Родные во Христе
До революции такое случалось нередко: члены одной семьи друг за другом приходили в монастырь. На Валааме о возрождении традиции, угасшей в советские годы, свидетельствует семья Подоровских.
Евгений — в монашестве Евстафий — почти десять лет подвизается на Валааме. Его старший сын Виктор — в постриге нареченный в честь преподобного Антония Киево-Печерского — благочинный Свято-Заволжской Честного Креста Господня обители Самарской епархии и преподаватель греческого языка в СамПДС. А три года назад вслед за отцом на Северный Афон устремился и младший сын, ныне рясофорный послушник Дионисий.
Иеромонах Антоний
«Основатель» этой необычной династии, Виктор, с детства был тихим и послушным, с ровесниками во дворе почти не играл — зато очень любил читать. Став подростком, нашел себе духовного отца, с которым поддерживает связь до сегодняшнего дня, принимая его советы и наставления беспрекословно. Благословение на монашество Виктор, воспринял как волю Божию и стал монахом в 22 года с именем Антоний. Его примеру последовал и родной отец.
Его отец Евгений в возрасте 42 лет, в 2005 году, пришел в Валаамскую обитель, а в 2011-м был пострижен в мантию с именем Евстафий. В переводе с греческого — «твердо стоящий, стойкий, неизменный». В миру работал геологом. Отец Евстафий высокого роста и весьма сурового вида. Но в общении чувствуешь: нрав у него добрый.
— Когда я помогал строить кельи в женской общине у себя в Самаре, был у меня тайный помысел, что где-то строится и моя келья, — вспоминает отец Евстафий. — Так оно и вышло. Я приехал на Валаам десять лет тому назад на все готовое. Тяготы строительного креста здесь не понес. В монахи меня постригли в 2011 году, дали имя в честь преподобного Евстафия Киево-Печерского. Он был золотых дел мастер и очень состоятельный человек. Как-то все свое богатство собрал и отдал в монастырь. А потом соблазнился мыслью, что его деньгами неправильно распоряжаются, распыляют не по делу. За то, что поддался искушению, он сильно пострадал, потом раскаялся и понял, что если уж вверил свою судьбу Богу, то надо свое плотское мудрование оставить.
— Ваше имя редкое, как Вы его восприняли?
— Очень долго, как и вся братия, пытался его запомнить. Господи, как же меня звать? Евстратий, Евфимий?.. Имен на «Ев» в синодике достаточно много, вот и начинаешь в голове перебирать: «Кто же я теперь?» Но монаху не следует настаивать на том имени, которое ему нравится, он должен полагаться на волю Божию. Я так и сказал перед совершением пострига: «Владыка, я бы хотел услышать мое монашеское имя от Вас». Он ответил: «Это правильно».
— Отец Евстафий, как Вы относитесь к тому, что Дионисий был Вам сыном, а теперь стал братом?
— Да, хороший вопрос. В принципе отношусь нормально, ведь мы все братья во Христе. Он, конечно, приезжал на каникулы на Валаам, мы встречались, как родственники. А через пять лет и он приехал в эту святую обитель навсегда. Но это был уже другой человек, чем тот, с которым мы расстались. Повзрослел не только годами, но и умом. И я понимаю, что, с одной стороны, он мой сын, а с другой — это личность, у которой свой разговор с Господом. И я там третий лишний. Когда он у меня спрашивает совета или помощи, я его, как и любого другого брата, должен поддержать. Если мне что-то не нравится — в крайнем случае, могу что-то сказать, но очень мягко.
В монастыре отец Евстафий относится к своему младшему сыну (рясофорному послушнику Дионисию) как к одному из братьев, никак не выделяя среди остальных. Главное, говорит он, уважать личный путь к Богу и не пытаться подстроить его под себя.
— А замечания ему делаете?
— Делаю, примерно так же, как и любому другому брату. Вообще я не люблю делать замечаний. Хотя отец Савва (иеромонах Савва, один из духовников Валаамской обители. — Прим. ред.), чьи советы я воспринимаю как милость Божию, поскольку он гораздо опытнее, как-то сказал: «Ты, как старший, если видишь нечто недолжное, должен с миром и любовью к брату сделать замечание. А если не можешь с миром и любовью, то это будет не на пользу». Вот я и говорю, что не люблю делать замечания, так как не всегда получается на пользу. Иногда лучше промолчать.
— Дионисий рос послушным, или, как многие мальчишки, озорным?
— У меня никогда не было с ним проблем. Это просто милость Божья. В свое время стоял вопрос о хиротонии меня во иерея, местный архиерей меня пытался привлечь к служению. И я пошел к старцу. Тот сказал: «Тебе у Престола Божия не стоять, но милость Его на твоих детях будет». Вроде так всё к тому и идёт.
Во всем надо полагаться на волю Божию, считает отец Евстафий. Ведь человек немощен и не может заранее знать, что для него хорошо, а что плохо.
Монах Евстафий
— Однажды мой старший сын иеромонах Антоний серьезно заболел. Я молился о нем. Сочувствовал, что человеку тяжело. Но не просил у Бога, чтобы Он сделал по-моему, а обращался к Нему со словами «Ты Сам лучше знаешь» и «Слава Тебе, как бы все ни закончилось». И это главное. Нерв монашества — прочувствовать волю Божью.
— А как познать волю Творца, что для этого, на Ваш взгляд, нужно делать?
— Для начала — отсечь свою волю. В этом все! Пока ты чего-то активно хочешь или не хочешь, воля Божья для тебя закрыта, потому что внутри звучит свое «хочу!». Господа можно услышать только в безмолвии, в тишине сердца, в чистоте от всяческих помыслов, даже если вокруг рынок шумит. Только тогда можно узреть Бога и познать Его волю. И иногда нам, монахам, какими бы мы не были, Господь дает Себя прочувствовать. Посылает благодать, которую четко ощущаешь.
— На каком послушании Вы трудитесь?
— Начальник Вещевой службы (Рухольный). Еще читаю на клиросе и веду монастырскую летопись. Конечно, хотелось бы больше безмолвия, а тут вдруг раз — и товарно-денежные отношения. Но я чувствую благодать Божью. И, когда бываю в Петербурге по делам, у меня молитва легко идет. А возвращаюсь обратно — она исчезает.
— Другими словами, исчезает защита?
— Да, и я понимаю, что это все Господь. Поскольку Он меня сам на это служение поставил, Он и покрывает меня в большом и многолюдном городе. Там чувствуешь, что Господь рядом, как бы за руку с Ним ходишь все время по Питеру. Это непередаваемое ощущение. А вот в родной обители я должен «ковыряться» сам, тут уже приходится серьезно «напрягаться».
— Есть ли Ваша заслуга в том, что сыновья выбрали монашеский путь?
— Нет. Это их выбор. Я их вырастил, воспитал, как мог. Если что-то получилось в моем отцовстве — слава Тебе, Господи. А в качестве лично моих достижений — я вижу только одни ошибки. Вот и все. А их жизнь для меня теперь «чужая епархия», как и жизнь других братьев.
— Позвольте задать, может быть, немного необычный для Вас как отца вопрос. Вы чему-то учитесь у своего сына Дионисия?
— У послушника Дионисия? Я вижу много того, чему пытаюсь учиться. Стараюсь видеть, и Господь мне открывает — не только в нем, а во многих братьях. Я просто наблюдаю за ними: «Ну, ничего себе, как он! А я вот так не могу». Это же творение Божье, это же человек, который живет Церковью. Он находит благодать и живет в Духе, как все мы.
— Наверно, нелегко перенимать лучшее у других, осознавая свою немощь?
— Я больше скажу. Если в человеке не видишь примера для подражания, то тут надо крепко призадуматься уже о себе. А у меня-то все в порядке? С другой стороны, если человек не преуспевает духовно — это большая трагедия. И тогда о нем нужно плакать, как о раненом.
— Что Вы подразумеваете под понятием «духовное ранение»? Объясните, пожалуйста.
— Ранение тяжелое — это когда у человека поведение меняется в худшую сторону, когда он охладевает. Возможно, у него в душе, что-то произошло нехорошего. И если брат в результате уйдет из монастыря, отвратится от Церкви — это практически смерть. Проблема еще в том, что люди приходят не готовыми к такой жизни. Вчера гулял, а сегодня уже монах. Я вот, например, вместе с сыновьями до монастыря более пяти лет был членом приходской общины при нашей церкви. И полагаю, это весьма неплохая и нелишняя подготовка к монастырю.
— А Вы встречали в своей жизни святых людей?
— Как ни странно, в миру встречал, и не раз. Разговариваю с какой-нибудь женщиной, с матерью-одиночкой. Она, естественно, смотрит на меня снизу вверх — о, монах с Валаама! Я, естественно, держусь строго: не дай Бог ей повредить, ведь хвалить за праведность нельзя, это очень опасно для души. Вот стою перед ней весь важный такой, а в душе отлично понимаю, что реальная ситуация радикально противоположна. Слушаешь, как она рассказывает про свои переживания, что съездила в паломничество, молится ночи напролет, потом на работу, все время плачет, просит помолиться, считает себя справедливо несущей такой крест за свои грехи. Благодарит Бога, что Он милостив, — мог ведь и похуже наказать. У меня от такого просто рот открывается, думаю: «Да ты с кем разговариваешь, недостойный?». Ну а в монастыре я некоторых братьев «сильно подозреваю в святости».
— То есть Вы хотите сказать, что хвалить нельзя даже за добрые поступки?
— Однозначно нельзя. Когда мы человека превозносим, поем ему дифирамбы, то в любом случае только вредим. Главная наша проблема и духовное повреждение, основная наша боль — это наша гордость. И мы растравливаем, колупаем эту рану. Так ни в коем случае нельзя делать. Максимум, что можно, это поблагодарить. Благодарностью благословенной, освященной. Причем, поблагодарить в первую очередь Господа и Богородицу, а во вторую — человека, что бы он тебе хорошего ни сделал.
* * *
Послушник Дионисий
Четыре года к отцу Евстафию на каникулы приезжал младший сын Денис. Он в то время учился в духовной семинарии Самарской епархии. Во время учебы выбирал дальнейший жизненный путь. Размышлял, стать ли ему белым священником, семейным, или предпочесть иночество. На первый курс семинарии вместе с ним поступило 34 абитуриента, а закончило всего семеро. Из них по монашеской стезе пошел лишь Денис. На Валааме он с 2011 года. Сейчас рясофорному послушнику Дионисию 27. Как и отец, он высок ростом, держится спокойно и степенно. Разговор ведет не спеша, будто подбирает слова и не хочет ими сорить. Скажет коротко и сразу замолкает.
— Мне понравилась отдаленность этих мест, а главное — люди, которые радушно со мной общались. Получился такой коктейль приятных впечатлений и эмоций, очень вкусный, — вспоминает он свои первые впечатления о Валааме. — После школы, конечно, были еще сомнения насчет дальнейшей судьбы. Решал, пойти ли в Аэрокосмическую академию в Самаре или в духовную семинарию. Выбрал второе.
— А почему именно такую — монашескую, для многих трудную дорогу выбрали к Богу?
— Да ничего чудесного в этом не было. Духовник благословил стать монахом, и я его послушался.
— Подождите. Духовники многих благословляют на определенные шаги в жизни, да не все это делают. Вы почему так поступили?
— Ну, не знаю. Наверно, потому, что с детства вместе с папой и старшим братом жил при приходе. Я видел людей, которые меня там окружали, сравнивал их поведение, мировоззрение с теми, что встречал вне Церкви. Путь монашества показался мне самым легким для спасения и, если хотите, — естественным. Четыре года, проведенные в Валаамской обители, только убедили меня в правильности моего выбора.
— Какое у Вас послушание?
— Каждый день пою на клиросе. Еще послушаюсь помощником Келаря. Я его секретарь, работаю с документами, занимаюсь заказами, чеками, накладными. Никогда раньше не имел с этим дела. Привык видеть результаты своей работы сразу. Вот, например, нашел новые ноты, распечатал, принес братьям на клирос, они обрадовались — петь удобнее стало. А тут кажется, что бумажки впустую перебираю. Иногда наваливаются помыслы — а тем ли я занимаюсь? Но ничего, смиряешься, видимо, таков промысел Божий. Может, оно и к лучшему. Не факт, что на другом послушании легче будет. Как говорится: «Хорошо там, где нас нет». Ну, спаси Господи, мне уже пора идти.
* * *
В нашей стране издавна ценились рабочие, ученые, артистические династии. В таких случаях говорили: «Как здорово — сын пошел в отца». В Валаамской обители сложилась своя, монашеская династия. В миру родители очень часто чуть ли не до конца своих дней опекают детей, считая их своей собственностью. Такая любовь духовно калечит человека. Да и настоящая ли она? Ведь любовь, по слову апостола Павла, не ищет своего.
У отца Евстафия нет больше сыновей Виктора и Дениса, а есть отец Антоний и брат Дионисий. В их семье каждый выбирал путь самостоятельно. Их вдохновляли не слова, а поступки близких. Именно о таких людях сказано в Евангелии: «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19:29).
Опубликовано: 24/01/2015