Жизнь после жизни

Катастрофа обрушивается не сразу, она таится, копится, она незаметно собирается в сердце, уплотняется. Напряжение нарастает, но человек не сразу замечает как изменяется под прессом обстоятельств. Ощутив, осознав себя лягушкой в кастрюльке, он торопится выскочить из неё.

Сначала кажется, что главное — убежать из сумасшедшего дома, из ада, а потом уж как-нибудь проживём. Когда наступает это самое «потом», человек по инерции живёт, действует, решает жизненные проблемы. Со временем он начинает замечать, что не совпадает с окружающим миром, с людьми вокруг — они другие, ещё не обожжённые не-жизнью…

Как говорил известный герой Достоевского, осознавать — это болезнь, настоящая, полная болезнь^[1]. И в страданиях она только усугубляется, обостряется…

Человек, даже беженец, не может жить как хомячок в банке. Слишком много нужно человеку для жизни: дом, связи, подходящая среда обитания, свобода выбирать. И свобода эта, может быть, дороже всего на свете, особенно, когда она ограничена, когда её почти нет. Иначе — хомячок в банке или, по Достоевскому, — курица в курятнике, пусть даже «хрустальном»*.

Потому многие не уезжают, пока можно жить на насиженном месте в относительно привычном ритме — выживать. Мучаются двойственностью положения, но терпят, скрепя сердце. Терпят и ждут чего-то немыслимого, невероятного… Чуда? Да, именно чудом можно было бы назвать исцеление нынешней Украины. Я в него не верю. Ещё в 2012 году написала:

Жизнь уже невозможна,
смерть же медлит пока.

С тех пор многое изменилось, многие погибли, повлияв своей смертью на наше послежизние: погибшие на майдане беркутята, активисты восставшего Донбасса, одесситы-куликовцы, расстрелянный нацистами о. Павел Жученко, Олесь Бузина…

Люциферов, ведьм и виев
Больше стало — плачь Юкрайна!
Всё темнее хутор Киев,
Бесы скачут — файно, файно!
Наступает царство Хама,
Больше лбов тупых и узких.
Не пошла дорога к храму,
Матерь ты ли градов русских?
С кем ты, Киев?
Воют волки,
Вторят им твои собаки…
Ставь в святые Святополка
И получишь «лайк» от Псаки!
Как же, Киев?
Брат на брата?
Но воздастся ведь по вере?
Нет, не с краю твои хаты,
Все — заложены Бандере!
Филарет, с расстрижной рожей,
Сеет ересь в край родимый!
Слёз росу гранитной кожей
Льёт твой князь, святой Владимир!

(Георгий Мельник. Хутор Киев)

Это стихотворение было опубликовано на сайте Олеся Бузины 5 марта. По иронии судьбы многие сочли его автором, и после гибели Олеся стихотворение, подписанное его именем, широко разошлось по интернету...

Не могу отделаться от мысли, что такая смерть, как у Олеся — счастье по нынешним временам. Теперь он, вероятно, обрёл свободу от опутавших его земных связей с друзьями из разных лагерей, которые рвали его сердце, мучили его душу, смиряли его разум. В своём последнем интервью на радио «Вести» он сказал, что один его друг погиб, сражаясь за ЛНР, а другой был правосеком и тоже погиб. А ранее, в другом интервью, Олесь говорил, что не поссорился ни с одним из своих знакомых — это было жизненно важно для него. Идеологический раскол, разрыв прошёл по сердцу известного украинского писателя, в этом нет сомнений, но он пытался жить так, словно ничего не произошло, словно жизнь, прежняя, привычная, ещё возможна. Он пытался не измениться, остаться прежним под прессом обстоятельств.

Но в том и дело, что «как только война становится реальностью, всякое мнение, не берущее её в расчёт, начинает звучать неверно» (Альбер Камю). Олесь всё понимал, но отказывался жить в новой реальности, отказывался её принять. В этом была его личная трагедия и личный его героизм — на мой взгляд, ошибочный, но это была ошибка любви. Потому и ушёл он на Светлой седмице — в награду за любовь. «Не великие дела угодны Богу, а великая любовь, с какою они делаются. Нет ничего великого, когда любят мало, и нет ничего малого, когда любят много» (свт. Василий Великий).

Жить после жизни трудно, всё словно встаёт с ног на голову. Оказаться выхваченным из привычной матрицы существования и не смутиться, не срезаться — под силу не всем. Тут становится важным во что пророс душой человек, с чем и с кем оказался сцеплен, чем дорожит более всего на свете.

В трудных жизненных обстоятельствах отметается всё наносное, остаётся только главное — настоящее. Люди зачастую становятся похожими на здания без фасадов — на них ещё надо научиться глядеть правильно, чтобы не спотыкаться о разбитую не-жизнью облицовку, а зреть в самый корень.

В этом особенность жизни после жизни: корни оголяются и остро встают последние вопросы о смысле, о  добре и зле.

«Каждое зло, хотя и имеет разной степени влияние на человека, на окружающий мир, но в этом влиянии — семена смерти. Если зло не остановить, не пресечь, не локализовать, оно начинает распространяться, захватывая все большее и большее пространство, и в границах этого пространства развивается бацилла смерти» (Патриарх Кирилл). В контексте вышесказанного убийство Олеся Бузины — символично: его убила Украина, в здравомыслие которой он не переставал верить вопреки очевидности.

С дьяволом бесполезно спорить или договариваться, его надо побеждать, иначе победит он. А победив, он непременно надругается над самым дорогим, самым святым для нас, он убьёт всё, что животворит нас, убьёт наших детей, наших любимых, наших друзей, убьёт нас самих и погубит мир.

Есть, конечно, и жизнь после смерти — не менее сложная, возможно, чем жизнь после жизни. Но это уже другая тема, касающаяся жизни будущего века...

Радонеж