Быть злым к неправде — это доброта

Убить нельзя жалеть Гитлера

Помните вопрос, ответ на который якобы затруднителен с нравственной точки зрения: убить или не убить Гитлера (в детстве, в юности), пока он ещё не совершил своих преступлений, пока не загубил миллионы жизней, и тем как бы предотвратить множество других смертей? На самом деле нравственный ответ очевиден: убийство — грех.

Тогда возникает другой вопрос: когда Гитлер стал Гитлером? Ответ на него уже не столь очевиден, потому что сначала он стал Гитлером в душе, приобрёл направление воли, мысли, чувства, приведшее его впоследствии к тому, чем он стал. Однако этот период — область духовного, внутреннего. Здесь можно обратить внимание лишь на то, что в обществе должны пресекаться все возможности для развития человека в таком ключе. Если же они не только не пресекаются, но сознательно созидаются, внедряются, значит общество смертельно больно, а люди, в чьей компетенции эти процессы — преступники.

Когда же Гитлер стал тем человеком, который заслуживает смертной казни? И кто больше виновен: сам Гитлер или те, кто его создали как машину убийства? Или, может быть, убить Гитлера — вообще грех и преступление, даже Гитлера-убийцу миллионов?

Тогда чем был Нюрнберг, и кем были приговорённые к повешению и повешенные нацисты — неужели жертвами? Всякий здравый умом человек понимает, что Нюрнбергский процесс был социальной прививкой против нацизма, направленной в будущее, которая, к сожалению, сегодня перестала работать. Точно так же нетрудно понять, будучи в здравом уме, что настоящая доброта не имеет ничего общего с теми, кого поэт Василий Фёдоров назвал «добренькими».

Не бойтесь гневных,
Бойтесь добреньких;
Не бойтесь скорбных,
Бойтесь скорбненьких.
Несчастненькие
Им под стать.
Всегда с глазами смутно-красными,
Чтоб никому не помогать,
Они прикинутся несчастными.
Заметив
Слёзный блеск в зрачках,
Не доверяйте им
Ни чуточку…
Я, попадавший к ним на удочку,
Порвал все губы
На крючках.

Злые дети

Тонка грань между благодатной любовью к врагу и рядящимся под неё бесчувствием, ложной добротой. Помните как некий «добрый» хозяин жалел своего пса и потому отрезал ему хвост по кусочку, раз за разом причиняя несчастной животине страдание? Добрый и глупый садист, садист по недомыслию — не такая уж редкость. Хотя встречаются и по-настоящему злые дети, которым доставляет удовольствие «резать хвосты».

Помню ток-шоу о девятилетней девочке, которую жестоко избили одноклассницы. «Месили» ногами в берцах по голове, по лицу, били в живот — девочка чудом осталась жива. Родители обратились к телевизионщикам, опасаясь за жизнь ребёнка. Ситуация обострялась тем, что следствие явно велось не в интересах пострадавшей, даже помощь психолога была оказана только нападавшим, а девочке-жертве психолога почему-то не дали, да и дело заводить не хотели.

Наверное самым ужасным в этом ток-шоу были призывы к девочке, жаждущей защиты от правосудия, девочке не знающей как жить дальше, призывы простить своих обидчиц. Все эти слащавые словеса о прощении на фоне безнаказанности озверевших подростков — настоящее нравственное преступление. Как смели взрослые «добренькие» требовать святости от жертвы, не обеспечив самого элементарного правового поведения со стороны её обидчиц.

Вообще эта дурная манера призывать к святости жертву вместо того, чтобы призвать к ответу агрессора — очень опасная тенденция, чреватая разгулом преступности (безнаказанность порождает чудовищ). Сорняки на любом огороде сильнее культурных растений, потому сначала должен быть осуждён и наказан виновный, чтобы не повадно было впредь и чтобы другим не захотелось «поиграть» в подобные игры.

Собственно прощение — акт внутренний, духовный, в некотором смысле — личное дело каждого. В отличии от наказания преступника — важнейшего социального дела, охраняющего нормальную жизнь общества.

«Онижедети»

Майдан породил множество новых мемов^[1], не только от Псаки. Один из первых — «онижедети». Вспомнила о нём я, когда вице-премьер РФ Дмитрий Рогозин сравнил Госдеп со злыми детьми:

«Ведут себя как маленькие злые дети: радуются чужим неудачам, завидуют чужим успехам и норовят всюду подножку поставить. И после всего этого ещё требуют к себе уважения».

И тогда же всплыло в голове евангельское «Будьте как дети!».

Какие же разные эти «дети»: одни злы по неразумию, другие — по злой воле, третьи — бесхитростны и просты сердцем, как и Сам Господь! Первые — порождение вторых, они готовы убивать третьих, и убивают их на Донбассе: цинично или трусливо, волей или неволей несут смерть мирным и беззащитным людям, детям…

Украина ныне похожа на злую девочку, готовую «месить» берцами всякого беззащитного, кто не даст отпор. Странно и весьма симптоматично, что украинский народ в большинстве своём легко повёлся на дешёвую пропаганду и согласился убивать своих братьев.

«За что?» — вопрошают под обстрелами жители Новороссии. За неприятие бандеровщины, за любовь к России — говорят им в ответ. Но я ловлю себя на мысли, что формулировка «За что?» неверна. Правильнее спрашивать «Зачем?», «Для чего?», «Почему?», ибо в таком случае появляется шанс понять настоящие причины войны. «За что?» предполагает вину убиенных страдальцев, а её нет, они ни в чём не повинны перед жестокосердыми убийцами.

Но как страшна и опасна (для самой же Украины, для мира) безнаказанность преступлений украинствующих бандитов. Сам Дмитрий Ярош, главарь Правого сектора и депутат ВРУ, сказал об участниках т. н. АТО: «Мы все совершаем уголовное преступление». И резюмировал после: «Никаких последствий не будет». Безнаказанность — одна из движущих войну сил. Ополченцы, защищающие Донбасс от бандеровской и натовской чумы, мотивированы высокими человеческими идеалами, ценностями, в отличие от чёрнорубашечного сброда, который смел только с женщинами, стариками да детьми.

«Дочь Вавилона, опустошительница! блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! Блажен, кто возьмёт и разобьёт младенцев твоих о камень!» (Пс. 136:8–9). Традиционно под младенцами понимают грехи — сорняки на поле души, не выросшие ещё и не захватившие всё поле целиком под власть духов злобы поднебесных.

Различение добра и зла, отсечение от себя зла — необходимое условие нравственного роста и доброделания. «Надо все дурное, также и страсти, борющие нас, считать не своими, а от врага — диавола. Это очень важно. Тогда только и можно победить страсть, когда не будешь считать её своей» (Прп. Никон Оптинский).

Православные убивают православных?

Когда сегодня говорят, что на Донбассе православные убивают православных, это не совсем верно. Лобовое восприятие этого «мирумирного» тезиса на самом деле служит делу разжигания войны, потому что подаёт проблему с ракурса, выгодного зачинщикам бойни. Стоит додумать это утверждение до конца, и станет очевидно, что в нём уравниваются агрессор и жертва, а значит стираются границы между добром и злом, ликвидируется понятие греха (а значит и покаяния) и, главное, обнуляется сопротивление злу.

Формальный подход в данном случае равносилен обману, подмене. Можно согласиться с тем, что русские убивают русских, но утверждение «православные убивают православных» — ложно, несмотря на то, что многие из карателей действительно считают себя православными. И куликовцев в Доме профсоюзов жгли причисляющие себя к прихожанам УПЦ МП, но разве таковые действительно — православны? Если да, то значит нет греха и не нужно покаяние, тогда нет ни правды, ни истины, и палач и жертва, грешник и праведник ничем не отличаются друг от друга.

Соучастие в злодеянии (вольное или невольное) — грех, ибо приобщает ко греху и отлучает от Господа. Соучастие во зле — акт отлучения от Христа и приобщение к противнику Его, диаволу.

К какому же злу можно считать приобщёнными каждого, кто идёт на Донбасс с нацистскими лозунгами и оружием, с готовностью стрелять по мирным городам вопреки конституции и здравому смыслу? Зло первое — инфантилизм, безрассудное послушание манипуляторам и преступникам во власти, безответственность перед Богом, обществом и самим собой. Зло второе — согласие на убийство инакомыслящих. Зло третье — содействие колониальному захвату страны внешними силами, предательство интересов родины и своего народа. Зло четвёртое — участие в лживой, подлой войне против собственного народа. Зло пятое — оправдание всех предыдущих зол патриотическими и даже религиозными причинами. Зло шестое — разрушение, уничтожение собственной страны. Зло седьмое — отказ от своих исторических корней, культуры. Зло восьмое — приятие фашизма, ибо «фашизм не мнение, а преступление»^[2].

Не уверена, что перечислила всё, что следует. Не думала и об иерархии имеющихся в наличии зол. Акцент на другом — причастность злу, соучастие в злодеянии, поощрение злодейства. И не суть важно, кто и что думает, кому что кажется или снится, важно, что есть на деле — факты. Лживой трактовкой понятий и фактов ныне искажают реальность, но реальность нельзя отменить, её можно только подменить (солгать или обмануться).

СПИД социальный и духовный

В начале майдана, когда онижедети-нацисты жгли Беркут, многие сочувственно относились именно к преступникам-неонацистам. Ненормально это было и невыносимо, мерзавцев надо было ещё тогда, в самом начале, остановить силой, надо было пресечь, потушить раздуваемый ими пожар войны. Однако такая позиция защитникам майдана и его сторонникам казалась злом, насилием. Тогда началось и расслоение в обществе, и разруха в головах, причём различие не политическое, как нам все время внушают, а духовное: толкование  того, что есть добро, что есть зло.

«Если увидишь грешащего человека и не пожалеешь его, то благодать оставит тебя. А кто ругает плохих людей, но не молится за них, тот никогда не познает благодати Божией» (прп. Силуан Афонский). И всё же, жалеть можно по-разному.

Организм, разучившийся сопротивляться микробам, не различающий здравые и заражённые вирусом клетки, заболевает СПИДом и гибнет. Потому жалость к грешнику должна быть не чувственная (потакающая), а духовная (содействующая просвещению Христом), и в руках должна быть палка против злой, бешеной собаки, чтобы не позволить ей искусать ребёнка.
Ненаказание преступников — это поощрение преступлений. Если социум перестанет карать преступников, наказанными окажутся нормальные граждане, а общество поглотит хаос и разруха, в котором, как микробы, царствуют злодеи. Государство обязано пресекать злодеяния посредством осуждения и наказания преступников, иначе оно само становится преступным.

Наказание как благодеяние

Церковно-славянское слово «наказанiе» означает научение или наставление. «Приимите наказание, да не когда прогневается Господь» (Пс. 2:12). Свт. Афанасий Великий в своём «Толковании на псалмы» так объясняет эти слова: «Приимите наказание, то есть, учение евангельское».

Здесь уместно вспомнить древних греков, которые считали, что самое страшное, что может случиться с заблудшим или с негодяем — это не быть наказанным.

«Ненаказание для греков было самым страшным, что с человеком может случиться. <…> Ты больше всего наказан, если за время своей жизни не успел быть наказанным за то, что совершил. <…> И наоборот, считали, что самым страшным образом можно наказать негодяя, — не наказывая его. Тогда все его шансы на то, что он пройдёт какой-то путь, будут потеряны» (М. Мамардашвили^[3]).

В таком случае безнаказанность — это нелюбовь в квадрате, злодеяние, преступление и в отношении к самим преступникам. Оно лишает их шанса очнуться и покаяться, перемениться. Безнаказанность убивает не только жертву, но и самого агрессора, а потому является дьявольски бесчеловечным, убивающим дважды.

Прав поэт Евгений Евтушенко, когда говорит: «Быть злым к неправде — это доброта»^[4], тысячу раз прав. И неправы «добренькие», содействующие укреплению зла в мире и в заблудших человеках, когда «мирумирными» словесами потакают преступникам, закрывая глаза на всё, якобы из благих побуждений. Такого рода благими намерениями вымощена дорога в ад.

Радонеж