться, — предложила Варя, — мама скоро придет, наверное, чего-нибудь кушать принесет. Мне есть очень хочется, а тебе?

— Еще бы, в животе одна вода булькает, и кишка кишке марш играет. Давай еще пару раз закинем и пойдем.

Когда после второго раза дети стали сматывать закидушку, то сразу почувствовали, как натянулась леска.

— Может, за что зацепилась? — предположила Варя.

— За что она может зацепиться? — усомнился Дима.

— Например, за какую-нибудь корягу.

— Нет, — уверенно сказал Дима, — здесь Васька с ребятами нырял, все дно проверили, чисто.

Дети продолжали вытягивать закидушку, пока на воде не заплескалось что-то большое.

— Ух ты, здоровущая, как бы не упустить, — озадачился Дима.

— Только бы не упустить, только бы не упустить, — запричитала Варя.

— Тише ты, Варька, не пугай ее заранее.

Когда уже дети вытащили щуку на берег, она вдруг сорвалась с крючка и, закувыркавшись, устремилась к воде.

— Уйдет, уйдет, — завопил Дима и бросился на щуку животом. Но та выскользнула из-под него. Варя попыталась схватить ее руками, но скользкая рыба никак не давалась. Тогда она скинула с себя платье и набросила его сверху на щуку. Оттащив рыбину подальше от воды, счастливые дети присели рядом на песок отдохнуть после такой изнурительной борьбы. Щука продолжала трепыхаться и под платьем.

— Ишь какая, — сказал довольный Димка, — жить небось хочет.

— А ты не хочешь? — съязвила Варя.

— Я есть хочу. А щука, говорят, очень вкусная рыба. Если бы она жить хотела, то сама бы об этом сказала. Как в той сказке про Иванушку дурака, и любое желание исполнила бы. Вот ты, Варька, чего бы пожелала?

— Я бы пожелала, — сказала, растягивая слова, Варя, осознав, что не знает, чего бы пожелать в первую очередь. — Я бы пожелала, — еще раз повторила она и вдруг обрадованно воскликнула: — Я бы пожелала большой кусок хлеба, политый растительным маслом и посыпанный солью, это очень вкусно. А ты бы чего пожелал?

— Я бы пожелал, — не задумываясь, сказал Дима, — полный кулек конфет подушечек, они такие вкусные и сладкие, у них внутри повидло.

Варя прекрасно помнила эти конфеты, о которых говорил ее братишка. Перед самым уходом на войну папа принес им большой кулек этих конфет. От них руки становились липкими, но все равно подушечки были очень вкусные. Вся семья была в сборе. Они пили чай с испеченными мамой ватрушками и принесенными папой конфетами. Папа сидел уже в военной форме и много шутил. Мама улыбалась, но Варя замечала, как она нет-нет да и смахивала украдкой слезинки с глаз. Папа попрощался и ушел на фронт. Мама пошла его провожать, а вернувшись, заперлась в свою комнату и долго оттуда не выходила. Вот уже почти три года они папу не видели. Он — военный врач, лечит на войне раненых солдат.

— Ты знаешь, — сказала она вдруг Диме, — мне не нужны ни хлеб с маслом, ни конфеты, я попросила бы по щучьему велению, по моему хотению, чтобы приехал с фронта папа. Я по нему очень соскучилась.

— Я тоже, — сказал Дима и, вздохнув, добавил, — теперь эту щуку надо отпустить, а то она наше желание не исполнит. Хотя наверняка она очень вкусная.

— Все равно у нас нет масла, так что не на чем ее жарить, — при этих словах Варя подхватила платье со щукой и побежала к воде.

Положенная в воду щука некоторое время стояла без движения, как будто бы раздумывая, стоит ей сразу уплывать или поблагодарить детей человеческим голосом. Потом она махнула хвостом, как бы прощаясь с детьми, и исчезла в толще воды.

В свои тринадцать лет Вася уже работал на заводе токарем. Хлебная карточка у него была как у работающего взрослого — пятьсот граммов. Это на двести граммов больше чем детская. Вася этим очень гордился. Сейчас он шел на работу расстроенным, не столько за то, что остался голодным, сколько переживал за то, что мама расстраивается. Да и оставшихся голодными сестренку с братиком ему тоже было жаль. Проходя сокращенным путем через дворы, он вдруг увидел тех самых детдомовских. Они сидели кружком у забора и уминали за обе щеки хлеб, без всякого зазрения совести. Негодование охватило все Васино существо. Несмотря на то, что их было трое, Вася, пылая праведным гневом, решительно направился к ним. Беспризорники с беспокойством посматривали в его сторону, но бежать втроем от одного посчитали для себя зазорным. Когда Вася подошел, все встали.

— Тебе чего надо? — с наглой ухмылкой сказал старший из них, примерно ровесник Васи.

— А вот чего, — при этих словах Вася с размаху ударил его по носу.

— Ты чего, ненормальный? — заорал подросток, схватившись рукой за нос, из которого сразу же потекла кровь.

Вид крови решил судьбу всей битвы. Беспризорники бросились врассыпную. Самый маленький из них лет семи, убегая, оглянулся, чтобы показать Васе язык, это его и подвело. Споткнувшись, он упал на землю, выронив при этом горбушку хлеба. Вася, подскочив к нему, схватил его за шиворот и, встряхнув хорошенько, поднял с земли.

— Ну что, хорошо хлеб ворованный жрать? Я тебя спрашиваю, — закричал он, еще раз хорошенько тряхнув мальчишку.

Тот, заморгав испуганно глазами, неожиданно громко разревелся.

— У меня папку фашисты убили, — сквозь всхлипы, размазывая кулаком сопли по лицу, говорил он. — У меня мамку тоже фашисты убили и братишку фашисты убили. В детдоме меня больно били. Я убег. Три дня ничего не ел. Я только один раз от хлеба откусить успел. Я больше не буду, не бей меня.

Вася отпустил его, поднял с земли хлеб и, отряхнув с него земляные крошки, подал пареньку:

— На, ешь.

Тот недоверчиво посмотрел на Васю.

— Да ешь ты, бить не буду. Тебя как зовут?

— Андрейка, — сказал вмиг повеселевший пацаненок и сразу же вгрызся зубами в хлебную корку.

— Ладно, Андрейка, я пойду, а своим передай, лучше пусть мне на глаза не показываются.

— Они мне не свои, я сам по себе, — солидно сказал Андрейка.

— А ночуешь ты где?

— Вон в том колодце, — махнул рукой Андрейка, — сейчас везде тепло.

Придя в цех, Вася прошел к своему станку и пододвинул к нему ящик. С этого ящика он работал, так как не доставал еще до станка по своему росту. К нему подошел мастер цеха Прохор Потапович.

— Что-то ты сегодня припоздал, на целых три минуты. Смотри, Вася, по законам военного времени с тебя за опоздание как со взрослого спросят. Помни, пять минут опоздания и загремишь под фанфары. Слушай свое задание: за смену надо изготовить десять таких заготовок. За раз глубину резца больше полтора миллиметра не ставь. Да почаще штангенциркуль прикладывай.

Вася встал на ящик, надел защитные очки и, укрепив болванку, включил станок. Руки делали свое привычное дело, а мысли нет-нет да и возвращались к сегодняшней встрече с Андрейкой. Он задавал себе вопрос: а что было бы, если бы у него убили фашисты родителей, и он такой же маленький и беззащитный остался бы совершенно один на всем белом свете. Он вспомнил плачущего мальчика и сердце его исполнилось жалостью. Норму он выполнил за полчаса до окончания смены и в ожидании прихода мастера присел на ящик. Когда Прохор Потапович подошел к Васе, чтобы принять его работу, тот спал, сидя на ящике. Мастер промерил сделанные им заготовки и остался доволен. Растолкав Васю, сказал:

— Молодец, сынок, хорошо поработал. Иди домой, там спать-то помягче будет.

Анна, придя с рынка, никого из детей не застала. Кофточку удалось выменять на два килограмма картошки, полтора килограмма ржаной муки и бутылку подсолнечного масла. Сердце радостно забилось, когда она увидела в почтовом ящике письмо от мужа. Зайдя в дом, не разуваясь, тут же присела у кухонного стола и дрожащими от волнения руками стала распечатывать конверт.

«Милая моя Анечка и дорогие мои детишки: Вася, Варя и Дима!

Простите, что так долго не писал вам писем. У меня просто на них не было сил. Оперирую почти круглые сутки. Как только выдается свободная минутка, сразу проваливаюсь в глубокий сон, без всяких сновидений. Сейчас меня прикомандировали к санитарному поезду. Мы забираем с фронта раненых и развозим их по госпиталям. Но и теперь нет ни одной свободной минуты, так как и здесь операции за операцией. Часто делаем операции прямо во время движения поезда. А иначе, многих раненых до госпиталя не довезти. В этот раз наш поезд направился далеко в Сибирь, так как в других городах, находящихся ближе к фронту, госпитали переполнены. Доехали до Красноярска. Пока столько дней находились в пути, у многих больных раны загноились. Гнойные раны это бич хирурга. Но, к счастью, в Красноярске оказался блестящий знаток гнойной хирургистики профессор Войно-Ясенецкий. Ты, Аня, не поверишь, этот знаменитый профессор еще и является епископом Красноярска. Для меня, воспитанном на постулате: религия — враг науки, это было просто потрясением. Владыка Лука, такое монашеское имя профессора, встречает каждый санитарный поезд и отбирает самых тяжелых больных. Затем лично делает им операции. Представляешь, Аня, у него выживают даже самые безнадежные больные. Это уже чудо само по себе. Я, конечно, напросился ассистировать ему во время операции. А потом мы вместе с ним пили чай и долго беседовали. В воскресенье он пригласил меня к себе в церковь, на службу. Я стоял в храме и думал: зачем нас лишили всего этого. Кому мешала вера, способная творить чудеса. Прости, что я так много пишу тебе об этом, но я нахожусь сейчас под таким большим впечатлением от личности Владыки Луки, что о другом писать просто не могу. Если Бог даст, война закончится, и мы будем живы и здоровы, то обязательно поедем с тобой венчаться к Владыке Луке. Еще у меня к тебе большая просьба: окрести, пожалуйста, детей, я теперь сожалею, что не сделал этого раньше. В двадцатых числах этого месяца будем возвращаться назад на фронт и возможно проезжать через Самару. Жаль, у нас нет точного расписания. Очень бы хотелось увидеться, хотя бы на вокзале.

Целую и крепко вас всех обнимаю, всегда ваш муж и отец. Алексей Соколов».

«Милый мой Леша, ты и не знаешь, что перед эвакуацией из Москвы, я зашла в церковь и окрестила детей. Может потому-то и живы они остались во время бомбежки, что на них были надеты крестики».

Анна начала готовить обед. Она потерла на терке картофель, смешала его с мукой и стала жарить драники. Вскоре пришли Варя с Димой. Дима с порога закричал:

— Мама, ты знаешь, какую мы огромную щуку поймали.

— Кормильцы вы мои, давайте вашу щуку, мойте руки и садитесь кушать.

— Щуки нет, — развел руками Дима, — мы ее отпустили, она оказалась волшебной.

— Лучше пусть бы она была не такая огромная, да не волшебная, — вздохнула мама.

Когда они уже сидели за столом, пришел с работы Вася, ведя за руку Андрейку.

— Вот он, — закричала Варя, — это тот мальчишка, который у меня карточки украл. А ну отдавай сейчас же их назад.

Андрейка быстро спрятался за Васину спину.

— Тише, напугаешь пацана, надо было самой быть повнимательней, а то, небось, галок считала, а теперь ей кто-то виноват. У него и папу, и маму фашисты убили, а у тебя и папа, и мама есть, тем более он меньше тебя.

— Ну и что, что меньше, значит ему воровать можно?

— Он больше не будет воровать, — заверил сестру Вася.

— Да, я больше не буду, — выглядывая с опаской из-за спины Васи, подтвердил его слова Андрейка.

— Так что же это за мальчик? — спросила мама.

Вася подошел к матери и зашептал ей что-то на ухо.

— Да куда же мы его возьмем? — отвечала шепотом мать, — мне вас-то кормить нечем, его надо отдать в детский дом.

— Мамочка, ну, пожалуйста. Он не может в детском доме, там его бьют. Я буду свою пайку с ним делить. Мамочка, неужели тебе не жалко его?

— Жалко, конечно, но на всех жалости моей не хватит.

— На всех не требуется, вот на Андрейку только.

— Ну, давай для начала вымоем его, а потом посмотрим, — сдалась мать.

— Ура! — закричал Вася и все дети вслед за ним закричали «ура».

Андрейку искупали в корыте, одели в чистое белье, расчесали его непослушный вихор и усадили за стол.

Пока ели, мама прочитала письмо от папы. Когда прочитали письмо, Варя вдруг задумчиво сказала:

— Папа пишет, что поедут в двадцатых числах, а сегодня двадцать седьмое. Я вчера была в госпитале, там врач говорила, что сегодня должен прибыть санитарный поезд. Ой, — вдруг в испуге от своей догадки схватилась Варя за рот, — да ведь это, наверное, папа сегодня приехал, а мы тут сидим.

Все в волнении вскочили из-за стола. Анна заметалась по дому, соображая, что ей надеть получше. Но потом махнув рукой, мол, пойду так, на ходу подвязывая шелковую косынку, выбежала из дома. Дети ринулись за ней следом. На Самару уже спускались сумерки. Добежали до остановки трамвая.

— Вряд ли трамвай так поздно пойдет, — высказал свое предположение Вася.

— Господи, помоги нам, — шептала Анна, — Матерь Божия, помоги.

По дороге ехала полуторка. Варя, выскочив на дорогу, замахала руками.

Автомобиль притормозил и из кабины выглянул солдат, ехавший рядом с водителем.

— Варя, ты что ли это? — закричал он.

— Дядя Саша, — радостно вскрикнула Варя и подбежала к кабине. — Дядя Саша, мы на вокзал опаздываем, к папиному поезду, подвезите нас, пожалуйста.

— Сам Бог нас к тебе послал, Варя, мы ведь на вокзал тоже едем.

Он вышел из кабины, подсадил туда Анну с двумя младшими детьми, а со старшими залез в кузов. Когда автомобиль тронулся, Вася с восхищением посмотрел на орден и медали, висевшие у солдата на груди, и спросил:

— А вы на фронт едете?

— Да, паренек, ты угадал. Вот малость подлечился после ранения и опять к своим. Война-то еще не окончена.

— А вы на танке воюете?

— Нет, — засмеялся солдат, — я в разведроте, мы в тыл врага ходим языков добывать.

— Каких, вот таких? — высунула свой язык Варя.

— Варя, — укоризненно сказал брат, — разве можно взрослым язык показывать.

— Ничего, — засмеялся солдат, — сестренка у тебя хорошая. Ты ее береги. Давеча мне такую книжку хорошую читала, о том как собачку утопили. Веришь ли, нет, на войне столько крови навидался, а тут не выдержал и заплакал. До того мне собачку жалко стало, а мужика этого Герасима еще жальче.

Вася стыдливо опустил голову, вспомнив, как он смеялся над этим солдатом.

На железнодорожном вокзале пошли искать санитарный поезд. Дежурный по перрону сказал, что санитарный поезд стоит на третьем пути и отправляется только через полчаса. Все с облегчением, радостно вздохнули и побежали на третий путь. У состава поезда Анна подошла к первому встречному санитару и спросила, где найти капитана Соколова. Тот указал вагон. Алексей стоял у вагона и разговаривал с каким-то военным. Увидев бегущих к нему детей, он растерянно и одновременно радостно развел руки и пошел к ним навстречу. Первым подлетел Дима, отец подхватил его на руки и высоко поднял над головой. Вася с Варей прижались к отцу с двух сторон. Сияющая от счастья, Анна остановилась от мужа в двух шагах. Алексей, поцеловав Диму, медленно опустил его на землю и шагнул к жене, которая сразу же утонула в его крепких объятиях. Затем наступила очередь Васи и Вари. Андрейка стоял в сторонке, понурив голову, ковырял носком сандалия перрон.

— Я ведь, Аня, попросил Владыку Луку помолиться о том, чтобы мне с вами увидеться. Смотрю, вас все нет и нет, я решил уже договориться с комендантом вокзала, передать вам гостинцы. А вы тут как тут.

— Папа, это все щука сделала, — сказал Дима.

— Какая щука? — не понял отец.

— Мы с Варей щуку сегодня волшебную поймали, вот по щучьему велению тебя и встретили. Правду же, Варя, я говорю?

Варя покраснела, так как ей не хотелось перед отцом выглядеть наивной простушкой, верящей в щуку, все-таки ей девять лет.

— Ну что же, — сказал отец, — по щучьему, так по щучьему. Вы почаще таких щук ловите. А ты как у нас поживаешь? — потрепал он по голове старшего сына, — ведь ты в семье сейчас первый помощник у мамы.

— Он у нас молодец, кормилец в семье, — поспешила похвалить сына Анна.

И тут же нагнувшись к уху мужа, прошептала:

— Леша, видишь вон того мальчика, его Андрейка зовут. Он круглый сирота. Его сегодня Вася привел, просит у нас оставить. Как ты, согласен?

— А ты то, сама как, потянешь? Не тяжело тебе будет? — участливо спросил муж.

Дети, поняв о ком идет совет родителей, замерли в ожидании вердикта.

— Тяжело, конечно, будет, но с Божьей помощью как-нибудь справлюсь.

— Ну, если с Божьей, то я не против, пусть будет еще один сын.

Затем он подошел к Андрейке и протянул ему руку:

— Давай с тобой знакомиться. Соколов Алексей Николаевич, капитан медицинской службы.

Андрейка приосанился и, пожимая руку, важно ответил:

— Андрейка Серьмяжин, я сам по себе гуляю, где придется.

Алексей засмеялся и, подняв на руки парнишку, спросил:

— Ну, что, Андрейка — сам по себе, хочешь, я твоим папой буду?

— Нет, — замотал головой Андрейка.

— Это почему же? — удивился Алексей, ставя паренька опять на перрон.

— А ручищи-то у тебя о-го-го какие. Небось, как шваркнешь ремнем, мало-то не покажется.

— У нас папа никого ремнем не бьет, — заверила Андрейку Варя.

— Мама иногда только тапком может по заднице огреть, но это совсем не больно, — поспешил вставить уточнение Дима.

— Да и то, когда вы доведете меня до белого каления, — оправдывалась мать.

— Ну, раз ремнем не бьют, тогда я согласен.

В это время санитар вынес из вагона солдатский вещевой мешок, чем-то набитый. Алексей надел мешок на Васины плечи.

— Тут я вам гостинцев скопил: сахар, сухари, тушенка, даже конфеты есть.

— Какие конфеты, подушечки? — поинтересовался Дима.

— Да нет, получше подушечек будут, это шоколадные, трофейные.

— Навряд ли что есть вкуснее подушечек, — покачал с сомнением головой Дима.

Просвистел дежурный по перрону. Паровоз несколько раз громко чавкнул, выпустил пар, прогудел и стронул вагоны с места. Алексей быстро поцеловал всех детей, включая и Андрейку, и прильнул губами к жене. Затем догнал медленно отходивший вагон и запрыгнул на подножку. Дети побежали вслед за вагоном, махая руками. Андрейка, заливаясь смехом, бежал впереди всех, его пытался догнать Дима. Тут Анна, спохватившись, закричала:

— Дети, дети, быстрее расстегните воротники и покажите отцу, что у вас есть на груди.

Андрейка не задумываясь, залихватски рванул на себе ворот рубахи, так что посыпались пуговицы, и оглянулся назад, посмотрите мол я какой. Он, увидел, как дети достали нательные крестики и показывают их отцу. Он с недоумением скосился на свою грудь и в растерянности остановился. Другие, обгоняя его, все еще бежали вслед за поездом. Когда возвращались назад, то увидели на перроне одиноко стоящую фигурку Андрейки. Его худенькие плечи содрогались от рыданий.

— Что с тобой? Что случилось? — окружив Андрейку, спрашивали они.

— У меня, у меня, — повторял он, всхлипывая.

— Да что у тебя? — недоумевали дети.

— У меня нет крестика, — и Андрейка заплакал еще громче.

Все облегченно вздохнули.

— Хочешь, я тебе свой отдам, — с готовностью стал с себя снимать крестик Вася.

— Погоди, сынок, — сказала ему мама, — этот крестик тебе дали при крещении. Андрейке мы купим новый крестик. Ты у нас как, крещеный? — обратилась она к Андрейке.

Тот поднял заплаканное лицо на Анну.

— Не знаю.

— Ну, тебе мама твоя чего-нибудь говорила, есть ли у тебя крестный?

Андрейка отрицательно замотал головой.

— Раз так, то мы с тобой завтра пойдем в Покровский собор и посоветуемся с батюшкой. Он тебя окрестит и сразу повесит на шею такой же, как у детей крестик.

— А кто у него будет крестным? — спросила Варя.

— Вася его привел, он пусть и будет крестным, — сказала мама. — Ты как, Вася, согласен?

Тот пожал плечами:

— Не знаю, а что должен делать крестный?

— Крестный должен воспитывать крестника, чтобы тот стал настоящим христианином.

— Да я сам не знаю, как быть настоящим христианином, — признался Вася.

— Мы все с вами мало что знаем, — улыбнулась мама, — так что будем учиться все вместе. А Бог нам обязательно поможет.

Март 2005 года,
г. Самара.